Царство Небесное - Страница 80
– Этого срочно нужно осмотреть.
– Несите его в наш дом, – распорядилась уже взявшая себя в руки Анна.
– Стоит ли? – с сомнением проговорил Маран.
– Стоит. Он был ранен, выполняя приказы моего мужа, и потому не будет лежать в казарме. Несите. – Анна была деловита и спокойна.
Она не обратила внимания, как на нее посмотрели селяне и воины, не заметила она и одобрения, мелькнувшего в глазах Рона, и того, как он удовлетворенно кивнул собственным мыслям. Сама того не понимая, она сейчас выросла в глазах окружающих на две головы, хотя и до этого не была обделена их любовью.
Раненый лежал на столе в зале первого этажа, над которым висел светильник, сейчас в нем горели все свечи: хотя на улице было уже светло, в доме сохранялся сумрак. Сейчас юноша был без сознания, воздух с противным хрипом и каким-то посвистом проникал в его легкие – и со столь же неприятными звуками покидал их.
Быстро подготовившись к предстоящей операции, падре подошел к раненому и сноровисто разложил на придвинутом небольшом столике свои инструменты.
– Дитя мое, я не думаю, что вам стоит смотреть на это.
– Позвольте мне остаться, святой отец.
– Зачем вам это?
– Боюсь, что это первый, но не последний раненый, и если мой муж по долгу отправляет их на смерть, то я считаю своим долгом уметь бороться со смертью.
Сказано это было без пафоса, а с какой-то ярой убежденностью, так что священник решил не противиться ее желанию, тем более что помощник ему не помешал бы.
Операция была довольно сложной, так как рана была нехорошей: пробито легкое. С такими ранениями обычно долго не жили, удар меча – это весьма серьезно, рана получалась весьма обширной. Однако парень обладал поистине завидным здоровьем, и организм пока весьма успешно боролся с ранением, но дольше тянуть было уже нельзя. Падре действовал весьма сноровисто, что говорило о большой практике. Все время операции он был спокоен, деловит и сосредоточен. Анна по мере своих сил и скромных познаний помогала священнику, хотя и было заметно, что тот особо и не нуждался в ее помощи; впрочем, ее помощь была не лишней, так как экономилось время и высвобождались руки.
Анна, бледная как полотно, все же умудрилась сохранить самообладание и ни разу не перепутала и не ошиблась, выполняя указания священника. Она и раньше имела опыт работы с ранениями, но то были больше порезы той или иной степени. С проникающим ранением она имела дело впервые, а потому чувствовала себя неловко, ее мутило от представшей картины, но она сумела взять себя в руки, и, несмотря на дрожь в коленях, руки ее действовали весьма твердо.
Наконец с раненым было покончено, последний шов лег на разрез, знаменуя собой окончание операции.
– Все. Теперь все в руках Господа и силы его тела, – устало проговорил священник. – Нужно, чтобы с ним постоянно кто-нибудь был рядом. Скоро действие макового раствора закончится, и тогда ему будет очень больно, поднимется жар.
– Я буду с ним рядом.
– Анна…
– Нет-нет, падре. Даже не уговаривайте. Только его нужно перенести в другую комнату.
– Я скажу Рону, вот только снимать его со стола нельзя.
Вскоре в дом вошли Рон и еще трое воинов – один из них имел рану на голове, но та была не опасной, так что не помешала ему участвовать в переносе стола с раненым в соседнюю комнату, временно превращенную в лазарет.
Анна, вооружившись вязанием, присела в головах юноши и приготовилась к долгому дежурству.
– Не помешаю, дитя мое?
– Что вы, конечно, нет, святой отец. Но я думала, что вы займетесь остальными ранеными.
– Им я помочь уже не смогу. Да нет, ничего плохого с ними не случится, если только не считать появления в будущем не очень красивых шрамов. Рон, знаешь ли, накладывает швы со всей солдатской непосредственностью.
– Ну мне всегда казалось, что шрамы украшают воина.
– Вот и эти молокососы так считают. Но я-то знаю, что женщины все же не в последнюю очередь смотрят на красоту. Керку-то все равно, у него ранение в руку, а вот Кена угораздило подставиться головой, и теперь у него на лбу будет довольно уродливый шрам.
