Цель - Страница 13

Изменить размер шрифта:

Гляжу на Фитци и подаю ему знак рукой.

– …  тобой ради телок, – завершаем мы в унисон.

7
Сабрина

Я едва передвигаю ноги к тому времени, как возвращаюсь домой из Брайара.

Не могу решить, что ненавижу больше: выходные, когда зависаю в клубе до двух-трех ночи, а затем сортирую письма и посылки с четырех до одиннадцати, или будние дни, когда у меня либо уроки по утрам и почта – после, либо безбожно ранняя смена на почте, после которой начинаются уроки. Сегодня у меня – последнее, так что чувствую себя смертельно уставшей, когда роняю свой рюкзак на пол в коридоре.

Если бы даже я захотела снова встретиться с Такером, а большая часть моего тела голосует «за», я слишком измучена, так что меня хватило бы лишь на то, чтобы лечь на спину.

Хотя… это было бы не так уж плохо. Он мог бы трогать меня там и медленно трахать, а мне оставалось бы просто лежать и наслаждаться.

Я мысленно отвешиваю себе подзатыльник. Такер и его большой член – последнее, о чем следует думать.

На кухне бабуля, одетая в облегающие джинсы, растянутый лайкровый топ и свои любимые пушистые розовые тапки, помешивает что-то в кастрюле на плите.

– Пахнет чудесно, – говорю я ей.

Кипящий красный соус наполняет кухню божественным ароматом, от которого живот урчит и напоминает мне, что сегодня я съела только бублик на завтрак перед работой.

– Девочка, ты выглядишь так, будто сейчас рухнешь. Присядь. Ужин будет готов через минуту.

Мне не нужно говорить дважды, но, когда я вижу пустой стол, делаю крюк, чтобы захватить тарелки и столовые приборы. Через дверной проем замечаю макушку Рэя, пялящегося в телевизор. Наверное, он дрочит – от этой мысли меня передергивает. Я достаю тарелки из серванта.

– Что будешь, молоко или воду? – спрашиваю я, накрывая на стол.

– Воду, детка. Мне кажется, я растолстела. Ты знала, что Энн Хэтэуэй не переносит лактозу? Она вообще не ест молочку. Может, тебе тоже стоит подумать о том, чтобы исключить ее из своего рациона?

– Бабуль, это значит никакого сыра или мороженого. Я всегда буду поддерживать руками и ногами то, что производят коровы, если только врач не скажет, что молочка меня убьет.

– Я лишь говорю, что она может быть причиной, по которой ты чувствуешь постоянную усталость. – Она показывает на меня ложкой.

– Нет, уверена, это потому, что я работаю на двух работах и учусь на очном, – сухо отвечаю я.

– Если она прекратит есть молочку, то наконец перестанет быть мелкой сучкой? – спрашивает Рэй, неспешным шагом заходя в кухню. На нем те же треники, что и обычно. Ткань на мошонке настолько истончилась, что, клянусь, сквозь нее просвечивает розовая кожа.

К горлу подкатывает тошнота, и я отворачиваюсь, прежде чем он успевает окончательно испортить мне аппетит.

– Рэй, не начинай, – недовольно одергивает бабуля. – Детка, передашь мне дуршлаг?

Отчим пихает меня, когда я прохожу мимо:

– Она с тобой разговаривает.

– Само собой. Она ведь знает, что говорить с тобой – все равно что общаться с диваном. Тот же результат.

Я ставлю стакан с водой перед бабушкой и спешу к раковине, чтобы достать дуршлаг. Бабуля сливает соус в миску, пока я занимаюсь лапшой.

Рэй тем временем прислоняется к холодильнику и, словно ленивая жаба, наблюдает, как мы суетимся на кухне.

Ненавижу этого человека всем сердцем. С того момента, как мать привела его домой, чтобы познакомить нас, когда мне было восемь, я поняла, что попала в беду. Я так и сказала маме, но она никогда не прислушивалась к дочери. И, как оказалось, не умела быть рядом. Мама сбежала с другим мерзавцем, когда мне было шестнадцать, и с тех пор я ее не видела. Она звонит несколько раз в год, чтобы «отметиться», но, подозреваю, она не планирует возвращаться в Бостон.

Я даже не знаю, где она сейчас живет. Но точно знаю, что у Рэя нет причин жить тут. Он не мой отец: этот титул закреплен за куском дерьма, который бросил маму после того, как она залетела, и он точно не часть семьи. Думаю, единственная причина, по которой бабушка держит его здесь, в том, что он платит треть ренты. И, полагаю, спит она с ним по той же причине. Потому что это удобно.

Но, боже, он такой никчемный! Думаю, даже черви воротили бы от него носы. Если бы у червей, конечно, были носы.

Только когда стол полностью накрыт и паста готова к подаче, Рэй садится.

– Где хлеб? – требовательно спрашивает он.

Бабуля вскакивает со стула.

– Черт. Он в духовке.

– Я сделаю, – говорю я ей. – Сиди на месте.

Хотя бездумные замечания бабули могут ранить, эта женщина все же воспитывала меня, одевала и кормила, тогда как Рэй сидел на своей жирной заднице, курил травку и дрочил во время спортивных передач по телику.

Я бросаю взгляд на его спину и впервые замечаю заткнутый за пояс штанов белый конверт. Может, это счета? Последний раз, когда он прятал их от нас, потому что просмотрел дюжину платных порнофильмов, у нас образовалась задолженность за три месяца. Наш бюджет не страдает, только если нет неожиданных сюрпризов вроде этого.

Я вынимаю булочки из духовки, складываю их в корзинку и несу к столу. Затем нагибаюсь и достаю конверт из штанов Рэя.

– Что это? – требовательно спрашиваю я, помахивая им в воздухе. – Счет?

– Это ведь не те грязные шоу, Рэй? – уголки тонких губ бабушки опускаются.

Он краснеет.

– Конечно, нет. Я же сказал, что не смотрю их больше. – Рэй склоняется на стуле, чтобы льстиво улыбнуться мне. – Это для тебя. – Он вырывает конверт из моих рук и проводит им под носом. – Как по мне, пахнет злобной сукой.

Алый цвет края заставляет сердце биться быстрее. Я делаю выпад в сторону конверта, но Рэй высоко поднимает руку, заставляя меня сжаться. Боже, ненавижу его.

– Отдай ей письмо, – приказывает бабушка. – Еда стынет.

– Я просто пошутил, – говорит он, кладя письмо рядом с моей тарелкой.

Мой взгляд застывает на алом щите в верхнем левом углу.

– Открой его, – настаивает бабуля.

В ее голосе чувствуется нетерпение. Она может насмехаться надо мной по поводу моего никчемного образования и нелепых мечтаний, но, думаю, глубоко внутри она чертовски взволнована. По крайней мере, она может использовать эту новость, чтобы взять верх над другими дамами в ее парикмахерской, чьи внучки заводят детей, вместо того чтобы поступать в Гарвард.

Вот только… конверт очень тонкий. Все мои письма о приеме в колледж приходили в гигантских конвертах, полных симпатичных брошюр и каталогов.

– Она напугана тем, что, возможно, не поступила. – Слова Рэя наполнены одновременно презрением и ликованием.

Я хватаю письмо и открываю его ножом отчима. Оттуда выпадает один-единственный листок. В нем несколько абзацев, ни один из которых я не читаю полностью, просматривая письмо в поисках самых важных слов.

«Поздравляем вас с поступлением в Юридическую школу Гарварда! Надеюсь, вы присоединитесь к нам в Кембридже как ученица…

– Ну? – подталкивает бабуля.

Самая широкая улыбка в истории человечества расплывается по моему лицу. Голод, усталость, раздражение от присутствия Рэя – все отходит на второй план.

– Я… поступила! – пищу я и, повторяя эти слова, перехожу на крик: – Я поступила! О боже, поступила!

Я машу письмом в воздухе и ношусь по кухне в диком танце. Обычно я не позволяю себе расслабиться перед Рэем, но прямо сейчас этот ублюдок даже не существует для меня. Восторг и облегчение накрывают меня волной, настолько сильной, что я не могу устоять на ногах, падаю на плечи бабушки и крепко ее обнимаю.

– Полагаю, теперь ты станешь ужасно высокомерной, – ворчит она, но мне все равно.

– Не-а, это не делает ее особенной, – протягивает Рэй. – У нее две дырки, как и у любой другой сучки. Три, если считать рот.

Я жду, что бабушка защитит меня, но, очевидно, сейчас ревность одерживает в ней победу над гордостью, и она смеется в ответ на это отвратительное замечание. Вот так просто заканчивается мой праздник с этими людьми. Жду не дождусь, когда уберусь из дома.

Оригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com