Цена наслаждения - Страница 5

Йен внимательно посмотрел на него своими проницательными глазами.

– Возможно, в тебе больше сходства с твоими братьями, чем ты думаешь...

Грант весь напрягся.

– Ничуть не бывало, – огрызнулся он. – Я уравновешенный, размеренный...

– Знаю, знаю, – прервал его Йен. – У тебя безграничное самообладание, выдержка – и все это ты сам в себе выковал. Или может, – он хитро наклонил голову набок, – как говорит экипаж, ты выдавил из себя все желания и превратился в подобие камня?

– Они говорят, что я похож на камень? – Грант замедлил шаг.

– Они говорят кое-что похуже, но я ограничусь этим.

– Тогда уж лучше совсем молчи. – Грант снова пошел быстрее, но Йен тут же догнал его.

– Сегодня ты не был похож на камень, это уж точно. Я даже рад, что ты погнался за ней, – признался он.

Грант наградил его взглядом, показывавшим, что его терпение все же не бесконечно.

– И чем же это тебя так обрадовало?

– Ну, тем, что ты еще остаешься человеком. В кои-то веки ты не руководствовался приказами рассудка. Уж не женщина ли тому виной?

– Просто мне воздалось за то, что я нашел ее. А тот факт, что она женщина, – всего лишь случайность, не имеющая принципиального значения.

– А тот факт, что она красавица? – Йен поднял брови. – Я уверен, ты ее напугал до смерти. Она сейчас, поди, прячется где-нибудь, съежившись, и плачет. – Он издал цокающий звук. – Единственное, что ты не унаследовал от ваших Сазерлендов, это галантность в обхождении с дамами.

Грант заставил себя скрыть раздражение. Кузен, как обычно, пытается поймать его на удочку. Импульсивный и ветреный Йен был его полным антиподом; за семь месяцев путешествия они, наверное, перерезали бы друг другу горло, если бы Грант не следил за собой. Он уже сто раз пожалел, что взял на корабль этого повесу и бездельника, который примчался на корабль за минуту до отплытия из Лондона.

Грант выругался себе под нос и оглянулся на кузена – тот, щурясь, весело рубил сучья и попутно уплетал бананы. У Йена была куча недостатков – невероятная способность вызывать раздражение, леность и еще много чего, но... Йен был ему как родной брат. Если бы похожая ситуация возникла вновь, Грант повторил бы ту же ошибку, взяв его с собой.

Надо было видеть, как Йен с вытаращенными глазами бегал по доку и крутил головой, высматривая причал, где стоял «Киверел».

Когда Йен, щелкнув пальцами, сказал:

– Подумать только, выходит, дедушка Виктории отнюдь не сумасшедший! – Грант с трудом поборол соблазн напомнить кузену о его статусе праздного пассажира, совершающего бесплатную экскурсию.

– Никто из нас никогда не считал его сумасшедшим. – Ответ Гранта был по меньшей мере неискренен, потому что до сего дня он сам не раз задавался вопросом о здравомыслии ее дедушки.

Эдварда Дирборна, старого графа Белмонта, высшее общество Лондона и все, кто как-то был связан с мореходством, называли чокнутым. А как еще назвать одинокого старца, который в безысходной тоске о своей пропавшей семье вообразил, что его родственники, не обнаруженные за все эти годы, живы? Как назвать того, кто рисковал довести себя до обнищания, снаряжая экспедиции в южную часть Тихого океана, после того как они одна за другой заканчивались неудачей?

Но Грант знал, как его назвать. Праведный. По крайней мере в отношении Виктории.

Он вспомнил свою первую встречу с графом. Когда Белмонт рассказывал, как он потерял семью, в его затуманившихся глазах стояли слезы. Грант, испытывая неловкость, произнес тогда какую-то банальность – мол, что погибших уже не вернешь и нужно смириться с мыслью, что теперь они обитают в ином, лучшем мире...

Но Белмонт продолжал верить, несмотря на все доводы окружающих и вопреки всякой логике. Грант резко тряхнул головой. Он знал, почему граф не терял надежды. Не потому, что интуитивно или, как он выражался, «нутром чувствовал», что его родные живы. Он верил в это потому, что альтернатива была для него невыносима.

– Воображаю выражение его лица, когда мы привезем ее обратно. А какими будут лица всех остальных, черт возьми! – Обычно скучающие глаза Йена внезапно загорелись от возбуждения. – А я-то еще думал, какие мы глупцы, раз принимаем поручение глупца...

