Центр мира - Страница 20

Есть в Республике Казахстан военное поселение, куда после 1989 года выводили личный состав Группы советских войск в Германии. И называется это военное поселение, естественно, Мирный. Комендант, майор Анатолий Дмитриевич Смирнов, как-то на досуге посчитал, что если все танки, выводимые из Восточной Европы, разместить на границе между Российской Федерацией и независимой Республикой Казахстан, то расстояние между бронемашинами не будет превышать трёхсот метров. Конечно, огромное количество этого весьма дорогостоящего военного снаряжения было разобрано, пошло на переплавку и под пресс. Но по сию пору на складах Мирного хранилось автоматов Калашникова, снайперских винтовок Драгунова и совсем уж экзотических по нашим временам пистолетов-пулемётов ППШ и ППС, а также трофейных MP-40 в количестве, достаточном для того, чтобы вооружить ими всё население полумиллионного города Талды-Курган поголовно. Включая женщин, стариков и грудных младенцев. Причём во время передачи военного городка властям независимой Республики Казахстан майору Смирнову удалось занизить количество находящегося на базе вооружения как минимум втрое.

К величайшему сожалению майора Смирнова, Мирный находился не в Ставропольском и не в Краснодарском краях. Хотя, кто его знает, располагайся он там, вполне возможно, Анатолия Дмитриевича уже давно вывели бы за колючую проволоку и расстреляли по приговору трибунала. Или стал бы он мультимиллионером и жил на Канарах или на Кипре.

А так его личное состояние едва достигало каких-то убогих полумиллиона долларов.

К счастью, за последние три месяца дела начали идти в гору. Судя по всему, кому-то в Китае потребовалось большое количество тех самых излишков, которые в результате простейших манипуляций с ведомостями и числами образовались на его базе в процессе распада Советского Союза.

Майор Смирнов был довольно осторожным человеком. Схема транспортировки лёгкого стрелкового вооружения через границу была им отработана до мельчайших деталей.

Раз в три дня из Мирного в Урумчи отправлялась пятнадцатитонная цистерна с высокооктановым бензином, по договорённости о реализации ГСМ с истекшим сроком годности. Предотправочный осмотр автомобиля и цистерны майор производил лично. В процессе этого осмотра он укладывал внутрь ёмкости оговорённое количество автоматов и герметически запаянных цинков с патронами. После чего ёмкость заполнялась горючим, горловина опечатывалась, и автоцистерна, за рулём которой сидел ничего не подозревающий водитель базы Бауржан Сапарбаев, отправлялась в путь.

Бензовоз Volvo преодолевал пункт пограничного контроля Хоргос, шёл триста километров до столицы Синьцзян-Уйгурского автономного района Урумчи и сливал горючее на базе по ремонту сельскохозяйственных машин на юго-восточной окраине города. Там трое рабочих-уйгуров «чистили» кузов, извлекали оттуда оружие и цинки с боеприпасами, после чего передавали их бойцам Измаила Башири.

Хозяин базы Юсупбек Вахиди присутствовал на памятном собрании в посёлке Кюнес, когда Измаил Башири призвал к джихаду своих колеблющихся соплеменников.

«Сильный человек, не боится крови, – решил Вахиди. – Может, толк и получится».

В том, что толк может получиться, его убеждали и объёмы оружия, проходящие через его станцию, и то, что это оружие пока молчало.

«Нечего размениваться по пустякам, – усмехался в усы Вахиди. – В нужный момент оно заговорит так, что на его голос откликнется весь мир».

Центр изучения и распространения учения «Живая Этика» Н. и Е. Рерихов, сокращённо именуемый «Центр-Рерих», располагался на первом этаже скорее старого, нежели старинного жилого здания, расположенного между Большой Ордынкой и Большой Полянкой. В Москве было ещё много таких домов – несмотря на то, что богатеющий город реставрировался и отстраивался со скоростью, почти невероятной для столицы развивающейся державы. То здесь, то там даже в центре существовали такие осыпающиеся, пропахшие канализацией, кислыми тряпками и нищетой здания. К ним и принадлежала пятиэтажка, приютившая поклонников агни-йоги, – оштукатуренный жёлтый «комод», выстроенный в начале XX века как недорогой доходный дом. Спадолин подумал, что вот такие строения, которые невозможно отнести ни к одному из господствовавших в первой трети XX столетия архитектурному стилю, и пережили в своей массе и «русский модерн», и «конструктивизм», и «неоклассику». Просто из-за своей многочисленности.

