Цена его коварства - Страница 26

— Нет, я… — Я закусила губу. — Я сказала ему о любви лишь раз — в Лондоне, перед расставанием. И все же я покачала головой. — Он меня не любит. Он хотел жениться лишь ради ребенка. Если бы он меня любил…

У меня перехватило дыхание. Я в страхе прикрыла рот рукой.

Если бы он любил меня, он бы посвящал мне все свое время, днем и ночью, ждал бы меня со съемок, ходил бы со мной в рестораны по моему выбору, возил бы к врачу и массировал мне ноги. Привозил бы мне дыню и мороженое в три часа ночи. Я была бы для него важнее карьеры.

Друзей.

Родной страны.

«Я всегда считал, что любовь — это действия, а не слова, — вспоминала я, что он говорил мне в Лондоне. — Полюбив, я не стал бы тратить время на слова, а доказал бы свои чувства делом. Буду заботиться о ней, ставить ее желания выше своих… вложу всю душу в то, чтобы она была счастлива».

Я приглушенно вскрикнула.

Какой мужчина готов столько сделать для женщины, если не любит ее?

И какой женщиной надо быть, чтобы понять это, лишь когда уже будет слишком поздно?

— Он любит тебя, — тихо проговорила Мэдисон. — А ты отказалась от его любви из-за идиотской роли. — Скривив губы, она покачала головой. — Когда я предлагала продюсеру взять тебя на роль, я думала, что таким образом расплачусь с тобой за «Мокси Максокси»…

— Так это ты предложила меня? — выдохнула я.

— Да. — Она осуждающе смотрела на меня. — Я не знала, что из-за этого ты разрушишь всю свою жизнь! Посмотри на меня, Диана! Я совсем одна. Мое сердце разбито. Если бы кто-то так полюбил меня, зная обо всех моих недостатках… Да я ни за что не отпустила бы его.

— Он мне изменил, — прошептала я.

— Ты все еще уверена в этом? — спросила она, подняв бровь.

Я молча уставилась на нее. Затем, сорвавшись с места, побежала в спальню. Порывшись в сумочке, я извлекла со дна старую, потрепанную визитную карточку. Когда я набирала номер, сердце мое колотилось как сумасшедшее.

— Алло? — проговорил женский голос.

— Виктория! — отчаянно воскликнула я. — Что вы делали у Эдварда прошлой ночью?

— Кто это? — Она на несколько секунд замолчала. — Диана?

— Зачем вы приезжали к нему? Зачем вы вообще прилетели в Калифорнию?

— Как будто ты не знаешь! — рассмеялась Виктория. — Хотя… в любом случае я рада, что ты позвонила. Я хотела сказать спасибо. Я неправильно судила о тебе. Ты просто чудо! Мы с Рупертом никогда не забудем…

— О чем вы говорите? — Я изо всех сил сжала телефонную трубку.

— Об акциях. — Она замолчала. — Ты что, действительно не знаешь об этом?

— Об акциях?

Виктория издала звенящий смешок:

— Эдвард не одну неделю намекал нам, что подумывает продать свою долю акций «Сен-Сир Глобал». Вчера Руперту пришлось вернуться в Лондон, а я осталась здесь с детьми. И вдруг вчера вечером Эдвард наконец позвонил мне. Я была в Санта-Монике, на вечеринке у друзей, но, конечно, сразу рванула к нему подписывать документы, пока он не передумал!

Это было последнее, чего я могла ожидать.

— Что?

— Дорогая, неужели я раньше времени раскрыла секрет? Эдвард сказал, что это будет его свадебный подарок. Для вас обоих. Новая жизнь, новая карьера, все такое. Как я догадываюсь, вы намереваетесь пожениться тайком от всех? Сообщи мне, куда прислать подарок. Мы перед тобой в долгу. Компания теперь в надежных руках, это я могу гарантировать. И еще, Диана…

— Да? — прошептала я.

— Добро пожаловать в семью! — радостно прощебетала она и дала отбой.

Ноги у меня дрожали. Я медленно, с трудом, спустилась на первый этаж. Горе и страдание колотились внутри, словно уничтожая мое тело, клетка за клеткой.

— Что? — спросила Мэдисон, когда я, спотыкаясь, вошла на кухню.

— Эдвард продал свою долю акций в семейном бизнесе, — с трудом выдохнула я. — Вот зачем к нему приезжала Виктория. Эдвард помнил, как плохо мне было в Лондоне. Это был секрет. Свадебный подарок.

