Царское дело - Страница 3

– Воевода у нас теперь новый, – ответил Маркел. – Старого еще по осени сменили. У нас же их почти что каждый год меняют. Чтобы корней не пускали.

– Да-а! – нараспев сказал дядя Трофим. – И так сейчас везде. Царь у нас строгий. А если с ним вдруг что? Кого после него садить? А… – и опять замолчал, начал невольно осматриваться, а после сказал в сердцах: – А! Наливай! Все равно вечер пропал. А завтра если даст Бог день, так даст, и чем голову поправить.

Маркел начал наливать, а сам подумал: темнишь ты, дядя Трофим, ох, темнишь, какая еще комета, не было этой зимой никаких комет, тихо было, слава Богу, а вот три года тому назад была, что правда, то правда, и бед она наделала. Подумав так, Маркел отставил на место бутыль и взялся за шкалик. Они выпили.

– Надо закусывать, – сказал дядя Трофим. – А то вдруг и в самом деле посреди ночи поднимут и скажут: иди на службу! А как я пойду?

И он срезал себе еще кусок кабанчика. Маркел осмелел и спросил:

– А как это так получается, дядя Трофим, что наш такой грозный царь-государь вдруг какому-то нехристю такую волю дал?!

– Какую еще волю? – настороженно спросил дядя Трофим.

– Ну как какую?! – удивленно продолжал Маркел. – Ведь раньше всегда было как? Ведь же только государь почует или ему только подумается, что кто-то на него недоброе задумал, так, будь это хоть самый знатный боярин, а хоть и высший иноческий чин, он же его сразу на плаху! И голову долой! А тут какой-то лопарь – и вдруг напрямую царю говорит, что ему завтра не жить, и царь это терпит. Как такое понимать?!

Дядя Трофим помолчал, после даже поморгал глазами и очень сердито, но очень негромко спросил:

– Ты это что, с меня допрос снимаешь?

– Зачем допрос? – сказал Маркел. – Просто любопытно стало.

– Га! – громко выдохнул дядя Трофим уже не таким сердитым голосом. – А ты ловкий малый. И как это я тебя, когда у вас был, просмотрел?!

Тогда Маркел, уже совсем осмелевший, продолжил:

– И еще комета. Это про какую разговор? Не слыхал я в этом году про кометы.

Дядя Трофим недовольно нахмурился, пожевал губами, посмотрел на бутыль… Но кивать на нее не стал, а сказал уже вот что:

– Это была непростая комета. Не всем было дано ее видеть. А вот царь видел! И кое-кто еще другой. А ты кто такой?! Вот ты и не видел. И сколько можно болтать?! Я весь день был на ногах и завтра буду также, а ты знай себе лясы точишь. Тебе что?! Ты в разъезде, ты завтра можешь хоть до самого вечера дрыхнуть, а мне ни свет ни заря сразу в застенок, на службу. Ложись спать! Вот прямо здесь, на этой лавке. Завтра обо всем договорим.

Маркел спорить не стал и, осмотревшись, сразу начал разуваться.

– Погасишь свет! – строго сказал дядя Трофим, а сам развернулся и пошел к той двери, которая была возле ковра с пистолями.

Маркел поплевал на пальцы и взялся ими за лучину. Огонь пошипел и погас. Маркел положил шапку под голову, лег, закрыл глаза…

Но тут же спохватился и, опять открыв их, повернулся к иконам, к мерцавшей там лампадке, перекрестился и подумал, что в очень недоброе время приехал он в Москву. Не дай Бог, подумал Маркел дальше, с царем что-нибудь случится – что тогда? А что-нибудь случится обязательно! Помрет царь – будет один случай, выживет – будет другой. Если помрет, бояре между собой схватятся, потому что у царя два сына и одни бояре станут за одного, а вторые за второго, и что тут тогда в Москве начнется, даже представить страшно. Ну а если царь выживет, то он тогда сразу начнет розыск, откуда этот лопарь взялся, кто его научил такие речи говорить на государя, грозить ему смертью?! И как пойдет садить на колья, рубить головы, варить в котлах, веревками перетирать… И что там еще? А, вот, травить медведями. Подумав про медведей, Маркел вздрогнул, это ему было знакомо, он таким царя однажды видел. И, чтобы больше это не вспоминать, Маркел зажмурился. А чтобы совсем отвлечься, стал вспоминать слова дяди Трофима и думать, для чего ему было темнить…

А для чего ему говорить правду, тут же подумал Маркел. Кто он такой дяде Трофиму? И кто он вообще такой? И тут Маркел как задумался, кто он в самом деле такой и для чего он сюда, в Москву, приехал и откуда, и дальше как начал вспоминать то одно, то другое, так очень скоро не заметил, как заснул.