– Мы?

Йен тут же прикинулся оскорбленным.

– Я полагаю, если здесь ты и я, – сказал он, – значит, это – мы.

Сердито сверкнув глазами, Грант прошел вперед и следующие три часа, прокладывая дорогу, махал мачете так, что дыхание со свистом рвалось сквозь его стиснутые зубы. Рукоятка намокла от его потных ладоней, и на коже выскочило еще несколько пузырей. В конце концов Грант остановился, привалился к дереву и положил покрытую грязью, стертую до крови ладонь на ствол, чувствуя, как усталость пронизывает тело до самых костей.

Внутри остров напоминал сушильную печь, где гуляли мягкий бриз и порошкообразный песок. Грязь вместе с опавшими листьями образовала внизу настил, и эта жижа с жадностью всасывала и тащила все в себя.

Грант напился из фляжки, стараясь не набрасываться на воду, и внимательно осмотрел полученные повреждения. Кожа его рук была усыпана волдырями размером с крону и расчерчена ссадинами; верхнюю часть груди опоясывала красноватая полоса.

– Грант, мы же не на скачках. – Йен, пошатываясь, двинулся вперед.

– Я тебя предупреждал, – сказал Грант. Он не испытывал никакой жалости к своему кузену.

– Да, но я не представлял, как это будет... – Йен внезапно умолк, испуганно тараща глаза. – Я не чувствую своих ног. Проклятие! Я не чувствую своих ног!

Убедившись, что Йен все же еще держится на ногах, Грант пошел дальше, оставив кузена спотыкаться в зарослях. Не обращая внимания на собственное измученное тело, он заставлял себя идти и идти вперед...

– Не так быстро, Грант, – умолял Йен.

– Можешь отстать и передохнуть. Надеюсь, ты найдешь дорогу по следам.

Йен растерянно поглядел на деревья, перевитые виноградной лозой. В глазах у него застыло такое выражение, которое можно было бы назвать леденящим ужасом.

– Я не запоминал дорогу, так как полагался на тебя. Как всегда.

– Тогда тебе лучше подтянуться.

Грант с той же неутомимостью сохранял взятый темп, на что у него была причина, и даже не одна. Да, он нашел Викторию и приблизился на шаг к достижению своей цели, но ему еще надо было убедиться, что девушке ничто не угрожает. Он считал, что теперь должен ее оберегать. Однако сейчас она – юная, временами слабая, временами свирепая – была где-то здесь, на этом необитаемом острове, который заставлял отступать даже сильных мужчин.

Гнев, вызванный ее проделками, задень незаметно рассеялся, и теперь, когда Грант вспоминал, как преследовал ее, у него возникало чувство вины. Он потратил на эти поиски семь месяцев. Семь! И вот теперь девушка была почти у него в руках, а он ее упустил! При этой мысли у него до сих пор сжимались кулаки.

Неожиданно он представил ее лицо, смятение в ее глазах... Ему не хотелось ее пугать, но он сделал именно это!

Виктория Дирборн провела годы вне комфорта и цивилизации, а также, возможно, лишилась обоих родителей – естественно, она была напугана. Вполне понятно, почему она заманила его в овраг и едва не покалечила. Но Грант никак не мог полностью примириться с тем, что при этом девушка насмехалась над ним. Хотя, возможно, это была всего лишь напускная бравада.

Они с Йеном продолжали поиски до восхода луны и, лишь когда на небе было уже три четверти ночного светила, вернулись в лагерь.

– Мы найдем ее завтра, – сказал Грант, отвечая на любопытные взгляды экипажа. Однако, несмотря на свой властный тон, он был в этом далеко не уверен.

Дули засуетился и протянул ему жестяную кружку с кофе. Грант опустился на поваленный ствол пальмы и стал пить, устало глядя вдаль и ни о чем не думая, но под конец даже это стало для него слишком утомительно. Выплеснув кофе в песок, он собрал остатки сил и, взяв твой тюфяк, раскатал его под навесом и лег.

Команда уже уснула, а он все смотрел на небо, усеянное яркими звездами, размышляя о том витке, который только что произошел в его жизни. В действительности уже перед путешествием он страстно желал получить землю в виде платы за поиски, и Дирборн был вынужден предложить ему последнее, что у него оставалось, – Белмонт-Корт. После смерти графа Грант мог стать владельцем внушительного, хотя и пришедшего в упадок, поместья. Наконец-то у него появилась возможность иметь свой собственный дом, своих собственных слуг!