Целоваться запрещено! (сборник) - Страница 5

Когда я их увидела, у меня сразу в животе как-то кисло стало. «Куда бы, – думаю я, – эту котлетину деть, чтобы никто не заметил?» Потому что учителя следили, чтобы мы все съедали на школьных завтраках и от этого хорошо учились.

Неподалеку стоял мальчик из параллельного класса по фамилии Раппопорт. Он был отличник, но шуток не понимал. Ему скажешь: «Раппопорт-аэропорт на колесиках приехал», а он думает, что это обидные неприличности, и бежит ябедничать. Я стала смотреть на Раппопорта и думать, как он всегда ябедничает, важничает, воображает… Конечно, на самом деле он воображал не больше других, но у меня было такое сварливое настроение, что он казался мне Главным Воображалой всего нашего района или даже всей Москвы. К тому же я разглядела, что Раппопорт не ест противные котлеты, а спокойно запивает чаем бутерброды и пирожки, принесенные из дому. Наверное, заполучил справку от врача! Это разозлило меня до полного умопомрачения, и я что было силы, словно снайпер какой-то или метатель ядра, запустила котлету в Раппопорта-аэропорта…

Но котлета не долетела. По дороге котлета слегка зацепилась за широкое плечо нашего физкультурника, изменила курс и угодила прямо в лоб одному иностранному туристу, который со своими друзьями, тоже иностранными туристами, пришел посмотреть, как в нашей школе все хорошо. Турист немножко удивился, встрепенулся, огляделся по сторонам и дружелюбно улыбнулся русской детворе, а котлета отскочила от его лба и аккуратно приземлилась в раскрытую сумочку учительницы по музыке, которая мирно пила какао с коржиком и увлеченно читала журнал «Музыкальная жизнь».

Самое удивительное, что никто ничего не заметил. Раппопорт слопал свои бутерброды, туристы ушли осматривать медпункт, а учительница по музыке, не отрываясь от журнала, защелкнула сумочку и пошла по своим делам. Представляю себе, приходит она домой, или к ученикам, или, еще лучше, идет с женихом в кино… Смотрит какой-нибудь жалобный фильм, хочет достать носовой платочек, открывает сумочку, а там…

Ужас какой-то!

С тех пор я больше никогда не кидаюсь котлетами. Вдруг они тоже окажутся такими прыгучими и попадут совсем не туда? А может быть, таких прыгучих котлет больше не делают? Из чего же их все-таки делали, что у них была повышенная прыгучесть?..

Когда я была маленькой, жизнь вокруг была совсем не такой, как сейчас. По субботам все ходили в школу, девочки носили коричневую форму с черными фартуками – страшную-престрашную. Жвачка была большой редкостью. Про Барби никто и не слыхивал. Не было «Лего» и даже фильмов про Бэтмена. Просто удивительно, как мы без всего этого жили и росли?!

Зато тогда со мной все время случались смешные истории. А теперь как-то не очень случаются. Теперь смешные истории происходят со всякими моими знакомыми детьми. Они мне эти истории рассказывают. Иногда из этих историй прямо целые рассказы получаются.

Вот, например, рассказ Темы Коржикова, ученика третьего класса.

На большой перемене Евдокимова закрыла дверь в класс на швабру и сказала:

– Начинаем секретный совет! У Майи Первомаевны скоро день рождения. Надо придумать подарок.

Петросян говорит:

– Так решили вроде – электрический чайник. Родительский комитет деньги собирал.

– Электрический чайник мы ей на прошлый день рождения дарили, – вспомнил Гунькин.

– Нет, – поправил Котов. – На прошлый день рождения мы дарили ей тостер, а электрический чайник на Восьмое марта.

– Совсем, что ли? – удивилась Смирнова. – На Восьмое марта был моющий пылесос, на прошлый день рождения – миксер, на Новый год – тостер, на окончание учебного года – кухонный комбайн «Мулинекс», а на День учителя – видеоплеер. Я точно помню, я папе рассказывала, а он и говорит: «Может, ей на первое апреля электрический стул подарить?»

– Короче, все это полная ерунда, – решила Евдокимова. – Такое любой подарит. Надо подарить ей что-вибудь душевное. И не от родительского комитета, а от нас самих.

– У нас в подъезде щенки родились, – говорит Женька Полунина. – Жутко породистые. Южнолабрадорская лайка. Помесь с гибралтарским боксером. Только они дорогие.