Модерном здесь и не пахло. Воняло кошачьей мочой, ржавчиной, табаком и марихуаной. Самым ярким пятном на фасаде была жёлтая блестящая доска, на которой было написано: «Общественный научно-исследовательский институт „Центр Н. и Е. Рерих"».

«Настоящий жёлтый дом», – усмехнулся про себя Спадолин, когда сопровождавший его следователь, ведущий дело об убийстве А. В. Никонова, «недопрофессора», как безо всякого сговора называли его все участвовавшие в расследовании сотрудники, нажал на кнопку домофона.

– Вы к кому? – из динамика раздался звучный женский голос.

– Милиция, – лениво проронил следователь.

– Ждите адвоката!

– Какого-такого адвоката? – с ожидаемой злостью сказал следователь. – Я – следователь Шемякин, Пётр Борисович, расследую дело по внезапной кончине вашего товарища, Никонова А Вэ…

– Ждите пять минут! Адвокат рядом, – проревел динамик голосом княгини Ольги и смолк.

– Фильмов насмотрелись, идиоты, – вздохнул следователь Шемякин – молодой, большеголовый и коротко стриженый человек с сочными, торчащими по бокам ушами. Нос его сильно выпирал вперёд, а брови поднимались кверху над переносицей, отчего у него был вечно удивлённый вид.

– У них есть что скрывать? – скорее для проформы поинтересовался Спадолин. Дело в том, что когда он первый раз повстречался с Шемякиным, тот, порекомендовав пойти «в их кубло», сразу посетовал при этом, что более сумасшедшего места в своей жизни не посещал. У Спадолина мелькнула мысль, что молодой «следак» был бы только счастлив, если бы дело забрали Органы, хотя, в теории, это и не приветствовалось руководством. Вот и сейчас он не удосужился ответить, а только страдальчески скривил лицо: типа, что тут объяснять, сами увидите!

В этот момент их окликнул сзади мелкий вертлявый человечек в норковой шубе.

– Разрешите пройти, молодые люди, – Нонна Эфраимовна, это я, Сулейман! Это к вам, что ли, ломятся? – проворковал он в динамик.

– Гоните их в шею, – проревел динамик голосом античной воительницы.

– Постараюсь, – смиренно сказал человечек и повернулся к Спадолину и Шемякину. Был он смугл, крупнонос, чисто выбрит, с резко очерченным волевым подбородком. «Дагестанец или ингуш», – сразу подумал Максим. Но несмотря на резкие черты лица, вроде бы долженствовавшие свидетельствовать о мужестве его обладателя, первое впечатление от этого человека оставалось, как от официанта или продавца мандаринов на рынке – «чего изволите?»

Шемякин с некоторым удовольствием показал Сулейману удостоверение. Тот отреагировал на него вполне хладнокровно – типа, эка невидаль! – и только представился:

– Измаилов Сулейман Ибрагимович, адвокат общественной организации «Центр Н. и Е. Рерих». Что вы хотите от моих клиентов, товарищ следователь?

– Как вам, конечно, известно, Сулейман Ибрагимович, я веду расследование трагической гибели гражданина Никонова. В деле есть множество невыясненных обстоятельств, и я хотел бы ещё раз лично пообщаться с… коллегами покойного. В противном случае я начну вызывать их по одному в райотдел повестками.

– Прошу прощения, мне нужно проконсультироваться с клиентом, – Измаилов повернулся и зашёл в соседний подъезд.

– По мобильнику звонить будет, гнида, – с классовой ненавистью милиционера к адвокату сказал Шемякин. – Уламывать их. Оно, может, и к лучшему – в прошлый раз я полчаса под дверью стоял. Этот хоть с человеческой точки зрения понимает, что им дешевле нас сейчас пустить…