Цена счастья - Страница 4

Как и предсказывала Серена, оно не представляло особого интереса для собравшихся. Ни Ротерхэм, ни Доррингтон не притязали на наследство. Сэр Уильям Клейпол знал, что его дочери обеспечена вдовья доля. А как только мистер Иглшэм убедился в том, что различные подарки, обещанные его жене, были ей завещаны, он также потерял интерес к оглашению и занялся обдумыванием тех колкостей, которые он скажет лорду Доррингтону.

Серена сидела, отвернувшись от всех, и смотрела в окно. Потрясение ее было столь велико, что сначала она не испытывала ничего, кроме скорби, вызванной потерей отца. Но с прибытием его преемника ужас ее нынешнего положения стал доходить до девушки. Милверли, в течение двадцати пяти лет служивший Серене домом, больше ей не принадлежал. Она, бывшая хозяйка этого дома, отныне станет посещать его только в качестве гостьи. Серену нельзя было назвать сентиментальной, и при жизни отца она не испытывала глубокой привязанности к этому месту, воспринимая его как нечто само собой разумеющееся, как воплощение долга и традиций. И только теперь, когда Милверли ускользал от нее, девушка ощутила двойную потерю.

Серена приуныла. Попытавшись взять себя в руки, она не смогла сосредоточить внимание на поверенном, монотонно зачитывавшем длинный список небольших подарков и употреблявшем массу непонятных юридических терминов. Все эти дары были известны ей, многие из них отец обсуждал с дочерью. Серена знала, из чего складывается доля Фанни и какие поместья составят ее долю, — здесь не могло быть неожиданностей, и ничто не в состоянии было отвлечь ее от грустных мыслей.

Но она ошибалась. Мистер Перротт умолк и откашлялся. Через мгновение он возобновил чтение еще более невыразительным скрипучим голосом. Слова «…все мои поместья в Хернсли и Айбшоу» донеслись до Серены, и она поняла, что адвокат дошел до той части завещания, которая касалась ее лично. Следующие слова заставили девушку вздрогнуть.

— «…отдаются в распоряжение Айво Спенсеру Бэррэсфорду, благороднейшему маркизу Ротерхэму…»

— Что? — задохнулась Серена.

— «…которому вверяется попечительство над моей дочерью, Сереной Мэри, — мистер Перротт слегка повысил голос, — с тем, чтобы на протяжении ее девичества он обеспечивал мою дочь такими суммами денег на мелкие расходы, какими она привыкла располагать до сих пор. После же ее замужества, при условии, что оное заслужит одобрение маркиза, она получит эти имения в свое полное распоряжение».

Установилось изумленное молчание. Фанни выглядела обескураженной, а Серена была просто потрясена. Внезапно тишина была нарушена — благороднейший маркиз Ротерхэм разразился хохотом.

Серена вскочила с места.

— Да что он, с ума сошел?! — вскричала она. — Ротерхэм должен разрешить мне… Ротерхэм должен одобрить мой брак! О, какой позор, какая подлость!

Она задохнулась от гнева и заметалась по комнате, еле переводя дыхание и ударяя сжатым кулачком по ладони другой руки. Когда ее дядя Доррингтон попытался остановить Серену, она в ярости оттолкнула его.

— Умоляю тебя, Серена! Успокойся, милое дитя. Я понимаю твои чувства, но постарайся взять себя в руки, — уговаривал он ее. — Клянусь, это выходит за всякие рамки — назначать опекуна не из членов семьи! Я ведь тебе не чужой. Я твой дядя и больше других подхожу для этой роли. Боже милосердный, я с трудом сдерживаюсь!

— Несомненно, эксцентричность графа зашла слишком далеко, — заметил Иглшэм. — Его решение просто неприлично. Уверен, Тереза будет против.

— Она вызовет шок у любого разумного человека, — объявил Спенборо. — Мой дорогой кузен, любой поймет ваши чувства. Ваше негодование справедливо и естественно, однако мы можем найти выход из создавшегося положения. Полагаю, эта странная статья завещания может быть аннулирована — Перротт посоветует нам, что делать. — Он взглянул на поверенного, который, однако, молчал, и в молчании этом чувствовалось неодобрение. — Что ж, давайте подождем! В любом случае завещание не может быть обязательным для Ротерхэма. Он вправе отказаться от подобного опекунства.

— Это он! — сорвалось с губ Серены. Она резко повернулась и налетела на маркиза, гибкая, будто дикая кошка, и такая же опасная. — Твоя затея, да?

