Церковные деятели средневековой Руси XIII - XVII вв. - Страница 22

И друзья и родственники митрополита в середине 70-х годов переживали плохие времена. Алексей был близок с боярским родом Вельяминовых. В их фа­мильной «богомольне» — Богоявленском монастыре — он начинал свой иноческий путь. Однако Дмитрий Иванович весьма круто обошелся с Вельяминовыми. В 1374 г. он отобрал у них фамильную привилегию — пост московского тысяцкого. А когда один из Вельяминовых, озлобившись, бежал сначала в Тверь, а затем в Орду и принялся там интриговать против московского князя, Дмитрий, изловив изменника, приказал отрубить ему голову. Это была первая пуб­личная казнь в Москве.

Опала на Вельяминовых совпала со скандальным поражением московского воеводы Александра Пле-щея, родного брата митрополита, в бою с новгород­скими ушкуйниками под Костромой. Летописец, не скрывая иронии, рассказывает о том, как воевода Плещей бежал от врага, «плещи (то есть «плечи».— Н. Б.) показав». Это история могла стать предметом обсуждения и даже попасть в летопись только в обстановке падения авторитета и влияния Алек­сея.

На закат могущества Алексея указывает и еще одна фраза из летописи. В 1376 г. литовский митро­полит Киприан потребовал, чтобы Новгород признал его своим духовным главой. Новгородцы очень не любили митрополита Алексея за его союз с Москвой и связанные с этим крутые меры в отношении нов­городских владык. Они рады были свергнуть его власть, но из осторожности ответили Киприану ук­лончиво: «Посылай на Москву к великому князю. И если он тебя примет митрополитом на Русь, то ты и нам митрополит»[70]. Примечательно, что новгород­цы в своем ответе ничего не говорят об Алексее и даже допускают возможность того, что князь Дмит­рий отступится от него и признает Киприана.

Среди факторов, влиявших на отношения между митрополитом и московским князем, нельзя забывать и еще один—финансовый. Московские князья знали счет деньгам. Бережливость, доходившая до скупо­сти, была их фамильной чертой. Между тем расходы на содержание митрополии, львиная доля которых по­крывалась за счет княжеской казны, все возрастали и возрастали.

Большие средства шли и на обеспечение Чудова монастыря, основанного Алексеем в московском Кремле в конце 50-х годов. Земля, на которой разместился монастырь, была подарена митрополиту хан­шей Тайдулой в благодарность за исцеление «от глазной болезни». Согласно московскому преданию, на этом месте прежде находилось подворье татар­ских баскаков.

В 1365 г. в монастыре были построены каменный собор, а также трапезная и каменные погреба. Собор был посвящен «Чуду архангела Михаила, иже в Хонех». Митрополита привлекла легенда о том, как Михаил архангел спас некоего монаха Архиппа, жившего в «Хонех Фригийских». Язычники, желая уничтожить церковь, при которой служил Архипп, перекрыли воды реки. Однако вмешательство архан­гела прекратило наводнение. Он ударил жезлом в скалу —и вся вода ушла в образовавшуюся расселину.

Этот сюжет служил своего рода иллюстрацией к идейной программе митрополита Алексея. Небесный покровитель княжеской власти, архангел Михаил вы­ступал здесь как защитник церкви и монашества. Именно поэтому не только в Москве, но и в других русских землях церковники очень любили этот сюжет, часто изображали его на иконах.

Привыкнув к роли главы московского правитель­ства, Алексей и весь уклад своей жизни перестроил на княжеский лад. В его делах все чаще прогляды­вает властный и тщеславный московский боярин. Он обзавелся обширными земельными владениями, ок­ружил себя многочисленной свитой. Помимо духов­ных лиц в нее входили «мирские люди» — бояре, дво­рецкий, казначей, дьяки и более мелкие служилые чины. Митрополичий двор обслуживала многочислен­ная челядь. В своих владениях митрополит пользо­вался почти полной независимостью. «Дом святой Богородицы», как принято было называть митропо­личий двор, превращался в своего рода «государство в государстве».

