Царство ночи - Страница 15

Странно. Его действительно перестала мучить жажда, зато возникла тянущая боль в желудке. Он просто умирает от голода. А выпивка совсем не требуется. Зачем себя обманывать, его по-прежнему тянет приложиться к бутылке, но это обычное желание, вовсе не прежняя зависимость. А нужен ему сейчас хороший обед. Настоящий сытный обед. Вдобавок, он понял, как следует действовать дальше.

Не нужно никакого плана действий. Теперь, когда он наконец очнулся, протрезвел и душой и телом, стало ясно, что никаких хитростей придумывать не надо. Надраться как следует, а потом изобрести безумную схему очередного бегства — идея прежнего Лорча, горького пьяницы. Она не сработала бы, просто не могла сработать. Куда ему бежать, и сколько он продержится, пока в конце-концов его не выследят? Рано или поздно они узнают, что он замешан в этом деле. Да тот же Бликс, явившись сюда завтра утром, наверняка им расскажет, и станет героем дня.

Задача простая — не допустить, чтобы Бликс тянул на себя одеяло, и самому вызвать полицию. На допросе объяснить, что произошло на самом деле, выложить все что знает, вплоть до мельчайших подробностей, назвать имена остальных, отвечать на любые вопросы, помогать следствию. Конечно, придется рассказать, какую роль он сыграл в случившемся. Поднимется шум. Его имя станет мелькать в газетах и телепередачах. Но, возможно, это даже обернется ему на пользу, послужит своеобразной рекламой… А что хорошо для него, хорошо для бизнеса. На удивление просто. Невероятно, как все оказалось логично и ясно, стоило только выбросить из головы мысли алкоголика.

Он неподвижно стоял, укрытый густой тенью. Потом протянул руку, чтобы закрыть дверцу. И тут заметил, что в самом центре верхней полки в ряду сосудов зияет дыра. Не хватает одного бурбона. Бликс не пьет. Кто мог сюда залезть и стащить мою выпивку?

Ответ притаился совсем рядом, в темноте за его спиной. Джек Лорч повернулся как раз вовремя. Он успел заметить смазанный силуэт бутылки. Через секунду она, описав дугу, обрушилась ему на голову и раскроила череп.

Джек упал, сверху рухнул сервант. Осколки стекла разлетелись по полу и вонзились в кожу. Кровь, смешавшись с виски, залила лицо, — ночь окрасила все в серый цвет, — и Лорч подумал, что Грисвольд, как ни крути, оказался прав, напророчив ему смерть от бутылки. С этой мыслью он и расстался с жизнью.

Примерно в десять вечера на смену Дойлю пришел полицейский по имени Любек. Перед тем, как отпустить коллегу домой, он вполголоса переговорил с ним в прихожей.

Затем Дойль отправился отдыхать, а Любек приступил к выполнению своих обязанностей. Он выглядел немного старше предшественника и был довольно массивным и грузным, но всем своим видом внушал уверенность — когда такой рядом, бояться нечего. Как и Дойль, он начал с осмотра квартиры, проверил шкафы, двери и окна.

«Кондиционер на ночь не отключаете?» — спросил он. — «Хорошо. Тогда никаких открытых окон». Подошел к двери, приладил цепочку. Карен следила за ним из спальни.

«Можно от вас позвонить? Надо сообщить в управление».

«Да, конечно».

Она поднялась, направилась к гостиной. Стоя на пороге, смотрела, как Любек набирает номер. Она чувствовала себя немного неловко, но зато, если повезет, отсюда можно подслушать разговор.

Увы, не повезло. Любек говорил очень тихо, а шум кондиционера полностью заглушил слова.

Карен покачала головой. Да что с ней такое: страшно войти в собственную гостиную? Ее никто не арестовывал, она свободный человек.

Или нет?

