Царевна-Лягушка (СИ) - Страница 8

- Невероятно!

- А что тут невероятного? У нас в институте есть один борец за права подопытных животных. Так он сказал отцу, столько лягушек тот убил после того, как на первом курсе мединститута вспорол первую.

- Ну и сколько?

- Вместе со своими лаборантами и помощниками 12666... Отца эти цифры поразили, особенно три последние, дьявольские. И скорее, не поразили, а помутили. Походив несколько дней в прострации, он вывел меня из бассейна, в котором я жила, посадил в машину, отвез к первому попавшемуся болоту...

На глаза Вики навернулись изумрудные слезы. Изумрудные, благодаря цвету ее кожи.

- И что? - спросил я, чтобы она вконец не расплакалась.

- И с размаху бросил, хотя я плакала навзрыд и папочкой милым его называла...

- Так рядом с нашим болотом никаких автомобильных дорог нет...

- До вашего болота я добиралась много дней, не помню даже сколько. Если бы не ты, я бы пропала...

- Если бы не моего папани дурь. Хм... Получается, что одна дурь другую дурь вышибла. Значит, сколько, говоришь, осталось до освобождения от лягушачьей ипостаси?

- Три с половиной месяца. А точнее - сто одна ночь

- В принципе, это немного...

- Ты что так на меня смотришь?

- Да тогда, когда ты в воде лежала. Я довольно внимательно тебя осмотрел...

- А! Вот что тебя интересует! Как молния открывается...

- Молния? У тебя там молния? Интересно... А могу я посмотреть? Очень, понимаешь, любопытно...

- Ваня, ты меня очаровываешь своей непосредственностью каждую минуту...

- В самом деле?

- Точно.

- А в последний раз чем очаровал?

- Своей мужской торопливостью.

- Поясни свою мысль.

- Я же тебе говорила, что я симпатичная девушка. А ты хочешь, чтобы я расстегнула молнию, ты быстро-быстро кончил, потому что растягивать удовольствие с женщиной-лягушкой тебе не захочется. Может лучше подождать три с половиной месяца и получить все сразу в изящной упаковке из моей невинности?

- А может мне понравиться с женщиной-лягушкой спать? В наши дни многие мужчины любят женщин в латексе, и вообще, разнообразные сексуальные шатания.

Сказал я это после того, как в голове мелькнула мысль: "А может, врет, что ученая и шкуру для родины испытывает? Говорила же, что во Франции родилась. А кто еще у нас во Франции родился? Фантомас у нас во Франции родился! И она из его банды, и ее какой-нибудь инспектор Жюв преследует по всей Среднерусской возвышенности! Его мы, конечно, быстро обломаем, но что мне с того? Отсидится эта фантамасиха у нас и, как только шкурка созреет, слиняет тут же. И не через три с половиной месяца это случиться, а раньше. Три с половиной месяца это она сказала, чтобы меня в заблуждение ввести".

- Как хочешь, Ваня, как хочешь. Бери лягушкой - твоя воля, - пригорюнилась она. - Но прежде подумай обо мне. В лягушачьей шкурке, я же тебя не почувствую совсем, не почувствую, твоих ласк, твоих поцелуев... Может, потерпишь? Три месяца быстро пройдут...

- Ну, давай, попробуем потерпеть. В общем, как выйдет, так выйдет...

- Хорошо, Ванечка, как ты скажешь, так и будет... Но есть у меня к тебе настоятельная просьба...

- Какая просьба? - насторожился я.

- Ты в верности мне поклясться должен. Должен, поклясться, что с этого самого момента никаких Варь и Люсь у тебя и близко не будет.

- Ну да, я буду терпеть, надрываться, издеваться над своим мужеским естеством, а потом ты, писанная красавица, слиняешь к какому-нибудь расторопному олигарху.

- И я тебе поклянусь...

- Хорошо... Только вот...

- Что только вот?

