Царствие Хаоса (сборник) - Страница 18

И вот я снова открылся. Мне пришло в голову, что теперь покупателям будет трудновато спрашивать у меня цену того или иного товара. Я обошел магазинчик с пистолетом для ценников и убедился, что все товары, даже вермишель за тридцать семь центов, имеют стикеры. Пришлось приспособиться и к тому, что я больше не слышал колокольчика на входе. Пару часов я провел в тоскливом ожидании.

«Слава богу, вы здесь» – прочел я на экране телефона, который поднес к моему лицу первый покупатель. «Не хочу мародерствовать», – объяснил он. Я кивнул. «Но все магазины закрыты». Я кивнул снова. Он наполнил корзину консервами, я выбил чек, и он пожал мою руку двумя руками. С виду он напоминал университетского профессора лет пятидесяти, и, если судить по твиду и шотландке, преподавал явно не теорию модельного бизнеса. Он отдал мне честь, словно какому-нибудь полковнику, и удалился.

Слухи обо мне пошли по городу, и вскоре покупателей прибавилось. Полки пустели, и мне пришлось пополнять запасы из кладовой. Я понятия не имел, что делать, когда они закончатся. Покупатели, в основном представители среднего класса, благодарили меня за то, что я избавил их от искушения мародерствовать. Люди порой такие странные. Я пожалел, что не могу показать им наши ролики. Думаю, они согласились бы посмотреть все, что я им предложу.

Меня сняли для телевидения. В основном то, как я обслуживаю покупателей и кривляюсь на камеру. Я нацарапал наш URL на бумаге и поднес к камере. Салли сказала, что новостные каналы пару дней показывали меня с периодичностью два раза в час. Надпись внизу экрана гласила: «ЖИЗНЬ ВОЗВРАЩАЕТСЯ В НОРМАЛЬНОЕ РУСЛО».

Мой босс написал, что на днях заскочит за деньгами.

Несмотря на то что меня показали по телевизору, никто меня не грабил – грабителям хватало других магазинов.

Даже если бы наш адрес не показывали по телевизору, мы все равно били бы рекорды посещений. Салли объясняла это тем, что по нынешним временам наше немое кино идеально для просмотра. С одной стороны, мы предлагали зрителям побег от окружающей реальности. С другой, в наших фильмах не было диалогов и звуковых эффектов. Для того чтобы смеяться, смех за кадром не нужен, писала мне Салли, сидя от меня на расстоянии трех футов.

Телеканалы вернулись к показу привычных программ, только теперь он сопровождался субтитрами. С субтитрами ситкомы приобрели странное сходство с французскими кинокартинами, и я все время ждал, что Дженнифер Энистон закурит или решится на инцест.

Салли пригласила всех наших гиков, включая Заппа, на следующую съемку. Кто знает, может быть, скоро возобновятся лекции в киношколе? Салли снова попыталась выбить из меня мои дурацкие идеи, а раз или два чуть не рассмеялась (сквозь слезы или бездумно пялясь в банку с паштетом).

Но для меня ничего не изменилось. Молчание навечно похоронило вопль, который я удерживал в себе раньше, и я по-прежнему замечал уголком глаза еле заметное движение, словно очередная кровавая драма танцевала без музыки за моей спиной. Теперь мне никогда не избавиться от этого ощущения.

Шеннон Макгвайр[6]

Шеннон Макгвайр родилась и выросла в Северной Калифорнии, чем и обусловлена ее любовь к гремучим змеям и ненависть к переменам погоды. Старый ветхий домик она делит с множеством котов, множеством книг и грозным количеством фильмов ужасов. Шеннон публикает три романа в год и, по слухам, никогда не спит. Когда ей становится скучно, она забредает в такие болота, где любой другой давно бы погиб. Известна и под псевдонимом Мира Грант. Любит поговорить за обеденным столом о страшных инфекционных заболеваниях.

Июль 2028 года

Улица спускалась с вершины холма с востока на запад, и негде было укрыться от зноя. Отлично. Значит, в течение дня тротуары получили свою дозу ультрафиолетового излучения, солнечных лучей, плавящих бетон, словно матерь всех автоклавов. Этого недостаточно – и никогда не будет достаточно, – но хоть какая-то защита.

