Цена ошибки - Страница 6

Начались занятия в анатомичке.

– Ты покойников не боишься? – осторожно справился у приятеля Гоша.

Зеленые глаза тревожно посветлели. Игорь покачал головой:

– Нет. Почему ты так удивляешься? О-ля-ля… Просто я на горьком опыте слишком хорошо убедился в том, что живые люди намного страшнее и опаснее мирных и смирных покойничков. Что они тебе сделают? Лежат себе тихо… Запашок только… – Он поморщился. – Не французские духи.

– В тебе говорит настоящий цинизм медика, – фыркнул Гоша.

– Да ну! – махнул Игорь рукой. – Это расхожее мнение, что все медики циничны, профессия, мол, такая, обязывает. А по-моему, по-настоящему циничными должны быть историки. Ну кем еще надо быть, чтобы изучать в подробностях историю? То бишь, говоря без обиняков, кровавую мясорубку. Эти подробные сведения о том, как один король вначале кланялся другому и подписывал с ним мир навечно, а потом, отбыв на родину, рвал договор и вел в чужую страну заранее подготовленные войска с тыла… Эта архивная информация… Как цари сажали в тюрьмы своих детей, ненужных наследников, а невестам подсыпали яд в бокал, сговорившись с другой невестой… Вся история в основном такая. История подлостей и сволочизма. Что уж тут про медицину рассуждать? Здесь – физиология, а там – души. Где пороки страшнее – там или здесь? Сверим часы…

Гошка засмеялся и глянул в окно аудитории.

– «Мело, мело по всей земле…» Но мы не можем ждать милостей от природы… Бегу на свидание. Пора тебе с Шуркой познакомиться.

– Пора, – равнодушно согласился Игорь. И уткнулся в учебник.

Оставалось еще восемь лет жизни…

В Музей революции Игорь в тот долго тянущийся поздневесенний день забрел совершенно случайно. Мать попросила зайти в Елисеевский – она его уважала до крайности. Но любимой ею колбасы не оказалось, хлеб тоже был несвежий, а мать, избалованная и капризная, признавала только теплый, и Игорь, выйдя на улицу и мгновенно запутавшись среди прохожих, быстро текущих и радостно-суетливых, неожиданно не захотел идти домой. «Пойду в музей, – решил он. – Давно не был. Что там да как… Может, что-то изменилось, новенькое что…»

Пожилая смотрительница сразу его узнала:

– Давненько у нас не бывали. Как учеба?

– Да все хорошо, – немного смутился Игорь. – Занимаюсь. Дел много…

Старушка одобрительно закивала:

– Учитесь, Игорь, трудитесь. Это так важно! А нынче развелось бездельников – тьма-тьмущая! Ходят-бродят… Чего хотят, не пойму. Вон один из них. – И она брезгливо кивнула в сторону двора. – Видите, в углу притулился?

Игорь глянул: какой-то жалкого вида мужичок… И пошел по залам. Все та же памятная с детства, торжественная, не нарушаемая ничем тишина и прохлада… Стенды с экспонатами… Любимая панорама восстания… Пусто, спокойно, даже не верится, что за стенами особняка беснуется по-весеннему взбалмошная улица.

Когда Игорь вышел из музея, к нему подошел тот самый худой как скелет, изможденный, давно не брившийся мужчина. Тихо, робко попросил помочь. Было видно: не попрошайка и очень стыдится так вот просить.

– У вас что-то случилось? – спросил Игорь. Мужичок совсем стушевался. Голос срывающийся, тонкий… Сутулая, тощая фигура, бледное лицо с виноватой, блуждающей улыбкой и выцветшими, когда-то голубыми глазами вызывали острую жалость.

– Я вышел из тюрьмы… – пробормотал он. – Денег нет, паспорта тоже, а надо ехать домой в Саратов. Дня четыре почти ничего не ел, пытался ночевать на вокзале, да выгнали. Помогла одна девушка: дала газировки попить и купила мне тапочки – а то ботинки, в которых вышел из тюряги, жутко натирали.

– Пойдемте со мной, – сказал Игорь. – Я попробую вам помочь.

И тут из тени здания музея проявилась невысокая девушка с прямым, жестко стиснутым ртом и надломленными кривым углом бровями. Сазонов, большой спец по женщинам, утверждал, что этакие брови – признак истеричного и лживого характера. Черные, тоже жесткие волосы казались приклеенными к маленькой голове незнакомки и даже не поддавались порывам ветра.