– Уверяю вас, у него достаточно достоинств, чтобы девушки смотрели не только на его внешность.
– Откуда вам-то знать?
– Я многое о них знаю.
– Откуда?
– Ну у меня ведь есть язык и уши, для чего они нам даны Господом, если не для того, чтобы разговаривать с ближними и слышать, что они говорят нам…
– Дитя мое, ты хочешь сказать, что знаешь все обо всех воинах?
– Не все, но многое. И не только о воинах, но и о жителях села.
– А о своем муже что тебе известно?
– Что вы имеете в виду?
– Ну с ним ты так же общаешься и знаешь его настолько же, насколько его людей?
Ответом было молчание и потупленный взор.
С этим нужно было что-то делать. Он видел перед собой прекрасную пару, более того – она искренне любила мужа, он также уже не был к ней безразличен, но…
– Дитя мое, конечно же ты можешь подумать, что это не мое дело, но уверяю тебя, что забота о мире в семьях своего прихода – это непременная обязанность каждого священника, ибо Господь велит пастырям своим наставлять на путь истинный чад своих.
– Я и не думала об этом.
– Вот и хорошо. С тех пор как ты приехала сюда, ты еще ни разу не была на исповеди.
– Я хотела исповедаться, как только закончится строительство церкви.
– Церковь – это просто освященное Господом место для свершения таинств и обрядов, но истинный храм находится в душах наших. Не думаешь же ты, что браки, освященные мною вне стен церкви, менее священны. Хорошо, давай оставим эту тему. Просто я вижу, что ваши отношения с господином Андрэ не слишком хороши, но я не могу понять, почему это происходит.
– Но я стараюсь быть хорошей женой.
– Но что-то не получается, так?
– Да, – всхлипнув, проговорила Анна. – Он избегает выполнения супружеских обязанностей. Он был со мной близок только два раза, сразу после свадьбы.
– И все?
– Да.
– А он хоть как-то попытался объяснить это?
– Нет.
– А ты не интересовалась?
– Нет.
– Но сама-то ты что думаешь?
– Не знаю. Я стараюсь быть ему хорошей женой. Я все делаю так, как научил меня падре Микаэль.
– При чем тут падре Микаэль?! – Удивление священника было искренним, так как он лично в своей практике не припоминал за собой никаких наставлений, за исключением тех, которые касались священности семейных уз. Тут же, судя по всему, дело касалось интимных подробностей.
– Ну я к нему обратилась с просьбой разъяснить мне, что происходит между женой и мужем…
И тут до падре Патрика наконец, как говорится, дошло. Девочка росла без матери. С детства вместо привычных игр девочек она всюду таскалась со старшим братом и росла этаким сорванцом среди мальчишеских забав – это предопределило ее круг общения и полное отсутствие подруг. Потом, когда она превратилась в девушку, скорее всего, ей худо-бедно объяснили причину ее недомоганий, но поговорить по душам ей было попросту не с кем. Служанки не решались беседовать на эту тему с господской дочкой, она сама стеснялась проявить свою полную неосведомленность в этом вопросе, отец попросту позабыл о том, насколько девочки отличаются от мальчиков, а потому не озаботился тем, чтобы дочку просветил кто-нибудь из женщин, брату и вовсе было невдомек. Вот и оставался приходский священник, с которым можно было говорить абсолютно на все темы во время исповеди.
– И что же тебе рассказал падре Микаэль?
– Он рассказал обо всем без утайки, и почти все произошло так, как он и говорил.
– Почти?
– Да, почти, – вновь потупившись, проговорила Анна. – Я все делала, как говорил он, но вот только Андрэ почему-то это не нравится, а ведь падре Микаэль говорил…
– Да что же тебе наговорил падре Микаэль?! – уже догадываясь об ответе, поторопил ее священник.
– Он сказал, что дьявол вселил в тело женщины порок сладострастия и что добропорядочная женщина должна быть стойкой и бороться с греховными порывами своего тела, иначе это погубит и ее, и детей ее, так как те будут рождены во грехе. Муж же только оценит такую стойкость своей жены.