- Ну, поклянусь я тебе в вечной верности, а ты... А потом... потом выясниться, что ты лапши мне на уши навешала, то есть ты не девушка-красавица, а ужасная жертва химико-биологического эксперимента над лягушками. Знаешь, я роман одного японца читал. Химика. Ему лицо обожгло начисто - что-то там взорвалось в лаборатории, а он ученый, он все может, и изобрел себе пластиковое лицо, ничем от настоящего не отличающееся. Ну, пристегнул это лицо, на свое бывшее, естественно, не похожее, а более-менее европейское, и побежал к супруге своей. Побежал коротко знакомится с намерением в постель ее затащить, то есть проверить на эксперименте, любит ли она по-прежнему его внутреннюю индивидуальную сущность с лицом обожженным, или просто является рядовой бытовой женщиной, падкой на стереотипные удовольствия, типа потрахаться с симпатичным первым встречным. Ну, сели они на татами, он - хихоньки хаханьки, шутит, как молодой любовник в расцвете сексуальных сил...

- Ты что это в рассказчики ударился?

- Ты, Вика, извини. Я это так пространно рассказываю, чтобы эти три с половиной месяца быстрее прошли... Да и...

- Что "и"?

- Твоя шкурка - это же маска этого японца...

- А... Тогда рассказывай.

- Ну, в общем, после хихонек- хахонек, икебан всяких и подогретого саке в престижном ресторанчике, этот японец-химик с пластиковым лицом с присущей его народу церемонностью сделал своей жене нескромное предложение. Сделал, само собой разумеется, в форме танки, то есть отечественных стихов, в которых недвусмысленно предложил ей из прекрасного белоснежного цветка сливы с помощью его пыльцы сделаться спелой и довольной жизнью сливкой...

- Говори, Ваня, говори, - улыбнулась лягушка. - Три с половиной месяца говори... Мне так сладко чувствовать себя цветком...

- Нераскрывшимся цветком в зеленой оболочке?

- Да...

- Ну, в общем, он сделал ей нескромное предложение в форме танки, и она его с гейшеской благодарностью, то есть ладошки сложив и низко поклонившись, приняла. После чего поехали они к ней домой на такси или даже рикше. Там сексом раскрепощенным занялись, после, разумеется, продолжительной чайной церемонии и купании в одном тазу и одной воде...

- Я знаю, что в Японии сначала моется муж, а потом, в той же воде жена... По крайней мере, раньше мылись... - вставила Вика, которой явно понравилось предложение сыграть в сто одну ночь.

- Так вот, она ожесточенно тазом вращает, целует в попавшиеся места, коготками красными впивается, а этот японец, черный весь душевно, думает, что женщины все легкого поведения, даже относительно современно-упрощенных нравов, думает, и, само собой, у него очень даже посредственно получается, то есть вообще ничего. И тут жена, огорченная этим сильно, говорит:

- Милый, мой, не напрягайся так! Я давно физиологически поняла, что это ты в новом прикиде ко мне явился... Ты, мой единственный мужчина и обожаемый навеки супруг. По твоим флюидам душевным догадалась и прочим тонким вещам, которые моя душа по привычке удивительно от тебя чувствует.

Ну японец это размяк душой, кончил быстренько, и зажили они счастливо и умерли в один день... Так и у меня так с тобой может получится хотя, рассказывая, я, честно говоря, забыл к чему клонил...

- Ты клонил к тому, чтобы я тебе предоставила доказательства, что я не лягушка, и тем паче, не жертва химико-биологического эксперимента, а нормальная женщина в расцвете девичьей привлекательности.

- Ну да. Покажи что-нибудь, чтоб поверил! Дело-то серьезное.

- Ну покажу я тебе квадратный сантиметр чего-нибудь шелкового, и что тебе это даст?

- Все! По десяти квадратным сантиметрам, я определю, что и как у тебя под шкуркой. Какие у тебя сосцы, кожица, какого цвета глаза...

Короче, расстегнула она, краснея, ширинку, и такое я увидел, что можно было и полгода ждать. И чтобы не распаляться, попросил срочно застегнуться. Потом, весь взбудораженный поклялся ей в верности, она поклялась, после чего я веление папаши изложил.

- Кстати, - сказал, - папаня посредством заочного соревнования решил выявить среди своих новоиспеченных невесток лучшую кулинаршу и приказал всем вам к завтрашнему утру блинов напечь... Как ты? не оплошаешь?

Она скисла сразу, плечи опустила, сидит, чуть не плачет.

- Что, - спрашиваю, - хреново у тебя с кулинарией?