– Не верьте ему! Он все врет! – выкрикнула она.

Игорь удивился:

– А вы кто? Вы хорошо его знаете?

Мужичонка мялся на месте, не поднимая глаз, но уходить не торопился.

– Еще чего! – фыркнула девушка. – Знать его! Слыхом о нем не слыхивала! И знать его не желаю! Он тут уже несколько часов околачивается. Выбрал себе местечко, нечего сказать. И ко мне тоже приставал. Только меня на мякине не проведешь! А вы неужели ему поверили? Сидел в Москве, а живет в Саратове! Враль! Он же вор, бандит! Он сидел! И вы не знаете за что.

Игорь пожал плечами.

– Я просто хочу ему помочь. – Он украдкой глянул на вора и бандита и понизил голос: – Вы же видите – ему плохо…

– А вы что, всегда помогаете всем, кому плохо? – вызывающе спросила девушка.

– Всем невозможно… Кому сумею. А разве это предосудительно? – Игорь удивлялся все сильнее и сильнее.

– Не предосудительно, а просто дико! Неразумно! – объявила девушка и поправила на себе курточку. – Я пойду с вами. А то этот тип вас в два счета облапошит.

И они двинулись втроем к дому Игоря. По дороге девушка продолжала пытать Лазарева:

– У вас есть какой-то принцип, которым вы руководствуетесь в жизни?

– Ну какой там принцип… Это очень громко сказано, – вновь смутился Игорь. – Все намного проще. Не надо поступать с людьми так, как тебе бы не хотелось, чтобы поступили с тобой. Вы бы хотели остаться без копейки денег в чужом городе, да еще после окончания тюремного заключения?

– Вы романтик, сентиментальный слюнтяй! – выпалила девушка. Она была явно вне себя. И чего так возмущаться? Игорь ее не понимал. – Вас будут всегда обманывать все и всюду. Вам очень трудно придется на свете.

– А кому легко? – Игорь снова покосился на безмолвно ступающего рядом в своих тапочках мужичка. – Таких людей нет. У каждого свой крест – легче ли, тяжелее… Но нести его нужно любому. И не надо думать за собаку.

Он очутился в довольно глупом положении, когда не знаешь, что делать: обратить ли чужую грубость в шутку, рассердиться или, не сказав ни слова, повернуться и уйти.

– А вы не бросите меня, действительно поможете? – вдруг робко вставил мужичок и глянул на Игоря с такой тоской и надеждой, что тому сразу захотелось вывернуть карманы и отдать все деньги, выданные матерью на продукты.

Но мать его поступка тоже не поняла бы, как и эта незнакомая, привязавшаяся к Лазареву девица. Что ей от него надо?

– Конечно, помогу, – торопливо сказал Игорь.

Девушка злобно фыркнула и одернула на себе курточку, вновь как-то странно, словно что-то скрывала.

Мужичок пугливо и неловко вытащил из кармана смятое удостоверение трехлетней давности, свидетельствующее об окончании курсов проводников. Как сохранил-то?

– Если не сумею уехать, попытаюсь устроиться проводником и так, глядишь, доберусь до дома… – пробормотал мужичок, совсем понурый и перепуганный.

Интересно, а за что он сидел? На вора не похож…

Игорь вспомнил того, в автобусе, порезавшего ему ногу. Какие у него были пустые глаза… Или показалось?…

Они дошли до дома Игоря.

– Вы подождите, – сказал Игорь мужичку.

– Я его покараулю, чтобы не сбежал! – захохотала девица.

– А вы вернетесь? – опасливо спросил мужичонка.

– Обязательно, – заверил его Игорь. – Сверим часы! У меня просто нет с собой нужной суммы, а то я бы сразу вам отдал.

Игорь поднялся в квартиру.

– Ma, твоя любимая «Отдельная» будет завтра, – сказал он матери. – А мне срочно нужны деньги.

– Зачем это они тебе так срочно понадобились? – поинтересовалась мать, лениво перелистывая журнал мод.

– Сокурснику надо дать взаймы, – соврал Игорь. – Ему уезжать домой – бабушка заболела, а денег на билет нет.

– Странно, – задумчиво пропела мать. – Почему же родители ему не выслали?

– Так сирота он! – продолжал вдохновенно сочинять Игорь. – Соседка телеграмму прислала, что плоха старушка. Она его и вырастила.