Царство ночи - Страница 8

Дороти убрала со стола, помыла тарелки. На самом деле, не такие уж они бедные, скажем, им не приходится делать даже то, чем сейчас занимается она. Бедные! Они-то как раз богатые, вот в чем дело. А если не они сами, тогда их родственники. Цена, которую заламывает за свои услуги старичок Грисвольд, по карману только тем, кто при деньгах. Зато взамен они получают первоклассное обслуживание. Роскошный особняк, прекрасный парк. Да, за ворота выходить нельзя, вокруг — ограда, но в наши дни и так натыкаешься на сплошные ограничения. Не верите — попробуйте прогуляться без документов, поезжайте куда-нибудь, не захватив с собой паспорт, или сверните не там, где положено. Интересно, как далеко вам удастся пройти по той же Джорджии, пока какой-нибудь полуграмотный местный шериф не упрячет вас за бродяжничество? На самом деле, чтобы уткнуться носом в ограду, не надо никуда ходить — тебя всегда окружает бумажный забор, слепленный из бесчисленных бланков городских, окружных, федеральных налогов, страховых заявок, уведомлений о просроченных платежах по кредитам…

Бедным полоумным обо все этом беспокоиться не нужно, им не приходится питаться полуфабрикатами, а после обеда мыть за собой пластиковые тарелки.

А может, они вовсе и не полоумные, просто знают то, до чего ей никогда не дойти? Например, как оставаться самим собой, и посылать всех подальше. Может, на самом деле ненормальная как раз она, потому что тратит свою жизнь, присматривая за ними. Для того, чтобы здесь работать, психом быть не обязательно, но желательно.

Дороти поставила пластиковую посуду в пластиковый шкафчик. Всего пара шагов — и она перешла из крошечной кухни в гостиную. Подошла к маленькому переносному телевизору, нажала на пластиковую кнопку.

Смотреть она его не собиралась, но звук поможет расслабиться. По крайней мере немного заглушит танцевальную музыку, грохочущую за стеной.

Конечно, можно куда-нибудь пойти, только где здесь нормально проведешь время? В местном кинотеатре идет повторный показ двух классических комедий. В первой разгневанный молодой человек бегал повсюду, переодевшись в гориллу, второй посвящен истории любви тихого милого юноши и его домашней свинки. Какими бы художественными достоинствами ни обладали эти изящные и глубокие, по отзывам восхищенных критиков, ленты, Дороти они только лишний раз напомнят о ее подопечных из лечебницы.

Остается бар «Холостяцкие радости», нежно любимый девицами-стюардессами, живущими наверху. Но, увы, там тридцатидевятилетней женщине (ладно, по паспорту ей сорок четыре, какая разница?) делать нечего. Дороти раньше часто, — слишком часто, — посещала такие места, и в итоге ей неизменно попадались подделки-очаровашки.

Вообще, мир, — по крайней мере, тот, который ее окружает, — просто кишит такими типами. Хорошо одетые, языкастые, щеголяющие шикарным загаром образчики тридцатидевятилетнего, — а по паспорту сорок четыре? — благополучного холостяка с почти незаметной сединой на висках, почти естественным цветом шевелюры, почти невидимой накладкой или париком, все как один раскатывают на подержанных спортивных автомобилях (срок выплаты просрочен минимум на два месяца). Плюс немалая задолженность по алиментам, но эта последняя деталь всплывает уже после того, как получаешь возможность обнаружить, что замечательный загар доходит лишь до воротника, а спортивная талия расползлась словно тесто, как только ее перестали стягивать непомерно узкие брюки.

