Цель - корабли. Противостояние Люфтваффе и советского Балтийского флота - Страница 17

В июне 1941 г. Балтийский флот проводил учения, в которых участвовали как корабли, так и подразделения противовоздушной обороны. Закончились они аккурат к началу войны – 21 июня. На следующую ночь на Петергофском КП дежурил капитан С. Г. Куш-нерев. Начав смену, он проверил готовность к бою дежурных зенитных батарей, прожекторов, средств наблюдения за воздухом, исправность всех линий связи, убедился, что в воздухе нет своих самолетов и нет заявок на полеты в охраняемой зоне. Дежурство ожидалось спокойным, как-никак впереди был выходной день, да и учения только что закончились. Однако все части Балтфлота, в том числе и расположенной в глубоком тылу Кронштадтской военно-морской базы, находились в состоянии оперативной готовности № 1, а треть зенитной артиллерии, прожекторов и все посты ВНОС – в полной боевой готовности.

Начало мирного воскресного дня на Балтике не предвещало ничего плохого. Но спокойствие закончилось около 03.00 по московскому времени. В это время на КП по телефону поступило донесение от дежурного по батарее № 413, расположенной на форте «Обручев», приблизительно в 7 км к северо-западу от Кронштадта. В нем сообщалось, что слышен шум моторов, приближающийся с северо-запада. Тогда Кушнерев отдал приказ прожектористам осветить цель. Вскоре лучи воткнулись в светлеющее небо, и наблюдатели с ужасом увидели в их свете двухмоторные самолеты с крестами на крыльях, идущие на малой высоте. С командного пункта в Кронштадте также пришло сообщение: «В лучах прожекторов немецкие самолеты сбрасывают какие-то предметы на парашютах в районе маяка Толбухин».

Это были четырнадцать 1и-88А-5 из 1-й эскадрильи KGr.806 во главе с командиром группы оберст-лейтенантом Хансом Эмигом и приданные им для усиления еще четыре машины одного звена из 1-й эскадрильи KGr.506. Они поднялись с аэродрома в Восточной Пруссии и, пролетев над Балтийским морем и Финским заливом, подошли к Кронштадту с северо-западного направления, то есть со стороны Финляндии.

Каждый «Юнкерс» нес по две мины BM1000. Каждая из них имела боезаряд массой 680 кг и была оснащена магнитным взрывателем. То обстоятельство, что самолеты летели на малой высоте – около 500 метров, объяснялось имевшимися ограничениями по высоте сброса мин этого типа. При сбросе на парашюте с высоты 2000 метров глубина воды в месте падения мины должна была быть не менее 12 метров, при сбросе с 1000 метров – не менее 8 метров, а при сбросе с высоты 500 метров – не менее 6 метров. Поскольку восточная часть Финского залива мелководная, требовалось производить постановку мин с возможно меньшей высоты, чтобы исключить их удар о дно и преждевременный подрыв.

После недолгого размышления капитан Кушнерев подал команду: «Дежурным батареям открыть огонь! Всем остальным частям ПВО – боевая тревога!» Сомнения Кушнерева были понятны и причины для них весьма веские. Он хорошо помнил строжайший

приказ – «не поддаваться на провокации». Впоследствии он вспоминал: «У нас, зенитчиков, непосредственно сталкивавшихся с примерами наглой воздушной разведки, накапливалась злость… Мне некогда было поднимать наших истребителей на перехват, да и не успели бы наши самолеты, а противник, сотворив свое черное дело, ушел бы безнаказанным. В который раз!» И он отдал приказ, и батареи 1-го ЗенАП открыли огонь. В этот момент над Финским заливом курился легкий туман, тем не менее зенитчики в свои оптические приборы отчетливо видели силуэты немецких самолетов, кресты и другие опознавательные знаки на их фюзеляжах.

По свидетельству командира батареи 11-го ОЗАД Я. М. Дмитриева, 19 июня его батарея для выполнения учебных ночных стрельб прибыла в Кронштадт, на форт «Краснофлотский», где находился зенитный полигон. Поскольку к вечеру того же дня небо затянули облака, стрельбы были отменены. Такая же картина повторилась 20 и 21 июня. В роковую ночь в ожидании хорошей погоды личный состав батареи отдыхал у орудий и приборов. Примерно в 03.40 командир дальномерного отделения обнаружил группу самолетов, летевших вдоль финского берега в направлении Кронштадта, которые он опознал как немецкие. Поначалу ему, естественно, никто не поверил.