— О Боже, конечно же, нет! — ответил тот возмущенно. — Ничего себе обвинение!

— Как он мог? Как? — воскликнула молодая женщина. — Да еще без твоего ведома и согласия! Нет! Не могу поверить!

— Когда ты перестанешь рвать и метать, то, возможно, поверишь. Твой отец очень хотел, чтобы мы поженились, и таким путем стремился привести нас к алтарю. Однако ничего не выйдет.

— Да уж! — Глаза и щеки Серены пылали гневом. — Так меня к алтарю не затащишь.

— Меня тоже, — резко ответил маркиз. — Дурочка ненормальная, неужели ты вообразила, что я пойду на такое ради женитьбы? Ошибаешься, моя девочка, поверь мне.

— Тогда избавь меня от этой невыносимой ситуации. Быть обязанной просить твоего согласия… Нет, нужно что-то сделать. Это вполне возможно. Я не могу пользоваться своим состоянием… Деньги на мелкие расходы — Боже, как мог папа так со мной обойтись? Ты передашь опекунство моему кузену? Ты ведь сделаешь это?

— Нет, черт побери! Даже если бы мог, не сделал бы, только для того, чтобы избавиться от опекунства! Ты заставишь его согласиться на твой брак с первым попавшимся мотом, который сделает тебе предложение. Со мной же это не пройдет, так что придется тебе примириться с волей отца, Серена.

Она отпрянула от маркиза и снова нервно зашагала по комнате. Слезы катились у нее по щекам. Фанни подошла и взяла ее за руку.

— Серена! Милая моя Серена! — умоляюще произнесла она.

Молодая женщина выпрямилась, сглатывая слезы:

— Фанни, не прикасайся ко мне! Я сейчас не в себе! — Она бесцеремонно оттолкнула вдову.

Подошедший сзади Ротерхэм схватил Серену за запястья и крепко сжал их.

— Ты здесь достаточно поучала нас! — гневно произнес он. — Тебе бы следовало вести себя приличнее. Нет, ты не ударишь меня и не выцарапаешь мне глаза. Угомонись, Серена, и лучше задумайся о том, как ты сейчас выглядишь.

Повисла тишина. Фанни, вконец расстроенная, стояла вся дрожа. Разъяренная Серена отвела взгляд от смуглого лица Ротерхэма и посмотрела на вдову. Глаза ее потухли, и тяжелый вздох вырвался из ее груди:

— О, Фанни, прости меня. Я ведь не причинила тебе боль?

— Нет, нет, что ты! — воскликнула та. Машинально Серена стала растирать запястья, которые Ротерхэм только сейчас отпустил. Оглядев комнату, она издала почти истеричный смешок:

— Прошу прощения за то, что вела себя столь дурно и смутила вас. Умоляю, простите меня! Ротерхэм, я должна переговорить с тобой до твоего отъезда из Милверли. Не смог бы ты прийти ко мне в маленькую гостиную?

— Хоть сейчас.

— О, нет. У меня нервы еще не в порядке. Ты должен дать мне время успокоиться, если только меня снова кто-нибудь не спровоцирует на приступ неприличной ярости.

Она поспешно вышла из комнаты, остановив двинувшуюся было за ней Фанни легким движением руки и отрицательно покачав головой.

Уход Серены развязал языки всем ее родственникам. Мистер Иглшэм выразил глубокое сожаление по поводу возникшей ситуации и стал пересказывать суждения своей жены на этот счет. Фанни горячо защищала Серену. Доррингтон считал, что конфликт был спровоцирован вызывающим поведением Ротерхэма, а Спенборо подтвердил свою решимость аннулировать последнюю статью завещания. Это привело к возобновлению спора. Доррингтон, соглашаясь, что статья должна быть отменена, в то же время был недоволен тем, как Спенборо перехватил у него инициативу. А мистер Иглшэм вообще был против любых планов Доррингтона. Даже Клейпола втянули в этот спор, и ему пришлось, хоть и с неохотой, выразить свое мнение. Только мистер Перротт, с ледяным спокойствием ожидавший окончания дискуссии, все обращения к себе встречал с уклончивой сдержанностью. Ротерхэм, прислонившийся к дверному косяку, стоял со скрещенными на груди руками и, похоже, считал себя зрителем фарса — скучного и в то же время немного развлекавшего его. Однако скоро он потерял терпение и бесцеремонно положил конец спорам, оборвав разглагольствования Доррингтона: