Цена его любви (СИ) - Страница 2

— Дина…

— Идиоты вы! — лупит изо всех сил кулаками по груди. — Какие же вы, мать вашу, идиоты!

«Почему ты не спас его, Влад?» — шумит в голове вопрос, который она должна мне сейчас задать. Вопрос, который разрывает мне виски с того самого момента, как я услышал о смерти друга. На который у меня нет ответа.

А ведь я должен был. Должен был быть рядом. Я ведь чувствовал, знал, что происходит какая-то хрень!

И Регину защитить был должен. Как только почуял неладное. Увезти на хрен подальше, сотни охранников к ней приставить.

С того времени, как Юрку убили не мог себе простить. Никто из нас не мог. А теперь это просто неподъемно.

— Уезжай, — лихорадочно шепчет Дина, цепляясь в пальто так, что отлетают на хрен пуговицы. — Отдай им все, что захотят, Влад. Уезжай и шанс себе на нормальную жизнь дай. Я тоже уеду. Лучше бы мы все были бедняками. Жили бы в каких-нибудь хрущевках и получали по паре десятков тысяч в месяц. Пусть бы даже денег не хватало на море раз в год съездить. Но были бы живы! Живы, Влад, понимаешь! И не вздрагивали бы по ночам, не срывались бы с места, не лежали бы стволы эти ваши под подушкой всю жизнь! Да разве и была она, эта жизнь?! Гонка одна сплошная! Безумие постоянное! Уезжай, плюнь на все и вали!

— Дина…

— Остановись, Влад. Пока не поздно, остановись…

И самого выворачивает, — от боли этой безумной в ее глазах, от обреченного отчаяния. Что я могу? Черт, рядом с ней чувствую себя беспомощнее малого ребенка. Ни хрена не могу. Ни исправить, ни утешить. Потому что ничто уже для нее хорошо не будет. Есть потери, которые невосполнимы. Дыра эта в сердце, что от человека ничего живого не оставляет. Только пустую оболочку, переполненную такой болью, которую не вынести в себе. Я будто реально вижу эту обуглившуюся дыру в ней, что никогда не заживет.

— Не мсти… Отступись… Влад! Уезжай!

— Я должен разобраться, Дина. Я. Должен.

— Черт вас дери! Такие вы сильные, такие мощные, а того, что по-настоящему важно, не поймете никак! Ну, — сколько этой власти нужно, Север? Сколько денег? Ты хотя бы день в своей жизни был счастлив? По-настоящему? Я сколько с Назаром прожила, все о таком дне мечтала. Хотя бы об одном. Все верила — успокоиться это все, утихнет. Поживем спокойно. А теперь что? Нет в этой вашей жизни спокойствия! Нет! И Не будет никогда!

— Ты спала хоть, Дина? Пойдем. Тебе поспать надо. Поесть… — увлекаю за собой в дом.

— Там люди какие-то, — безжизненным голосом. Мертвым. — В доме. Недавно приехали.

— Я разберусь, Дина. Разберусь. Ты отдохни, — глажу по волосам. Уже не дрожит даже. Будто выключили ее. Послушно передвигает ноги. Оставляет меня внизу, отправляясь наверх по лестнице роскошного дома.

— Влад!

В гостиной Грача собралась вся криминальная богема страны. На сегодняшний день магнаты, депутаты и воротилы большого бизнеса. Явно ждали только меня.

— Пока ждем приезда Лютого, — широким шагом прохожу к огромному столу Грача.

Это жесть, как хреново чувствовать себя в его кресле. Когда его самого уже нет.

— Дела принимаю в свое ведение. По всем вопросам — пока ко мне. Дальше разберемся, как распределять будем.

Нужно сразу поставить всех перед фактом, что никому высунуться я не дам. Все взять в свой кулак.

— Вопросы?

Медленно опускаю руку к рукоятке ствола.

Вопросов может быть немного. Но если они появятся, отвечать придется пулями. Да и зададут их, скорее всего, ровно в той же форме.

Молчание, которое повисает и длится чуть дольше, чем следовало, дает понять, что есть среди них те, кто задумался о том, где я на самом деле провел новогоднюю ночь.

Обвожу всех собравшихся тяжелым взглядом, не оставляющим сомнений в том, что я готов ответить на каждый вопрос прямо сейчас. И это будет последним, что они услышат.

