Царевич - Страница 37

И чего, спрашивается, так злиться на англичан? В лагере было несколько человек, переведённых из французских лагерей. Так они рассказывали, что по сравнению с французами англичане ещё ничего. Даже кормить не забывают, если работать хорошо.

Особенно же жуткие слухи ходили об американском лагере. Доподлинно ничего не было известно, но проверить на собственной шкуре правдивость этих слухов не желал никто. Говорили, будто бы американцы в качестве лагерной охраны использовали негров. Так те вообще натуральные звери. Издевались над пленными с потрясающей воображение жестокостью.

Бывший фельдфебель, вспомнив о наводящих ужас одним своим видом заокеанских охранников, решил, что по сравнению с другими лично для него война окончилась не так уж и плохо. Он жив, здоров, занимает хлебное место в лагере военнопленных. Для миллионов его сограждан всё завершилось много хуже.

Да и лагерь неплохой. Работать приходится не в шахте или каменоломне, а в поле, на уборке урожая. Сегодня они картофель убирать будут. Немецкий картофель, посаженный немецкими руками, будет собран немцами же, а достанется всё англичанам. Что ж, это война. Если бы Центральные державы победили, то сейчас французы точно так же собирали бы для немцев французский картофель.

Зато небольшая часть собранного урожая шла на прокорм собравших его пленных. Это означало, кто кормёжка в данном лагере была чуть лучше, чем в тех лагерях, которые на полевых работах не использовались. По крайней мере, овощи были свежими. Их не нужно было ниоткуда привозить.

Примерно через полчаса колонна немецких военнопленных подошла к полю, на котором им сегодня предстояло работать. Пара подвод с кучей пустых мешков и с лопатами уже ждала их тут. Ближе к вечеру подъедет ещё десятка два — вывозить собранный урожай. Так было каждый день. Привычно разобрав с подвод мешки и лопаты, голодные оборванные немцы, выстроившись неровной шеренгой, принялись за сбор урожая.

Британские охранники тоже привычно оттянулись к краям поля, постаравшись заранее занять места в тенёчке, дабы меньше страдать днём от пока ещё жаркого сентябрьского солнца.

Ну, а бывший фельдфебель, как обычно, прохаживался среди копавшихся в земле соотечественников, периодически подбадривая наиболее медлительных пинками. Его взгляд неожиданно вновь зацепился за того самого худого и небритого солдата, о котором он думал утром в лагере. И вот тут в памяти фельдфебеля всплыла его фамилия. Имени фельдфебель вспомнить не смог, а вот фамилию вспомнил. Фамилия грязного оборванца с лопатой в руках была Гитлер…

(Алексей)

— …Борис Владимирович, ну можно без меня там обойтись завтра, а? Я на Ёлочке хочу кататься. Я уже не падаю с неё, даже когда она рысью идёт.

— Не падаешь? Точно? А в чём у тебя сегодня штаны были испачканы, когда ты вернулся?

— Ну, почти не падаю. Так можно?

— Нет.

— Ну, пожалуйста.

— Нет. Не дури, Алёша. Когда можно — я тебя всегда отпускаю. Но завтра без тебя никак не обойтись.

— Ну почему? Моя подпись всё равно ведь ничего не значит.

— Значит. В данном случае значит. Подписывать должен ты. А мы с его Святейшеством всего лишь твою подпись подтверждаем.

— Я потом подпишу, вечером. Вы там место просто оставьте, я и подпишу.

— Алёша, головой-то подумай своей немного. Ты просто обязан там быть. Лично. Кроме всего прочего, там ещё и киношники будут. Часть церемонии, самая торжественная, будет снята на киноплёнку. Для потомков. Это же уникальные кадры. И фотографировать вас будут не раз завтра. Так что давай, не упрямься. Наденешь Большой наряд.

— О нет! Только не это. Я его ненавижу.

— Не упрямься, говорю. Наденешь. А затем ещё господин Мешков тебя причешет нормально. Ты же не хочешь выглядеть чучелом в учебниках истории. Завтрашние твои фотографии наверняка попадут и в учебники и в энциклопедии.

— А я на лошади кататься хотел…

— Алексей! Послезавтра покатаешься. А завтра ты будешь творить Историю.

— Ну, хоть чуть-чуть, а?

— Нет! На вот, почитай. Я специально принёс его сюда.

— Что это такое?

— Сценарий написали тебе. Как себя держать, что говорить, что делать. В общем, читай. По хорошему, тебе это наизусть нужно выучить.