— Так это же отлично!

Я медленно подняла на нее глаза и прошептала:

— Он должен был рассказать мне…

Мэдисон, как в детстве, обняла меня за плечи:

— Он не хотел, чтобы ты чувствовала себя виноватой.

Виноватой? Ради меня Эдвард продал то, что принадлежало ему по праву рождения. Он мог использовать это для манипуляций, рассказывая о том, скольким пожертвовал ради меня. Но он предпочел дать мне свободу. Хотя сейчас даже я понимала, как он не хотел этого. А это значило…

Я зябко обняла себя за плечи. Руки у меня дрожали.

Это значило, что Эдвард любит меня.

— Он меня любит, — прошептала я и разразилась слезами. Рыдания сотрясали мое тело, я с трудом держалась на ногах. Мэдисон крепче прижала меня к себе.

— Все будет хорошо, — проворковала она.

Я покачала головой. Я так боялась вновь остаться с разбитым сердцем, что бежала от него, едва почувствовав призрак страха. Вместо того чтобы выпытать у Эдварда правду о визите Виктории, я бросила кольцо ему в лицо. Я думала, что делаю это из гордости. Но гордость была ни при чем.

Это был страх.

— Что ты собираешься делать? — спросила Мэдисон.

Я подняла глаза. Сердце отчаянно колотилось.

«Тебе дана лишь одна жизнь, милая, — говорила мне перед смертью мать. — И она быстро проходит. Так пусть она будет достойной. Будь храброй и следуй велению сердца».

— Буду храброй, — выдохнула я. — И последую за своим сердцем.

Мэдисон улыбнулась:

— Именно это я и надеялась услышать! — порывшись в кармане, она бросила мне ключи. — Возьми мою машину. Она быстрее.

Небо сияло синевой, воздух благоухал розами и лилиями.

Я рванула к машине, хлопая задниками тапочек.

Я пыталась набрать номер Эдварда, но тот не брал трубку. Номер в доме в Малибу тоже не отвечал. Да и зачем Эдварду теперь оставаться в Калифорнии?

К горлу внезапно подкатила тошнота.

«У меня есть свой остров на Карибах. Там я лечу разбитое сердце», — вспомнила я слова Эдварда.

Я чуть не выбежала из дома прямо в халате. Мэдисон остановила меня, заставив наспех одеться. Кое-как завязав волосы в узел, я забралась в кабриолет и рванула со старта не хуже заправского гонщика. Я неслась по шоссе сквозь туман, кожу холодил ветер с океана, мгновенно растрепавший волосы. Я все сильнее давила на газ. Я должна перехватить Эдварда. Должна успеть. Если его самолет оторвется от земли, я не скоро увижу его…

Я увидела, как у ехавшей впереди машины загорелись стоп-сигналы, и нажала на тормоз.

— Быстрее, быстрее, — молила я.

Но машины, как назло, ехали все медленнее, и, наконец, поток встал окончательно. Что там впереди? Авария? Съемки фильма? Или едет кортеж какого-нибудь высокопоставленного политика? А может, это судьба не пускает меня к Эдварду в тот момент, когда я, наконец, поняла, что потеряла?

Какой смысл в быстрой машине, если она безнадежно вязнет в лос-анджелесских пробках?

Все, кого любил Эдвард, бросали его. Мать. Отец. Та женщина в Испании. Он научился не доверять людям. Он понял, что слова ничего не стоят. И поэтому старался показать мне свою любовь тем, что было куда серьезнее слов.

Чего стоило ему приехать в Калифорнию и умолять меня вернуться?

Теперь я понимала: ради этого он пожертвовал всем. Душой. Гордостью. Правом на семейный бизнес.

И все равно его любви хватило на то, чтобы отпустить меня.

Наконец-то машины вновь стали набирать скорость. Становилось все жарче, но меня по-прежнему колотил озноб. Когда я добралась до небольшого тихого аэродрома, где стоял самолет Эдварда, зубы у меня выбивали дробь. Я вспомнила: за месяц, что Эдвард провел здесь, он ни разу не летал на самолете. Он отдавал мне все свое время.

Успею ли?

Проскочив через ворота, я кое-как пристроила машину на маленькой парковке и помчалась в ангар.

Там было пусто. Лишь один техник ковырялся в двигателе маленькой «Сессны». Он повернулся ко мне: