Царство теней - Страница 2

Кулл вяло отвечал на учтивые вопросы Ка-ну, с тоской думая о том, что и он когда-нибудь может стать таким же, как этот престарелый пикт. Посол был толстым и обрюзгшим, с тех пор, когда он в последний раз держал в руках меч, прошло уже очень много лет. А ведь Куллу встречались люди и постарше Ка-ну, шагавшие в бой в первых рядах воинов.

За спиной Ка-ну стояла девушка необыкновенной красоты, наполнявшая вином его кубок. Надо сказать, отдыхать ей не приходилось. Ка-ну беспрерывно сыпал шутками и анекдотами, и Кулл, презирая в душе чрезмерную болтливость, тем не менее старался не пропустить мимо ушей ни единого слова. За столом сидели также другие пиктские вожди и дипломаты. Последние вели себя непринужденно, в поведении же первых ощущалась определенная скованность, им нелегко было переступить через себя, забыть о давних раздорах и вражде. И все же Кулл наслаждался атмосферой приема, столь отличной от той, которая господствовала при его дворе. Как похоже это было на Атлантиду.

Кулл пожал плечами. Что ж, Ка-ну, который, наверное, забыл, что он пикт, прав, и ему, Куллу, тоже пора стать валузийцем не только внешне.

Когда луна оказалась, наконец, в зените, Ка-ну, который съел и выпил больше, чем любые трое из его гостей вместе взятые, откинулся на софе и вздохнул с видимым облегчением.

— Теперь оставьте нас, друзья, — сказал он. — Мы с царем должны обсудить дела, о которых детям знать не положено. Да-да, ты тоже иди, моя малышка, дай я только поцелую твои “сладкие губки” вот так, а теперь беги, бутончик ты мой розовый.

Ка-ну погладил седую бороду и посмотрел испытующим взглядом на угрюмо молчащего Кулла.

— Так ты считаешь, Кулл, — сказал вдруг дипломат, — что Ка-ну старый распутник, который годится лишь на то, чтобы лакать вино и щупать девок?

Кулл вздрогнул от неожиданности. Старик высказал вслух именно то, о чем он только что подумал.

— Вино веселит разум, женщины прелестны, но — хе-хе! — не думай, что хоть что-нибудь из этого мешает старому Ка-ну заниматься делом.

Он захохотал так громко, что его огромное брюхо заколыхалось, подобно медузе. Кулл наклонился вперед. Это уже становилось похожим на издевку, и в глазах царя загорелись грозные огоньки.

Посол потянулся за кувшином, наполнил свой кубок и взглянул на гостя. Тот молча покачал головой.

— Ну, что ж, — нимало не смущаясь, сказал Ка-ну, — а моей старой голове постоянно требуется разогрев. Я все больше старею, Кулл, так почему же я должен отказываться от тех немногих удовольствий, которые нам, старикам, еще доступны. Да, я старею, опускаюсь, меня гложет тоска.

Заметить это по его виду было, однако, трудно: румяное лицо посла лоснилось, глаза блестели так, что седая борода казалась на его лице чем-то лишним. “И правда, он прекрасно выглядит, — подумал Кулл, чувствуя себя слегка уязвленным. — Этот старый прохвост утратил все черты своей — и его, Кулла, — расы, но, несмотря на это, наслаждается старостью, как никто иной”.

— Послушай же, — сказал, наконец, Ка-ну, — рискованное это дело — хвалить юношу, глядя ему в глаза. Но я должен высказать то, что думаю о тебе на самом деле, иначе мне не завоевать твоего доверия.

— Если ты хочешь завоевать его лестью, то…

— Успокойся! Кто говорит о лести? Я льщу только тем, кого хочу обмануть.

Глаза Ка-ну вспыхнули холодным огнем, мало совместимым с язвительной улыбкой, игравшей на его губах. Старый лис разбирался в людях и знал, что с этим варваром-тигром следует играть в открытую, что он, подобно волку, нюхом обнаруживающему капкан, мигом уловит любую фальшь, таящуюся за паутиной слов.

— У тебя достаточно сил, — сказал пикт, подбирая слова тщательнее даже, чем на заседаниях Совета, — чтобы стать величайшим из царей, чтобы восстановить — хотя бы частично — давнее могущество Валузии. Да, это так. Что касается Валузии, до нее мне дела нет, хотя вино и женщины здесь великолепны. Однако чем она сильнее, тем в большей безопасности находится народ пиктов. Более того, с атлантом на троне она может присоединить к себе Атлантиду...

Кулл горько усмехнулся: Ка-ну коснулся старой раны.