Подбежав к дальномеру, Дмитриев сам убедился в правильности доклада. В предутренней мгле он увидел большую группу самолетов, показавшихся ему похожими на «Дорнье-215», которые шли на высоте 300–400 метров длинной растянутой колонной. Подлетая к фарватеру, они сбрасывали какие-то продолговатые предметы, вероятно, мины. Поскольку действия самолетов носили явно враждебный характер, командир батареи подал команду на открытие огня. Зенитчики, бежавшие сквозь рассветный туман к своим пушкам, еще не знали, что сейчас будут производить одни из первых выстрелов в предстоящей долгой и страшной войне.

Стрельбу в Кронштадте заметили с южного берега Финского залива, где в районе форта «Красная Горка» находились позиции 309-го отдельного прожекторного батальона. Начальник его штаба доложил своему командиру, что Кронштадт, видимо, атаковали вражеские самолеты. Майор П. П. Ковкин воспринял это как сигнал о продолжении учений, в плане которых намечалось «воздушное нападение на ВМБ Кронштадт», которое должно было «отражаться» с проведением учебных стрельб.

Через некоторое время послышался звук моторов приближавшихся самолетов, и в небе появились два силуэта, летевших курсом с востока на запад. Перед КП размещалась 3-я батарея 11-го ОЗАД, но она не открывала огня из-за слишком малой высоты полета целей. Через две минуты прошли еще три самолета. Они летели над фарватером, и тут уж батарея произвела по ним залп. Только тогда до командира-прожекториста дошло, что это уже не учения, а настоящая война.

Разрывы снарядов в непосредственной близости от своих машин стали неожиданностью для экипажей Люфтваффе. Пилотам «Юн-керсов» пришлось срочно выполнять противозенитный маневр. Впрочем, ни один самолет не пострадал, хотя пэвэошники затем и утверждали, что сбили два и повредили еще один бомбардировщик.

Сбросив мины BM1000 в фарватеры на подходах к главной базе Балтийского флота, Ju-88A повернули обратно на северо-запад. При этом немецкие бортстрелки, видимо, в отместку за внезапный зенитный огонь обстреляли пароход «Луга», случайно оказавшийся на маршруте их полета. Поскольку запаса топлива, чтобы вернуться обратно в Восточную Пруссию уже не хватало, «Юнкерсы», как и было заранее спланировано, направились на финский аэродром Утти, расположенный в 10 км восточнее города Коувола.

Еще в начале мая 1941 г. три офицера из KGr.806 были командированы в Финляндию, чтобы определить, какие аэродромы в южной части страны могли бы при начале войны против Советского Союза послужить базой для 1-й эскадрильи. 18 июня финское правительство разрешило Люфтваффе использовать шесть аэродромов на своей территории: Хельсинки-Мальми, Утти, Луонетярви, находившийся северо-западнее города Тампере, а также Рованиеми, Кеми-ярви и Петсамо (ныне Печенга). И уже в тот же день в Луонетярви прибыли три Do-215 из 1-й эскадрильи АиШ^г. ОЬ. ёХ., а в Рованиеми перелетели три Do-17P из 3-й эскадрильи дальней разведки Aufkl.Gr.22. Затем в течение 20–21 июня на аэродром Утти были доставлены топливо, запасы бомб и донных мин и немецкий технический персонал, необходимые для дозаправки и перевооружения «Юнкерсов».

Интересно, что есть сведения о том, что во время первого налета на Кронштадт в ночь на 22 июня на борту ведущего Ju-88A из KG806 находился финский летчик – лейтенант Эрви (P. Ervi). Он был прикомандирован к штабу 1-го воздушного флота Люфтваффе в

качестве офицера связи. Эрви был летчиком-истребителем и хорошо знал подходы к аэродрому Утти, который долгие годы был главной базой финской истребительной авиации. Можно предположить, что его задачей было помочь немецким пилотам и штурманам найти незнакомый для них аэродром.