– Мам? – Никки потянула меня за руку. Неуверенность в ее голосе мешалась со страхом. Я вздрогнула. Судя по тону дочери, она боялась, что у меня начинается приступ. Приступы участились с тех пор, как кончился габапентин, и с тех пор, как… как…

Стоит ли удивляться, что мое обсессивно-компульсивное расстройство прогрессировало. Согласитесь, когда окружающий мир превращается в кошмарную, покрытую плесенью пародию на себя, лишняя чистоплотность не повредит.

Никки снова потянула меня за руку. Я осознала, что на какое-то время выпала из реальности.

– Прости, детка, – мягко промолвила я и пригнулась пониже. Мой пластиковый скафандр из мусорных пакетов, скрепленных изолентой, скрипел при каждом движении.

Скафандр Никки был таким же, но меньшего размера и плотнее прилегал к телу. К себе я приматывала пакеты в три слоя, а на Никки мотала до тех пор, пока та меня не останавливала, и чем дальше, тем позже она подавала голос, и порой я успевала раскрутить бобину целиком. Наши запасы подходили к концу. Если не начнем экономить, придется совершить еще один набег на магазины. Но когда моя дочь просила замотать ее потуже, я не могла отказать. Не здесь и не сейчас, когда на кону ее жизнь.

– Так мы идем?

Хороший вопрос, и, безусловно, он заслуживал лучшего ответа. Все вопросы Никки заслуживали лучших ответов, чем те, что давала ей я с тех пор, как моя жена – ее вторая и лучшая из матерей – истаяла на моих глазах на одинокой больничной койке. Моя Рейчел стала первой жертвой генетически усовершенствованной черной хлебной плесени, которую создали беспечные мерзавцы, вместе с которыми я трудилась над проектом «Эдем», в те времена, когда мне казалось, что мы спасаем, а не разрушаем мир.

Улица выглядела чистой. Пока мы сидели в засаде, я не заметила никакого движения, а благодаря отсутствию дождей – да будет благословенна засуха – тротуары были сухи уже несколько недель. По крайней мере одно окно было выбито. Осколки стекла усеивали тротуар, и то, что их до сих пор не замели, было хорошим знаком.

– Идем, – наконец решилась я. Если не хотим лечь спать голодными, придется рискнуть. – Маски.

Никки кивнула и подняла хирургическую маску, которая всегда болталась на шее, чтобы защитить рот и нос. Очки она натянула без напоминания. Я протянула ей новую шапочку для душа и, прежде чем облачилась сама, проследила, чтобы ее голова и уши были полностью скрыты. Сначала Никки. Я жила только ради нее, и если я потеряю Никки, как потеряла Рейчел…

Нет, ни за что. Даже от одной мысли кожа покрылась холодным потом, а мы не могли позволить себе сидеть и ждать, пока я в третий раз за день разрежу скафандр и начну скрести спину. Слишком частое мытье не менее опасно, чем недостаточное. Пересушенная кожа может треснуть, а любая трещинка – лишняя возможность для инфекции проникнуть внутрь. Солнце давно миновало зенит, дальше ждать опасно. Пора двигаться.

– Вперед, – скомандовала я. Никки перехватила мою ладонь, и рука в руке мы устремились в сияющий рай супермаркета через дорогу.

Меня зовут Меган Райли, по профессии молекулярный биолог. Еще недавно я трудилась в крупной фирме, которая занималась биотехнологиями. Мы, команда ученых, работали над созданием холодоустойчивых, невосприимчивых к инфекции быстрорастущих фруктов и овощей, способных благоденствовать в нашем меняющемся климате. Мы хотели сделать этот мир лучше.

И сделали бы, если бы не штамм хлебной плесени – результат перекрестного загрязнения в лаборатории. Выносливой, невосприимчивой к инфекции, быстрорастущей хлебной плесени, устойчивой к фунгицидам и стерилизующим веществам.

Если бы не мои коллеги, утаившие от меня этот факт. Они боялись, что я донесу на них руководству и проект прикроют. Они убедили себя, что мое обсессивно-компульсивное расстройство заставит меня слишком серьезно отнестись к такой, в сущности, мелочи, и потом, разве мы не ставили перед собой цель изменить мир?