Очаровашки. Зачаровать. Странно, но почти никто не сознает, что на самом деле значит это слово. Наложить заклятие, создать иллюзию. Чары. Магическая формула, служащая для обмана людей. Дороти на собственном горьком опыте убедилась, как опасно доверять мужчинам-очаровашкам, она знает, что скрывается за приятной улыбкой и сладкими речами. Причем наблюдения вовсе не ограничивались знакомствами в свободное время; то же самое можно сказать о ее подопечных пациентах. Больше половины из тех, кто в итоге очутился в лечебнице, принадлежат к племени очаровашек. Это самозабвенные ловкие болтуны, настоящие спецы по «искренним объяснениям» и игре на чувствах. Потом начинаются угрызения совести, приступы самобичевания, кошмарные видения заслуженной кары. Но за благоприобретенной способностью манипулировать людьми, за тщательно продуманным лживым фасадом скрывается маленький мальчик, который все еще не повзрослел, потому что от такой необходимости его избавили мама и папа, наперебой твердившие, какой сыночек хороший, и ограждавшие от любых проблем. А потом родителей сменила какая-нибудь дура вроде нее, Дороти, всегда готовая выслушать, распустить нюни, охать над великими планами, мириться с ложью и платить за все. Конечно, рано или поздно мальчик сталкивается с проблемой, против которой его чары бессильны. Тут он сразу ломается, вопит, сучит ножками и в итоге оказывается в полном одиночестве в своей норе. Или за решеткой. А те, у кого водятся деньги, находят приют у доброго доктора Грисвольда.

Дороти смертельно устала от мужчин-очаровашек, потому что в каждом отчетливо видела маленького мальчика, от природы неспособного любить кого-либо, кроме себя. Мальчика, который, чтобы разогнать тоску, гоняется за кошками с мясницким тесаком.

Вот почему она осталась дома, включила телевизор и немного полюбовалась на то, как несколько профессиональных очаровашек мужского пола разыграли хитроумную шараду из жизни многоопытного частного детектива с тонкой душевной организацией. Чтобы окончательно убедить зрителей в своих дедуктивно-криминологических талантах, он разрушил все хитросплетения злодея ловким ударом в челюсть, а потом поверг его наземь приемом карате.

После двух не менее увлекательных передач, настало время ночного выпуска новостей. Здесь очаровашек не было, и Дороти убавила звук. Но телевизор не выключила. Приглушенный голос диктора помогал создать иллюзию чьего-то присутствия. В тридцать девять (ну, сорок четыре, какая разница?) никто не хочет оказаться в полном одиночестве, особенно ближе к полуночи.

Дороти перешла в спальню. Сняла с кровати покрывало. Вытащила из шкафа пижаму, повесила ее в ванной. С этого момента она починялась выработанным за многие годы рефлексам, заставлявшим раз за разом повторять ритуал отхода ко сну.

Пока она раздевалась, диктор что-то говорил о ситуации в Азии. Шум душа почти заглушил сообщение о демонстрации и последовавших беспорядках в Вашингтоне. Дороти откинула полотенце, надела пижаму и заглянула в гостиную. На экране страшно уродливые супруги среднего возраста старательно гримасничали, приглашая всех разделить с ними радость приобретения банки быстрорастворимого кофе.

Дороти не хотела пропустить прогноз погоды — надо решить, что надеть завтра. Она приоткрыла окно в ванной, чтобы хоть немного развеять влажную духоту, и поспешила к телевизору.

Комментатор зачитывал какое-то экстренное сообщение. Дороти прислушалась. «… сбежали из частной лечебницы в Топанга Каньон, где обнаружено четыре трупа».

Дороти ахнула, торопливо увеличила громкость.

«…жертвы нападения, которое, судя по всему, оказалось совершенно неожиданным, опознаны. Это доктор Леонард Грисвольд, пятьдесят один год, владелец и директор лечебницы, миссис Миртль Фрилинг, медсестра, и Герберт Томас, санитар…»

«Господи!»

Зазвонил телефон.

Она побежала в спальню, схватила трубку.

«Мисс Андерсон? Вас беспокоит лейтенант Баррингер, полицейское управление Лос-Анжелеса».

Телевизор мешал слушать. Лейтенант говорил, что они обнаружили трупы.

«Я знаю», — откликнулась Дороти. — «Только что передали в новостях».

Свежий воздух, успевший просочиться сквозь открытое окно в ванной, не мог достичь спальни, но Дороти вдруг обдало холодом. Все тело пронизала дрожь. От волнения она пропустила начало следующей фразы, и заставила себя прислушаться.

«…явно одна из пациенток, и мы надеемся, что вы поможете ее опознать. Пожилая женщина, на вид примерно шестьдесят пять лет, невысокая, довольно худая. Носит очки без оправы…»