– Надо скинуться, – предложил Петросян. – Скидывались же на пылесос.

– Сравнил, – говорит Полунина. – Сколько пылесос стоит, это только на хвост собачий хватит…

– Значит, надо не один большой общий подарок, а много маленьких, – придумал я.

– Точно, – обрадовалась Евдокимова. – Много маленьких подарков гораздо лучше, чем один большой. Пусть каждый подарит Майе Первомаевне что-нибудь хорошее от себя лично. От души и на память.

Дома я поскорее пообедал и стал думать, что бы такое подарить Майе, чтобы на память и от души.

Надо бы подарить что-нибудь такое, что я сам люблю, чтобы совсем уж от души. А я много чего люблю! Больше всего я люблю трех барбосов, которые живут у нас на даче. Мохнатую маму Рыжуню, ее старшего сына Барошу и младшую дочку Дырку. Нашего пожилого кота Мяку Тимофеевича Мячкина я тоже люблю как родного и, пожалуй, никому не подарю, даже от души и на память. В компьютере я люблю «Командос», из музыки «Продиджи» и «Сплин»… Но все это как-то не очень подходит нашей Майе Первомаевне… Я порылся в «Лего», как следует погремел деталями и выбрал для нее трех отличных чубриков. Но тут подумал, что ведь она не станет в них играть и мои бедные милые чубрики будут просто так пылиться где-нибудь у нее в квартире, рядом с лишними электрическими чайниками и миксерами… Пожалуй, я подарю ей свой старый велик, ей наверняка полезно заняться велоспортом… Но она на нем вряд ли поместится. Раздавит еще, свалится. Хрясть – и нету.

У меня просто голова разболелась, и я поехал на роликах в парк. В парке я встретил Женьку Полунину, тоже на роликах, и очень обрадовался. Она тоже обрадовалась. Мы с ней стали носиться, беситься и колбаситься, ели мороженое, пили коку и никак не могли придумать, что же подарить Майе Первомаевне.

Потом мы с Женькой подъехали навестить заброшенный памятник неизвестно кому. Он стоит в нашем парке ближе к боковому выходу – на пьедестале плечи с головой, называется бюст. Он уже совсем старый и облезлый, с отбитым носом и похож на пугало огородное, а не на памятник. Весной девчонки любят надевать на него венки из одуванчиков.

– Бедный, совсем облез, – пожалела Женька. – А представляешь, как ему тут грустно одному, особенно если ночь или дождь?

– Надо пристроить его в хорошие руки, – сказал я.

И мы с Женькой посмотрели друг на друга очень внимательно. А у Женьки брат – совсем взрослый, в институте учится. Когда мы сказали ему, что хотим подарить Майе Первомаевне на день рождения заброшенный бюст, он долго смеялся, но сказал, что обязательно нам поможет, ведь он в детстве тоже учился у Майи Первомаевны.

В пятницу с утра Женькин брат на машине притащил памятник в школу и сам принес в класс. А мы с Женькой решили, что на шее у памятника удобно хранить бусы, а на голове – шляпы, поэтому Женька повесила на него несколько фенечек, а мне мама дала большую черную шляпу, которая пахла чем-то смешным. Чтобы памятник выглядел получше, Женька подрисовала ему глаза и накрасила губы.

Когда все собрались и стали показывать друг другу подарки, мы с Женькой сразу поняли, что наш – круче всех! Ведь другие притащили какую-то полную ерунду.

Евдокимова, наша главная умница и читательница, приготовила толстую растрепанную книжку. Сказала, что это самая интересная и любимая книжка на свете, потому что в ней нет ни начала, ни конца.

Гунькин принес гитару и сказал, что выучил для Майи Первомаевны очень душевную и жалобную песню.

Котов приготовил салют и фейерверк. Кравченко откуда-то приволок довольно крупный скелет, светящийся в темноте.

Вот у Петросяна тоже ничего себе был подарок. Он где-то добыл, выменял у кого-то, африканского таракана редкой породы, величиной примерно с мою кроссовку. Таракан сидел в трехлитровой банке и шевелил усами. Вещь! Все девчонки громко визжали и махали руками, а Смирнова стала как-то подозрительно заикаться, и Петросян накрыл таракана оренбургским пуховым платком, который принесла в подарок наша хозяйственная Попова.