— Борис Владимирович! Когда?! Я не успею! И я спать хочу. И у меня ноги болят.

— Не дави мне на жалость. Ты сам виноват. Меньше кататься нужно было.

— А можно я…

— Нельзя. Всё, хватит препираться. Тем более, чай ты уже выпил. Идите в свой кабинет и работайте, Ваше Императорское Величество.

Вздохнув, я взял пачку машинописных листов и уныло побрёл к выходу из малахитовой столовой. Уже в дверях не удержался и тихонько буркнул себе под нос:

— Сатрап.

— Я всё слышал, — раздался сзади голос моего опекуна…

Вот так всегда. Птичка обломайтис. Раньше я думал, что это у Наследника жизнь тяжёлая и жутко завидовал Кольке, который в любое время мог пойти куда угодно, совершенно не заботясь о конвое и пристойности. А теперь я уже и себе самому, каким я был год назад, завидую. Быть императором — это ещё хуже, чем быть Наследником.

Умом-то я понимаю, что Борис Владимирович прав, я должен присутствовать. Но как же хочется кататься! А приходится вместо катания опять надевать эту воняющую мышами робу и тащиться на невероятно скучную церемонию. Вот интересно, а чего этот Большой наряд так странно пахнет? Что трудно постирать его?

П: Лёха, ты чего? Такое наверняка не стирают. Как его стирать-то, ты подумал?

Думаешь, нельзя стирать? Ну, может ты и прав. Всё равно, надевать его противно. Пахнет.

Пришёл в свой кабинет и залез с ногами на гостевой диван. Блин, тут страниц пятьдесят будет. Встать. Поклониться. Улыбнуться. Смотреть в сторону газетчиков. Пожать руку. Брр. Скукотища такая. Конечно, наверняка суфлёр будет. Мне подскажут. Но всё же прочитать надо. Хоть примерно знать буду, что делать. Интересно Вильгельм тоже сейчас сценарий учит? Наверное, так. Завтра, согласно моей части сценария, мы с ним будет главными актёрами на этом спектакле.

Гм, а спектакль довольно длинный. На целый день. С самого утра и до вечера всё расписано чуть ли не по минутам. Почётный караул, шествие, флаги, оркестры, парадный обед, бал. Много всего ребята из министерства Двора сочинили. Ага. Они сочинили — а мне всё это тащить. Блин. Даже в туалет просто так не отлучиться! Всего три окошка по десять минут на целый день мне оставили. Придётся стараться поменьше есть и пить. А я-то ещё думал, отчего папа на всяких торжественных приёмах так мало ест, отщипывает по чуть-чуть, как воробей. Теперь понял. Ему отлучаться нельзя. Интересно, а он тоже сценарии учил или сам всё знал? Что-то я у него ни разу не видел ничего на такой сценарий похожего.

Да, папа. Уже конец сентября, а он так и не вылечился. Наверное, теперь уж и не вылечится. Доктора говорят, что не нужно терять надежды, положительная динамика есть. Но как-то неуверенно они это говорят. По-моему, просто успокаивают меня.

И от мамы с сёстрами больше месяца никаких вестей. Что там с ними — неизвестно. Мама. Хочу к маме. И девчонки. Хочу, чтобы мы опять, как раньше…

П: Лёха, а ну прекрати! Прекрати, кому говорю! Давай, я помогу.

Ух!! Да, удобно иметь такую шизофрению, как у меня. Контролировать эмоции получается здорово. Мощная волна бодрости и оптимизма от Пети мою хандру моментально развеяла. Реветь больше не хочется. Могу продолжать чтение.

Дальше что тут? Ага, присяга, моя речь (см. приложение 2). Где это приложение? Во, вот оно. Не очень длинная речь. Славно, славно. Только я всё равно не запомню, наверное. А по бумажке можно читать будет? Блин, тут пометка, что обязательно нужно выучить наизусть. Читать нельзя. Зараза. После речи что? Первое окошко для решения личных проблем нам с Вильгельмом, а затем торжественное богослужение в Успенском соборе. Сам патриарх ведёт.

Потом поздравления, подъём флагов, государственные гимны, выход к народу, возвращение во дворец. Вот, ещё не началось, а мне уже заранее надоело. Не хочу туда. Всё-таки скучная у императора работа. Эх, мне бы в кавалеристы пойти! Или хотя бы в пожарники, тоже неплохо.