«Надев доспехи, стал доспехов раб». Роберт Браунинг, «Геракл». Прошло столько лет, но слова из поэмы почему-то всплывали в памяти снова и снова. Только теперь Карен по-настоящему поняла их смысл. Во имя безопасности, мы все напялили доспехи, значит, порабощены своей нуждой в их защите. Уже тот факт, что в ее доме находится полицейский, превращает Карен в добровольную невольницу, пленницу собственного страха. А полицейский, который чувствует себя в безопасности под защитой своего аналога доспехов, — служебной бляхи и револьвера, — тоже пленник, пленник системы, которая, в частности, предписывает вовремя рапортовать начальству. Его шефы — верные невольники политиков, которые находятся в рабской зависимости от своих избирателей, таких же людей, как она сама, по доброй воле отбывающих пожизненное заключение за стремление защититься от окружающего мира. Впрочем, некоторым вынесен смертный приговор, и его в любой момент могут привести в исполнение…

Карен отогнала непрошенные мысли, заставила себя отойти от двери. Она появилась в гостиной как раз в тот момент, когда Любек закончил докладывать и положил трубку.

«Есть новости?»

Полицейский покачал головой. — «Нет». — Неторопливо встал. — «Да вы не волнуйтесь, все под контролем. Патруль будет объезжать район целую ночь. Кстати, чуть не забыл…»

«Да?»

«Придется еще пару раз доложить обстановку. Так что если проснетесь и услышите, как я говорю по телефону, не волнуйтесь».

«Вы здесь просидите до утра?»

«Точно. Я вас не потревожу, разве что будет важная причина. Но держите дверь в спальню открытой. А если что-нибудь эдакое услышите, сразу орите во всю глотку». — Любек улыбнулся ей. — «Я знаю, каково вам сейчас, немного неприятно, конечно, но постарайтесь не нервничать».

«Я и так не нервничаю», — соврала Карен.

«Да, вот еще что. Вы принимаете на ночь какие-нибудь пилюли? Ну, успокоительное, или снотворное?»

«Нет».

«Хорошо».

Карен не разделяла оптимизма собеседника, но оставила сомнения при себе. Как раз сейчас ей очень бы пригодилось снадобье, которое мгновенно валит с ног. Раздеваясь, чтобы принять ванну перед тем, как лечь в кровать, она чувствовала, что слишком взбудоражена, не способна отвлечься от того, что в соседней комнате сидит чужак. Пока он здесь, она не сможет заснуть, но если полицейский уйдет и оставит ее без защиты, тем более не сомкнет глаз. «Тот, кто в доспехах, стал доспехов раб».

Оказавшись в спальне, Карен торопливо стащила покрывало, не зажигая лампу, и устроилась под одеялом. Она, конечно, проведет бессонную ночь, но по крайней мере, должна отдохнуть. Сюда проникал яркий свет из гостиной. Она недовольно прикрыла глаза, опустила голову на подушку и заснула как мертвая.

Во сне к ней явился Брюс.

Он был облачен в доспехи, а в руке сжимал меч.

Окровавленный меч.

Луиза Дрексель услышала шум первой.

Роджер возился со своей коллекцией марок в кабинете, она сидела в библиотеке. Луиза всегда любила читать, а в последнее время все больше времени проводила за книгой. Наверное, их дом — единственный во всем Бел Эйр, где нет телевизора. Говоря по правде, Луизе хотелось иногда посмотреть передачи, но Роджер был непреклонен. «Зачем забивать голову помойными отбросами?» заявил он яростно. Луиза сразу поняла, что спорить бесполезно, потому что у него очень редко вырывались такие словечки. Она подавила в себе искушение, не напомнила мужу, что в свое время он не только регулярно смотрел телевизор, но даже финансировал одну из передач, и резко изменил свое мнение только после того, как продал долю в бизнесе. А когда ушел на покой, даже газеты перестал выписывать. «Мне уже шестьдесят пять, я имею право хоть немного пожить в тишине и спокойствии», — сказал он ей. — «Хватит с нас собственных проблем, нечего забивать голову чужими».

Роджер намекал на Эдну, но ни он сам, ни Луиза не желали обсуждать больной вопрос. Они сделали все, что могли, обеспечили наилучшие условия и уход из всех, какие только имеются; на этом возможности родителей исчерпаны. Теперь дело за психиатрами. А после того, как у Роджера случился сердечный приступ, нет никакого смысла волновать его разговорами на неприятные темы. Сначала Луиза чувствовала себя виноватой (все-таки дочь остается дочерью, и, наверное, любой матери неприятно делать вид, что судьба единственного ребенка ее не волнует), но потом напомнила себе, что главная обязанность жены — заботиться о муже.