О масштабах хозяйственной деятельности митро­полита, о его стяжательских наклонностях красноре­чиво свидетельствует завещание Алексея. «Вот я смиренный и грешный раб божий Алексей пишу гра­моту духовную целым своим умом. Даю святому ве­ликому архангелу Михаилу и честному его Чуду (мо­сковскому Чудову монастырю.— Я. Б.) село Жилинское,    Серкизовское,    Гютифцовъское,   Тететцовское, Никола святы на Сосенке, Рамение, что есми купил у Ильи у Озакова, Софроновское с мелницею, Фоминское, Желетовское, Каневское, Душеное с дерев­нями и с бортью, Филиповское с деревнями и с бортью, Обуховскую деревню. А все те села даю с серебром и с половники и с третники и с животиною. А что моя в селах челядь, а на них серебрецо, и не похотят служити, и кто куда похочет, и тем воля, от­дав серебрецо; а кто рост дает, тем воля же; а огород дадут также и Садовская деревня ко святому архан­гелу Михаилу. А монастырь святого Архангела Чуда приказываю тебе, сыну своему великому князю Дмитрию Ивановичу всея Русии, все полагаю на бо­га упование и на тебя, как монастырь святого Ми­хаила побережешь. А садик мой подольный —свято­му Михаилу» [71].

В грамоте перечислены только личные владения Алексея, которые он оставляет своему излюбленному Чудову монастырю. Что касается митрополичьей ка­федры, то ее земельные владения были разбросаны по всей Руси.

Дмитрий Иванович искал возможности поставить возросший экономический и политический потенциал церкви под свой надежный контроль. Князю нужен был преданный, послушный человек в роли хозяина «дома святой Богородицы». В вопросе о личности кандидата на митрополичью кафедру Алексей и князь Дмитрий столкнулись столь резко и бескомпромиссно, что даже самые осторожные летописцы не сумели замолчать этот конфликт. Здесь ярко высветилось глубокое различие целей, которые ставили перед собой митрополит Алексей и московский князь Дмит­рий Иванович. Для первого будущее представлялось в виде своего рода теократической монархии, для второго — в виде единого государства во главе с пра­вителями из рода Калиты. Митрополит мечтал о церковной централизации, об укреплении экономиче­ского могущества и политического суверенитета «до­ма святой Богородицы». Поддержка московских кня­зей в их борьбе за власть была для Алексея лишь наиболее верным путем к этой цели. Для Дмитрия, напротив, сильная централизованная церковь была лишь одним из необходимых инструментов для со­здания единого Великорусского государства. В этом будущем государстве церкви отводилась почетная, но отнюдь не главенствующая роль.

Чем выше возносился червленый московский стяг в 70-е годы XIV в., тем чаще думал князь Дмитрий о том, какую пользу мог бы принести, оказавшись на митрополичьем престоле, его тезка — придворный свя­щенник Дмитрий,  в  просторечии — Митяй.  Это  был яркий, смелый человек. Его удивительная судьба по­служила темой для большого литературного произ­ведения,  вошедшего   в  летописи, — «Повести  о  Митяе».   Он  начинал  свою  карьеру  простым  коломен­ским священником. Великий    князь, часто    бывая в этом    городе — юго-восточных    воротах    московской земли, заприметил  Митяя.  Этот  иерей  резко  выде­лялся  среди  собратьев  не  только  высоким  ростом, горделивой осанкой, зычным голосом, но также обра­зованностью, умом, сильным характерам. Князь при­близил к себе Митяя, сделал своим духовником    и печатником. По-видимому, Дмитрий и просто по-че­ловечески привязался к Митяю. В отличие от суро­вого старца Алексея и окружавших его монахов Ми­тяй был человеком жизнерадостным, легким и весе­лым. Его увлекали грандиозные политические замыс­лы князя Дмитрия. Он    готов    был    верно служить своему покровителю, выполнять любые его приказа­ния. Можно сказать, что Митяй был далеко не самым худшим  в  ряду тех  безродных  фаворитов, которых любили   иметь  при   себе   почти   все  московские  го­судари.

Задумав возвести Митяя на митрополию, князь столкнулся с одной сложностью. Согласно древней традиции, митрополит должен был избираться из числа монахов. В феврале 1376 г. Дмитрий заставил своего печатника принять постриг в придворном Спасском монастыре. Неохотно, «аки нужею», рас­ставался Митяй с привольным мирским житьем, вступал в ряды «непогребенных мертвецов», как име­новали себя монахи. Однако воля великого князя была для него законом. В утешение князь приказал сразу же после пострижения поставить Митяя (в мо­нашестве— Михаила) на пост архимандрита того же Спасского монастыря.  Это  решение великого князя вызвало бурю негодования в среде черного духовен­ства. Но князь пошел дальше: вскоре он начал тре­бовать от митрополита Алексея официального утвер­ждения Митяя своим наследником на кафедре.