Царское дело - Страница 9

Душевно Александр Кара здоров. Он ведь не дворник Нурмухаметов с помутившимся рассудком, в конце концов. И мотива у него для убийства родных не имеется. Какой может быть мотив для убийства родной матери или своей малолетней сестры у здравого умом человека? Конечно – никакого. Поэтому допрос молодого человека Иван Федорович решил отложить на потом. Незачем дергать его напоминанием о страшной трагедии в семье. И обитателей дома Стрельцовой он оставил на потом. А вот горничная Паша его сильно заинтересовала. К тому же непременно следует допросить и профессора Прибыткова, который пришел в квартиру Кары буквально через несколько минут после разыгравшейся трагедии…

Иван Воловцов подшил к делу несколько исписанных листков и, вспомнив допрос Прасковьи Жабиной, слегка нахмурился. Кого же напоминает эта барышня? Конечно же, Ирину! Он не забыл ее – девушка тревожила его в снах, не оставляла в покое, когда он находился наедине со своими думами.

Из протокола допроса Прасковьи Жабиной 11 сентября 1903 года…

«ВОЛОВЦОВ: Ваше имя?

ПАША: Прасковья.

ВОЛОВЦОВ: Возраст?

ПАША: Двадцать один год и восемь месяцев.

ВОЛОВЦОВ: Однако вы точны. Родители?

ПАША (с печалью): Сирота я, господин следователь.

ВОЛОВЦОВ: Давно вы у господина Прибыткова служите в горничных?

ПАША: Третий год.

ВОЛОВЦОВ: Вам знаком Александр Кара?

ПАША: Да, знаком.

ВОЛОВЦОВ: Когда и при каких обстоятельствах вы с ним познакомились?

ПАША: А как я стала у господина профессора служить, так и познакомились. На улице, возле дома. Он мне помог белье из прачечной донести (с некоторым оживлением).

ВОЛОВЦОВ: И вы стали встречаться?

ПАША: Да. Гуляли вместе, в цирк два раза ходили. Ивана Заикина смотреть.

ВОЛОВЦОВ: Он бывал в вашем доме?

ПАША: Да, он часто приходил ко мне на правах жениха. Иначе господин профессор не позволил бы мне его принимать…

ВОЛОВЦОВ: Он вам нравился?

ПАША: Да.

ВОЛОВЦОВ: Чем?

ПАША: Он был не жадный. Конфеты дарил… Обещал увезти за границу в Париж. Говорил, что у него есть шесть тысяч, но они покуда лежат у его отца.

ВОЛОВЦОВ: И вы согласились с ним поехать?

ПАША: Согласилась. Ведь он считался моим женихом.

ВОЛОВЦОВ: А что случилось потом?

ПАША (с сожалением): В том-то и дело, что ничего не случилось. Месяца за два до того, что у них произошло, он стал все реже и реже заходить ко мне. А потом и совсем перестал.

ВОЛОВЦОВ: У вас была с ним близость?

ПАША: А вам это зачем?

ВОЛОВЦОВ: Надо, раз спрашиваю.

ПАША: Да, мы были близки. Но до главного, если вы это имеете в виду, не дошло…

ВОЛОВЦОВ: Почему? Вы ему не доверяли?

ПАША: Не то что бы не доверяла… Знаете, чтобы богатый мужчина увлекся горничной – это может быть, но чтобы женился на горничной… Я не знаю… Скорее я не ему не верила, а в то, что у нас с ним может что-то получиться всерьез….

ВОЛОВЦОВ: И приняли выжидательную позицию: получится – хорошо, не получится – так я к этому готова и не сильно расстроюсь. Так?

ПАША: Ну, где-то так. Только когда он нашел себе барышню, я все равно расстроилась. Знаете, девушки тоже переживают в таких ситуациях. Только не носятся со своим горем, как с малым дитятей, и меньше это показывают на людях, нежели вы, мужчины…

ВОЛОВЦОВ: Понимаю. А вы знаете Ивана Гаврилова?

ПАША: Это который в тюрьме сидел?

ВОЛОВЦОВ: Да.

ПАША: Знаю. Он недалеко от нас живет.

ВОЛОВЦОВ: Что вы можете сказать о нем?

ПАША (удивленно): Я? Ничего не могу сказать…

ВОЛОВЦОВ: И все же… Какое-то впечатление о человеке, которого вы не единожды видели, возможно, разговаривали с ним, должны же были для себя составить?

ПАША: Ну, не знаю. Он какой-то злой, что ли, и себе на уме.

