Церковное возрождение. Итоги - Страница 3

О том, что это не единичное высказывание, а продвигаемая государственными СМИ позиция, говорит и высказывание лидера «Ночных волков» Хирурга (Александра Залдостанова):

Мы обожествили Победу. Для нас Победа как Христос, а эта 30-миллионная жертва – это как жертва Христа во время противостояния ада с раем, добра со злом… мы узнали, что у нас городов-героев ровно 12, как и апостолов у Христа, среди них один предатель-Иуда – это Киев. И понятно, что Москва – это Богородица[6].

Церковь снова промолчала и на эту риторику не отреагировала.

Более того, она тоже не уклоняется от выражения симпатий к советскому. С одной стороны, это выражение солидарности с государственной властью, а с другой – это признание того, что и в самой Церкви просоветские настроения очень сильны. Последнее вполне объяснимо.

«Церковное возрождение 1.0» не смогло решить первостепенные церковные задачи: массовое крещение 90-х практически не подготовило людей к сознательному участию в церковной жизни. Об этом убедительно свидетельствуют многочисленные социологические опросы. Так, по данным «Pew Research» 71 % граждан России называет себя православными, однако только 6 % посещают богослужение еженедельно[7]. Звучат и критические оценки ситуации со стороны отдельных епископов. Показательны наблюдения епископа Смоленского и Вяземского (ныне – Орехово-Зуевского) Пантелеимона:

В начале 1990-х какой-то наплыв прихожан в храмы был… Люди тогда не приходили в Церковь, а «вламывались» в нее. К сожалению, задержались в ней немногие, и период активного внимания к церковной жизни и воцерковления сравнительно быстро закончился… Процент людей, которые в воскресенье приходят в храм, по моим подсчетам, не более 1 % от населения нашей страны[8].

Необходимо упомянуть и о других важных последствиях помимо посещения храмов: советские люди приняли крещение, но не получили знаний об основах веры. Церковь приняла их такими, как есть, рассчитывая, что они воцерковятся сами, «естественным» путем. Но в подавляющем большинстве советские люди не испытывали никакой потребности измениться, они остались такими же, какими были… Но перемены все-таки произошли: эти «новые верующие» изменили под себя Церковь.

И в этой ситуации незаметно произошла очень существенная мутация. Главный призыв, который Церковь обращала как к отдельному человеку, так и к обществу в целом, долгое время звучал привлекательно: «Давайте сохранять традиции!», «Пренебрежение традициями очень опасно». Вроде бы речь идет о здоровом христианском консерватизме, однако в российском контексте надо сделать существенную оговорку: какие именно традиции мы имеем в виду?

Сегодня в России огромных нравственных и интеллектуальных усилий требует реальное стремление заглянуть вглубь истории – за Октябрьский переворот, за 1917 год, в историю Российской империи. Слишком много времени прошло, слишком много поколений сменилось, слишком многие носители традиций дореволюционной России были сознательно уничтожены. И обращение к церковным традициям XIX – начала XX веков неминуемо превращается в историческую реконструкцию, в любительский спектакль.

Из утверждения, что христианские традиции в России ушли из народной жизни, оказались в забвении, можно сделать два практических вывода:

1. Стоит начать поиск сохранившейся живой традиции.

2. Надо заложить основы для формирования новых традиций, соответствующих тем политическим, экономическим, социальным и культурным условиям, в которых мы живем.

Как христианину, мне это особенно горько признавать, но от лица живой традиции в России говорят только те, кто говорит о «советском». В этом главный секрет привлекательности всего того, что связано с Советским Союзом и коммунистическим прошлым – не только для пенсионеров, но и для молодежи. Нынешний багаж России – культурный, исторический, социальный, философский и религиозный – это не многообразие, а лишь одна живая традиция, которую все знают, помнят и могут передать своим детям. Это советская традиция. И ее триумфальное возвращение в последние годы и есть признание того, что ничего другого в России не осталось.

Таким образом, «Церковное возрождение 2.0» стало важным этапом формирования постсоветской гражданской религии, обеспечивающей идеологическую поддержку государству в консолидации нации. И это во многом предопределило те формы и идеологические конструкции, которые сегодня используются для описания модели развития государства и общества с религиозной точки зрения.

Протоиерей Андрей Ткачев прямо говорит о богоизбранности Владимира Путина, о «периоде расцвета народа Божьего» в годы его президентства и призывает молиться за него:

Бог подарил нам на период восстановления и укрепления нашей многострадальной, бедной и исплакавшейся Родины верховного главнокомандующего и Президента Российской Федерации по имени Владимир, по отчеству Владимирович, по известной фамилии. И нужно признать истину: это Божий человек… Мировая политика – это великая подлость. Подлей Америки трудно найти политическую систему; подлей современной Европы и гаже и ниже ее трудно что-нибудь придумать. Играя с этими подлецами лицом к лицу, здороваясь с ними, потом умывая руки, он играет и обыгрывает их – и молодец! И с ним помазание и благословение Господне[9].

Первый заместитель Синодального отдела по взаимодействию с обществом и СМИ, доктор философских наук Александр Щипков прямо встает на защиту наследия коммунистического прошлого:

Мы видим, как тема декоммунизации используется нашими ближайшими соседями в целях дерусификации. Можем ли мы лить воду на эту идеологическую мельницу? Разумеется, нет, не можем. Поэтому мне кажется естественным принять временный мораторий на любую войну с политическими символами в России, какое бы происхождение они ни имели[10].

Однако, несмотря на то что Церковь делала акцент не на творческом усилии по освоению современной культуры, а на апелляции к прошлому, на реконструкции практик XVIII–XIX веков, многое сделано и для движения вперед. Историк Алексей Беглов признает: «Мы имеем дело не с механическим восстановлением когда-то утраченного, а с процессом инкультурации, с творческим процессом вхождения Церкви в современную – модерную и постмодерную – культуру России и всех стран постсоветского пространства». Другое дело, что найти верные слова для объяснения этого Церковь к началу XXI века не смогла.

«Церковное возрождение» завершилось. Это был маркер переходного периода, времени неопределенности. Православная интеллигенция пережила в эти годы романтический подъем и обращение к Церкви, а для клира и церковной иерархии эти годы стали временем тревог и опасностей. Выбор в пользу «Церкви империи» уже сделан, и церковные институты, соответствующие этой модели, сформированы. Это выбор стабильности, которую гарантирует только близость к государству и покровительство монарха или любого другого авторитарного правителя. Об этой близости клир и епископат читали в семинарских учебниках. Фактически это единственная модель отношений, о которой у них сложилось внятное представление. Новый этап истории православия в России можно так и назвать – неоимперским или, учитывая взаимопроникновение советских и православных традиций, неосоветским.

[11]

Обличающий или угрожающий голос Православной Церкви в современной России можно услышать довольно часто. Властные, грубые, порой нелепые комментарии от ее имени перестали восприниматься как исключение. У одних это вызывает чувство солидарности, у других – раздражение, не так давно появилась новая реакция – смех. Для Церкви в секулярном обществе это довольно неожиданная стратегия, но, по всей видимости, православные убеждены, что за годы «церковного возрождения» и общество, и особенно государство уже удалось изменить в лучшую – постсекулярную – сторону.