Дом оцеплен моими людьми. Но и они приехали не в одиночку.

— Отчеты о вашей деятельности за год я готов принять уже, — все же заговорить никто не решается. — Процент распределения прибыли пока остается тем же. После жду каждого из вас в кабинете. Поговорим наедине.

Да. Расследовать убийство Грача и наказать виновных — теперь тоже моя обязанность.

Ни на миг не ослабляю хватку на рукояти. Мои люди следят за каждым моим движением, и, стоит мне взмахнуть рукой, как здесь начнется беспощадная пальба. Вычистят всех. Даже когда к столу начинают по очереди подходить, опуская на него пухлые кожаные папки, не расслабляюсь.

Конечно, я не ожидаю, что мне тут же кто-то признается и выложит все на блюдечке.

Безусловно, каждый подготовился к этому допросу так тщательно, что ни в одной истории не будет ни одной прорехи, никакой лазейки. Всем этим людям даже с адвокатами советоваться не нужно, опыт прикрывать свои дела невероятно велик. Да и мне ли самому не знать, насколько все не то, чем кажется в нашем мире?

Однако нахожу несколько несоответствий, тут же даю своим людям распоряжение проверить каждую секунду.

— Раф, — уже почти светает, когда заканчиваю со всем. — Принеси мне записи с камер за последние две недели. Из офиса и дома.

Раф, правая рука Грача со странным именем Рафаэль, над которым очень быстро перестали смеяться после нескольких развороченных челюстей. Он тоже один из тех, с кем мы начинали и Грач всегда безоговорочно доверял ему, своей собственной тени.

Естественно, ничего прямо указывающего на того, кто стоит за предполагаемым переворотом, я не найду. И все же меня волнует главный вопрос, — почему события развернули вдруг так быстро? Годы действовали медленно, аккуратно, с предельно выверенной точностью. И тут вдруг резко и одним ударом. Может, был какой-то конфликт? Или Грач все же до чего-то докопался?

— Дина, — решаю просмотреть записи дома, когда она, бледным привидением в черными кругами перед глазами, заходит в кабинет.

Съеживается на кушетку у стены, обхватив себя руками.

— Ты хотя бы поспала?

Неопределенно кивает, глядя сквозь меня.

— Скоро я все это перенесу к себе. Но ты ведь понимаешь, мне важно сейчас быть здесь. Скорее всего, именно здесь я найду нужные зацепки. Потерпи пока, ладно?

— Ты так ничего и не услышал, Влад, — тяжело вздыхает, поднимаясь, чтобы уйти. — Когда услышишь, будет уже поздно, — бросает на ходу, даже не оборачиваясь.

Сжимаю виски пальцами.

Если мне и становилось когда-то в жизни по-настоящему страшно, — то только сейчас, глядя на нее.

Мы пережили сотни, тысячи передряг. Стрельбу, погони, отсиживание в таких задницах самых отшибов, с ранениями, без еды и врачебной помощи… Но всегда точно знали, что вынырнем! Когда подыхали, когда ползти не могли и друг друга на себе вытаскивали — всегда была эта уверенность, — мы выгребем. Выберемся. И обязательно расправимся со всеми, кто посмел дорогу перейти. Всегда, мать вашу. С той самой юности, с которой все и завертелось.

И выгребали. И выныривали. И раскурочивали на хрен все осиные гнезда. Даже когда у нас не было столько людей. Всегда.

Это казалось незыблемым. Неизменным. Черт, мы реально чувствовали себя бессмертными, и так оно и было! Но теперь…

Только теперь, глядя на Дину, я понимаю, что это не так.

Только сейчас накрывает по-настоящему.

Хрен знает, — может, оттого, что я трупа Грача не видел и на похоронах не был.

Или оттого, что проблем столько свалилось и решать пришлось, все силы и мозги туда ушли.

Теперь только рваной дырой в сердце дергает осознание потери. Невозвратности. Необратимости.

Хлесткой волной захлестывает.

Мы реально — не бессмертны. Грача и правда больше нет. И никогда не будет. Кто-то другой будет сидеть в его кресле, за его столом. Черт. Мы можем проиграть. Можем не отстреляться.

Черной, тягучей волной накрывает, и я сжимаю ручку в пальцах так, что ее осколки разлетаются по всему огромному столу.

Безвозвратность.

А ведь до этого даже не понимал.