Но долго поспать ему не дали. Еще было темно, когда Маркел услышал, как затопали по ступеням сапоги, а после рванули дверь. Маркел хотел встать, но не смог, очень уж болела голова, и поэтому он только приподнялся и увидел – в дверях стоят двое. Один из них громко воскликнул:

– Трофим, мать твою, ты где?!

Маркел сунул руку к ножу. Те двое сразу кинулись к нему. Маркел остерегся бить ножом и затаился. И слава Богу! Один из них склонился на Маркелом и в сердцах сказал:

– Так это не Трофим. – И сразу спросил: – А где Трофим?

– Там, – сказал Маркел, показывая в сторону ковра.

Там тут же отворилась дверь, и из нее вышел дядя Трофим. Он был уже полностью одет и теперь только пригладил волосы, надел шапку и спросил почти веселым голосом:

– Что случилось?

– Ироды! – в сердцах сказал первый вошедший. – Басурмане! Царь-государь при смерти, а у них только пьянка на уме.

Дядя Трофим молчал, смущенно отирая бороду. Маркел уже сидел на лавке, держал перед собой свой полушубок и искал в нем рукава.

– Кто это? – спросил про него первый вошедший.

– Племянник мой, – сказал дядя Трофим. – Рославльский. Из губной избы.

– А! – уже мягче сказал тот вошедший. Но тут же опять помрачнел и продолжал, тряся перед Маркелом пальцем: – Никуда не выходить! Сидеть и ждать здесь! Понял?

Маркел ответил, что понял. И эти ушли, уведя с собой дядю Трофима. Маркел сидел на лавке, думал. Тем временем уже немного посветлело, на столе уже стали видны объедки вчерашней гулянки. Маркел поморщился. После не удержался и взял со стола огурец. И съел его. После взял еще два огурца. После покосился на иконы, на Николу. Никола смотрел очень мрачно. Маркел перекрестился. Никола будто моргнул. Маркел еще перекрестился, лег, отвернулся к двери и прислушался. Было еще тихо, значит, еще совсем рано, все службы спят…

Кроме, конечно, нашей, подумал Маркел и зажмурился, представил, как он стоит у себя во дворе, колет дрова и складывает их в поленницу. Долго он так колол и складывал, сложил девяносто шесть полешек, весь измаялся и только тогда заснул.

Когда он во второй раз проснулся, было уже совсем светло, со всех сторон шумели и так же шумели со двора. Маркел опять сел на лавке, потянулся, надел шапку. Подумал: если не звонят в колокола, значит, царь еще жив. А зазвонят, значит, помер. Царя Маркелу жалко не было, но и зла на него он тоже не держал. А что, думал Маркел, царь от него всегда был далеко, и какое ему дело было до Маркела, он про него знать не знал и поэтому никаких бед ему не чинил. Другое дело – бояре, этих, как рассказывали знающие люди, царь очень крепко не жаловал и часто их казнил всякими самыми страшными казнями. И это правильно! Потому что чего их жалеть?! Разве кто-нибудь когда-нибудь где-нибудь видел доброго и справедливого боярина? Нет! Вот как Маркел: сколько он их, этих бояр, у них в Рославле перевидывал, и каждый, как только приедет, так сразу начинает хапать, лихоимствовать, душить, изводить честных людей. Вот пусть царь их и казнит! Дай ему Бог долгих лет! А что?! Маркел царя однажды, не так давно, видел, царь был высокий, крепкий, румяный, он сидел вверху на золоченой лавке, застеленной дорогущим ковром, и за спиной у царя были ковры, и с боков, и так же со всех сторон вокруг него стояли рынды с серебряными бердышами, а царь, глядя вниз, на Маркела, кричал: «Дай ему, дай! Жги! Жги!» Маркел стоял внизу, в правой руке он держал нож, в левой шапку, а перед ним стоял медведь!..

Эх-х, сердито подумал Маркел, проведя рукой перед глазами, чтобы медведь исчез, эх, еще раз подумал он, царь же тогда ему, Маркелу, зла не желал, царь просто спросил у боярина, есть ли у него подходящий холоп, и боярин ответил, что есть, и Маркела сразу вытолкнули вперед всех и сказали держаться, потому что царь его тогда щедро пожалует. И Маркел, дурень, поверил им, махнул шапкой влево, медведь кинулся за шапкой, а Маркел его справа ножом! И еще! И еще! Медведь повалился и сдох. А царь поднялся, он был красный-красный, сердито плюнул и ушел. После Маркелу говорили, что не нужно было торопиться, а нужно было поиграть с медведем, побегать от него, царя потешить и только уже после убивать. И вот тогда была бы ему полная шапка серебра! А так ничего ему не было. Боярин сказал ему: дурень! И они поехали обратно. Но на полдороге их догнали, и боярин поехал обратно. Больше его никто не видел! А Маркел вернулся и служил дальше губным целовальником, вершил малый суд и расправу и, не дай Бог, на царя зла не таил.