Царство льда - Страница 22
Несомненно, настало время для совершенно нового маршрута. Петерман читал трактаты Сайласа Бента о Куросио и был знаком с идеей «термометрических врат». Он был согласен с Бентом. Идти к полюсу нужно было через Берингов пролив, как и намеревался Делонг. Этим путем еще не ходили, а течение Куросио казалось достаточно теплым, чтобы размягчить лед и помочь кораблю пробить себе дорогу в открытое полярное море.
Но, по мнению Петермана, была и еще одна убедительная причина пойти через Берингов пролив. Неподалеку от северо-восточных сибирских берегов находился загадочный кусок суши, который на ряде карт назывался Землей Врангеля. О нем веками ходили легенды, но он казался лишь миражом, туманной грезой. Никто точно не знал, что это такое. Возможно, это был остров, возможно, континент, а возможно, волшебный портал на полюс. Возможно, его и не было вовсе. Прежде чем его назвали Землей Врангеля, на картах появлялись другие названия: Земля Тикеган, остров Пловера, Земля Келлетта.
В 1822 году населяющие северо-восточные сибирские берега чукчи сообщили русскому путешественнику Фердинанду Врангелю о находящейся севернее земле, которую видно при благоприятных погодных условиях. Сами чукчи никогда там не бывали, но каждые несколько лет в ясные, погожие дни, когда туманы рассеивались и арктический свет преломлялся удачным образом, из моря, как во сне, поднималась гористая земля. Чукчи называли ее Невидимой Землей и рассказывали легенды о пропавшем народе, который ее населял. Они также видели стада диких оленей, которые во время сезонной миграции уходили по льду на север, возможно именно на эту землю. В этом же направлении летели стаи гусей и морских птиц. Похоже, животным было известно что-то такое, о чем не знал человек.
Заинтересовавшись, барон Врангель попробовал подплыть к мифической земле, однако лед не позволил ему взглянуть на нее даже издалека. Около тридцати лет спустя капитану английского судна, отправленного на поиски пропавшей экспедиции сэра Джона Франклина, показалось, что он заметил в отдалении большой арктический остров. Позднее о нем сообщали капитаны многих китобойных судов, хотя их заявления и оспаривались. Немецкий китобой Эдуард Дальман даже утверждал, что в 1866 году ненадолго высаживался на этот остров.
Там точно что-то было – в этом Петерман не сомневался. Он полагал, что эта земля (судя по россказням северных китобоев и старинным сообщениям русских путешественников) была окружена открытой водой. «Всем известно, – писал он, – что к северу от сибирского побережья на относительно небольшом расстоянии от него находится судоходное в любое время года море».
Теперь Петерман точно уверился: Беннетт и Делонг должны использовать это открытое море и взять курс на Землю Врангеля. Какой вклад в науку внесет долгожданное исследование этой земли! По дороге к полюсу, сказал Петерман, экспедиция Беннетта должна попытаться высадиться на Землю Врангеля, обследовать ее и объявить собственностью Соединенных Штатов.
Петерман придерживался необычной теории относительно Земли Врангеля: он полагал, что это продолжение северной Гренландии – что Гренландия простирается сквозь Арктику, представляя собой большой трансполярный континент. Петерман выпустил достаточно нелепую карту, на которой изобразил этот мнимый материк и назвал его Трансполярией. Гренландия вытянулась в северном направлении в сторону неизведанной Арктики и превратилась в длинный хобот, проходящий более тысячи миль через полюс и оканчивающийся Землей Врангеля. Этот несуразно длинный и узкий полуостров, оба берега которого омывали воды свободного ото льдов открытого полярного моря, – этот слоновий хобот гипотетической земли – на карте выглядел просто абсурдно. Но Петерман упрямо стоял на своем и рьяно доказывал существование выдуманной им нелепости.