— Атлантида прокляла мое имя, когда я переступил порог этого мира в поисках счастья и славы. Мы... они — извечные враги Семи Империй. Тебе это должно быть хорошо известны.

Ка-ну погладил бороду и загадочно усмехнулся.

— Оставим это. Хотя я знаю, о чем говорю. Никто не станет затевать войну, если она не будет сулить выгоду. Нас ждет эпоха мира и покоя, я предчувствую победу добра над злом, вижу людей, живущих в любви и довольстве. Ты можешь приблизить эту эпоху... Если, конечно, останешься в живых.

— Ха! — Кулл вскочил на ноги с такой ошеломляющей быстротой, что Ка-ну, привыкший оценивать людей так, как иные оценивают лошадей, почувствовал, что его сердце зашлось от восторга. “О боги! Этот юноша — само совершенство! Нервы и мускулы как из стали, превосходная координация движений, мгновенная реакция — все, что делает воина непобедимым в бою”. Ни одна из этих мыслей, проскользнувших в мозгу Ка-ну, никак не отразилась, однако, в его полных сарказма, произнесенных холодным тоном словах:

— Успокойся. Сядь и оглядись вокруг. В саду пусто, за столом, кроме нас с тобой, тоже никого нет. Надеюсь, ты меня не боишься?

Кулл внимательно осмотрел сад и сел на место.

— Это в тебе проснулся дикарь, — сказал дипломат. — Подумай только, если бы я что-то замышлял против тебя, разве выбрал бы я для встречи место, где все подозрения падут на меня? Ах, молодежь, как многому вам еще надо научиться! Тут вот сидели мои люди, и им было очень не по себе от соседства с тобой потому, что ты атлант по рождению. Ты, в свою очередь, презираешь меня за то, что я пикт. А я вижу в тебе Кулла — повелителя Валузии, Кулла — царя царей, а не Кулла — легкомысленного атланта, атамана шайки грабителей, захватившей богатую страну. Ты тоже должен почувствовать себя, наконец, человеком без нации, гражданином мира. И, кстати, если бы ты погиб завтра, кто стал бы царем Валузии?

— Каануб, барон Блаал.

— Ах, вот как. Мне многое не нравится в этом человеке, но более всего то, что он всего лишь марионетка в чужих руках.

— Почему это? Он был самым значительным из моих противников, и я никогда и мысли не допускал, что он защищает чьи-либо еще интересы, кроме своих собственных.

— Ночь все слышит, — ответил Ка-ну. — И внутри нашего мира есть еще миры. Мне, впрочем, ты можешь доверять. Брулу Копейщику — тоже. Взгляни-ка сюда.

На его раскрытой ладони лежал браслет — троекратно свернувшийся кольцом крылатый дракон с тремя рубиновыми рогами на голове.

— Приглядись к нему повнимательнее. Когда Брул появится у тебя завтра ночью, этот браслет будет у него на руке. Доверься этому человеку и сделай все, что он укажет. И в доказательство того, что я доверяю тебе, — смотри!

Он рывком вытащил из складок своей одежды предмет, блеснувший магическим зеленоватым светом, и тут же спрятал его обратно.

— Похищенный бриллиант! — воскликнул царь изумленно. — Зеленый алмаз из храма Змея. О боги! Так значит, это твоя работа? Но зачем ты мне его показал?

— Чтобы спасти тебе жизнь. Чтобы ты мне поверил. Если ты заподозришь меня в предательстве, можешь сделать со мной, что пожелаешь. Моя жизнь в твоих руках. Я не могу теперь тебя обмануть, ведь ты одним словом можешь вынести мне смертный приговор.

Старый хитрец, произнося эти слова, весь сиял и самодовольно прикрывал глаза, явно радуясь произведенному им впечатлению.

— Но почему ты отдаешься в мои руки? — удивление Кулла росло с каждой минутой.

— Я уже сказал тебе об этом. Теперь ты видишь, что Я честен с тобой. А завтра, когда Брул придет к тебе во дворец, ты послушаешься его совета, не боясь измены. И хватит об этом. Эскорт ждет тебя, мой господин, у ворот, чтобы сопроводить во дворец.

Кулл встал.

— Но ведь ты ровным счетом так ничего мне и не сказал.

— Ох, молодость, молодость, как ты нетерпелива! — сейчас Ка-ну более чем когда-либо напоминал своим видом толстого грубовато-веселого эльфа. — Иди, юноша, и пусть тебе приснятся трон, армии, царства, ну а я увижу во сне вино, женщин, розовые лепестка. Будь счастлив, царь!