ВОЛОВЦОВ: А Александр Кара тоже себе на уме?

ПАША (немного подумав): Тоже, пожалуй.

ВОЛОВЦОВ: Как и от кого вы узнали о том, что произошло в доме Стрельцовой пятнадцатого декабря прошлого года?

ПАША: От Натальи Шевлаковой. Она прибежала к господину профессору, чтобы позвать его по просьбе доктора Бородулина в квартиру Кара.

ВОЛОВЦОВ: Где вы были в это время?

ПАША: Во дворе.

ВОЛОВЦОВ: Одна?

ПАША: Нет. Я разговаривала через калитку с Васей, Василием Титовым, лакеем Кара.

ВОЛОВЦОВ: Вы хорошо знаете Титова?

ПАША: Хорошо. Он ведь через дорогу живет.

ВОЛОВЦОВ: Какие у вас с ним отношения?

ПАША: Никаких. Простое знакомство.

ВОЛОВЦОВ: И что было потом?

ПАША: Потом Василий побежал в дом, а через минуту вышел господин профессор и тоже направился к дому Стрельцовой…

ВОЛОВЦОВ: И все?

ПАША: И все.

ВОЛОВЦОВ: А вы почему не пошли с профессором? Мало ли, вдруг ему что-либо понадобилось бы?

ПАША: Я покойников страшно боюсь…»

Профессору Прибыткову было немногим за пятьдесят. Пенсне в золоченой оправе, бородка клинышком, строптиво торчащая, барственные манеры и плавная размеренная речь – все выдавало в нем либерального интеллигента, которых в России в начале двадцатого века был целый легион. Они жаждали перемен в государстве, беззлобно критиковали царствующую власть и были не прочь проживать в государстве с конституционной монархией или даже в парламентской республике.

– Нам не хватает свободы, господа, – говорили они друг другу в гостиных и клубах, выпуская изо рта сигарный дым. – Мы без нее просто задыхаемся. Настало время ограничить монархию конституцией, как это давно уже сделано в передовых странах мира.

Потом они плотно ужинали, после чего пили кофей с ромом или французское красное вино и снова курили пахучие кубинские сигары.

После допроса Паши Воловцов поднялся в кабинет к Прибыткову. Он представился, назвал свою должность и чин, сказал о причине своего визита и попросил рассказать о том, что произошло пятнадцатого декабря прошлого года в доме Стрельцовой, то есть о тех событиях, которым профессор лично был свидетелем. Протокол допроса профессора Прибыткова от 15 декабря 1902 года Иван Федорович, конечно же, читал, но хотел услышать все из самих уст медицинского светила и составить собственное мнение. Кроме того, именно по истечении времени, как показывала вся следственная практика Ивана Федоровича, всплывают из памяти весьма значимые мелочи, о которых не вспоминалось ранее…

Нельзя сказать, что профессор был доволен этим визитом, однако бумага, подтверждающая самые высокие полномочия следователя по наиважнейшим делам господина Воловцова, произвела действие, ибо либерализм либерализмом, а порядок в государстве все же должен быть, и человек, совершивший преступление, обязан нести за него установленное законом наказание. Посему на предложение Воловцова ответить на несколько его вопросов Прибытков кивнул и снисходительно произнес:

– Спрашивайте. Куда же я денусь….

– Благодарю вас. – Иван Федорович сделал вид, что не заметил откровенной иронии, и задал свой первый вопрос: – Постарайтесь вспомнить все, господин профессор, события того драматического вечера пятнадцатого декабря прошлого года. Не торопитесь, мне важны самые мельчайшие детали, даже ваши мысли, которые приходили вам тогда в голову.

– Вы думаете, я вспомню мысли, которые посещали меня тогда? – удивленно посмотрел на следователя профессор. – Вы полагаете, это возможно?

– Я не полагаю, – твердо заверил его Воловцов, – я уверен, причем не только по собственному опыту, но и по опыту моих коллег, что, постаравшись, свидетель может вспомнить то, о чем минуту назад даже и не предполагал. Просто вспоминайте и рассказывайте мне о том, как все происходило, что вы видели, что чувствовали и о чем думали. А я буду вас слушать…

– И все? – задумчиво произнес Прибытков.

– И все, – кивнул Воловцов.

– Что ж, я попробую…

На какое-то время профессор замолчал, очевидно, погружаясь мыслями в тот самый день, когда увидел такое, чего еще никогда не видел. И даже не предполагал, что подобное может произойти в цивилизованной стране, стремящейся к прогрессу. А потом начал…