Идея Петермана состояла в том, чтобы группа Беннетта добралась до берегов Земли Врангеля и выяснила, куда они ведут. При необходимости там можно было перезимовать, охотясь на оленей и других животных, которые там обитали. Землю Врангеля можно было использовать в качестве своеобразной лестницы для достижения конечной цели. Добравшись до открытого полярного моря, они могли на корабле достичь полюса. Если же к морю выйти не удастся, они могли продолжить путь на собачьих упряжках и малых судах. В любом случае эта экспедиция не могла не внести существенный вклад в науку, подтвердив или опровергнув гипотезу Трансполярии. В ходе экспедиции исследователи должны были достичь северных рубежей, где еще не ступала нога человека.
Петерман настаивал, что это самый разумный план по достижению Северного полюса. «Возможно, я ошибаюсь, – сказал он репортеру «Геральд», – но опровергнуть мою теорию можно, только попробовав последовать ей. Я считаю, если одна дверь закрыта, стоит постучать в другую. Если один путь несет лишь поражения, стоит попробовать другой. Я не против любой экспедиции, которая предполагает честную работу в арктических регионах».
Но в то же время Петерман понимал, что плавание в Арктику чрезвычайно опасно. Он всегда подчеркивал это. «Великое дерзновение должно быть прекрасно спланировано, – написал он перед одной из немецких полярных экспедиций. – Такая задача под силу только великому человеку, великой личности. Если вы сомневаетесь в себе, отступитесь».
Петерман пообещал снабдить экспедицию Беннетта полным набором планов и карт Арктики и помочь исследователям любым другим доступным ему способом. Но за энтузиазмом по отношению к новому предприятию Беннетта скрывались печаль и некоторая покорность. Казалось, он скорбит – и в каком-то отношении это было правдой. Двумя годами ранее одна из трех его дочерей умерла от неизвестной болезни, вызванной, как считается, «нервным перенапряжением».
Смерть дочери нарушила равновесие его существования. Он погрузился в тоску. В его генах была маниакальная депрессия: несколько мужчин из его семьи – по имеющимся сведениям, включая его отца и брата, – покончили жизнь самоубийством. Петерман с женой Кларой были на грани разрыва. Он с головой ушел в работу, словно она была единственным, что у него осталось. Петерман исступленно цеплялся за свои арктические фантазии: он понимал, что экспедиция Беннетта может стать его последним шансом отстоять свои теории в глазах общественности. Он отчаянно хотел, чтобы Беннетту и Делонгу сопутствовала удача.
Вернувшись в Париж, Беннетт написал Делонгу пылкое письмо. «Я только что вернулся из спешной поездки в Готу, где встретился с доктором Петерманом. Не сомневаюсь, вы о нем наслышаны. Уверяю вас, проведенные с ним три часа полностью окупили мое изматывающее путешествие. Он сказал, что тридцать лет занимается изучением полярной проблемы и не сомневается, что полюса можно достичь».
Беннетт сообщил Делонгу, что идти надо через Берингов пролив – в этом Делонг был совершенно прав. «Петерман говорит, что можно обернуться за одно лето… если подобрать подходящее судно и найти капитана, имеющего опыт ледовой навигации».
В устах Петермана все это казалось таким заманчивым и таким простым, что Беннетт и сам почувствовал арктический зуд. Конечно, это было лишь мимолетным увлечением, но он теперь думал отправиться на полюс на собственном корабле. Должно быть, Делонг немало удивился, прочитав в конце его письма: «Я всерьез обдумываю возможность взять еще одно судно в дополнение к вашему и отправиться на нем по маршруту Петермана».
Глава 9
«Пандора»
С первой встречи Гордона Беннетта с Джорджем Делонгом желание издателя спонсировать экспедицию к Северному полюсу с каждым днем становилось все сильнее. В течение 1876-го и 1877 годов он тесно общался с Делонгом по почте и телеграфу, то и дело проверяя, не изменились ли стремления молодого офицера. «Он более чем когда-либо настроен все осуществить», – писал Делонг Эмме. Осенью 1876 года Беннетт убедил Делонга взять отпуск и приехать в Англию, чтобы найти подходящий корабль для плавания в Арктику. Само собой, Беннетт брал все расходы на себя.