Царевич - Страница 15

Нда. Очень красивая песня. Романтическая такая. Из замечательного советского кинофильма. Я когда маленький был, сильно этот фильм любил, много раз смотрел его. Не понимал я тогда, о чём этот фильм на самом деле. И что эта добрая песня в действительности невероятно жуткая, мне тоже стало понятно лишь тут, в конце 1916 года.

А Николай, всё-таки, слегка невменяем. Или даже не слегка. Страна сползает в хаос, а он кроме этой дурацкой войны не видит ничего. Правительство в очередной раз поменял зачем-то. Хотя, может и к лучшему, что поменял. Иначе Бориса Владимировича со мной бы и не отпустили. А он, пожалуй, самый вменяемый из тех, что у нас есть сейчас. Во всяком случае, Лёшка в моей памяти не нашёл никого более подходящего. К тому же, Лёшка и сам с ним знаком, лично. И очень высокого мнения об этом человеке.

Да, хорошо, что он согласился со мной поехать. Одного-то меня отец бы точно не отпустил. Мне же двенадцать лет, куда мне?! Я и так-то отца едва-едва уболтал. Мама вообще чуть не в истерике. Как это? Куда ребёнка одного?! Но как-то справился я. Честно говоря, мне показалось, что Николаю несколько надоело то, что им жена вертит. По-моему, меня в Москву он отпустил в основном для того, чтобы доказать всем, что он может делать что-то, с чем его жена не согласна. Опять же, и обычная отцовская гордость. Сын растёт, помощник. Но всё равно, в одиночное плавание отец бы меня ни за что не отправил, молод я ещё. А вот под опёкой Бориса Владимировича — совсем иное дело. Кажется, Николай чувствует себя немного виноватым перед Штюрмером. Действительно, человек работал, вроде, даже справлялся, и тут на тебе — трах-бабах и в отставку. Конечно, ему обидно.

Зато теперь у меня есть такой могучий помощник — целый предсовмина в отставке. Опять же, губернатором много лет работал, знает, как это делается. А то, вообще-то, честно говоря, из меня генерал-губернатор — как из дерьма пуля. Но начинать-то когда-то нужно! Учиться мне надо. А лучше всего учиться на живом примере, наблюдая, как это правильно следует делать. Вот в таком ключе я отца и окучивал целых три дня, когда понял, что самостоятельно тот не вырулит даже с моей помощью. Главным образом потому, что помощь от меня принимать отказывается. Не верит Николай, что всё уже гораздо хуже, чем очень плохо. Не верит, хоть ты тресни.

Единственное, что мне удалось, так это добиться от отца приостановки до лета мобилизации. Новых новобранцев набирать пока не будем. Но вот демобилизовать уже набранные полки отец отказывается категорически. Пополнение, блин, на фронте ждут. Хотя какое это, на хрен, пополнение? Мужики с ружьями. Толку от них на передовой даже не ноль, а отрицательная величина. А ведь как полыхнёт, так эти мужики по стране расползутся. С оружием, блин.

Вот именно. Свинцовые ливни. Оружия да патронов навертели горы. Есть чем воевать. И белым хватит, и красным, и зелёным. Всем хватит. Много на фронте оружия. Фронт рухнет, но оружие-то никуда не денется. Мужики его с собой утащат.

За окошком темнеет. Декабрьские дни коротки. Скоро ужин. На фоне пролетающих мимо ёлок вижу в стекле отражение хмурой рожицы нового Московского генерал-губернатора. Своё отражение. Угу, я теперь генерал-губернатор города Москва. Хоть мне и всего двенадцать лет.

Это я тоже из отца смог выцарапать. Должность для Наследника вполне подходящая. А вот возраст не подходящий. Так что пришлось мне на помощника согласиться. Бывшего премьера Штюрмера Николай назначил товарищем генерал-губернатора. И мне учитель, и дедушке не столь обидно.

Разумеется, реально рулить Москвой будет Штюрмер. Я так, вроде украшения. Моя собственная подпись не значит ничего. Но это неважно. Главное, мне удалось свалить из Петрограда. Это, собственно, и было основной целью. Теперь даже если Николая и вынудят отречься, то отречётся он в мою пользу. А я в Москве. И попробуйте-ка ещё выцарапать меня из Кремля! Отречься за меня Николай не вправе. Пока же я жив, Временное правительство — пустое место. Они никто. Правда, если отец отречётся, мне поставят регента.

Кто будет регентом? Либо мама, либо дядя Михаил. Скорее, Михаил. Маму больно уж не любят. Старый козёл Распутин очень уж сильно её замарал.

Завтра Новый Год. Впервые в жизни буду отмечать его один, без семьи. Маму жалко. Мою. И Лёшкину тоже. Осталось два месяца. Два месяца. Если ничего не случится. Интересно, а того факта, что я умотал в Москву, не хватит на то, чтобы отложить свержение Николая на попозже? По-моему, не хватит. Больно уж прогнило всё. Но у меня есть ещё пара задумок. Надеюсь, как-нибудь до лета всё же проваландаемся. Всё-таки религия — это опиум для народа. А опиум — это обезболивающее. Авторитет у церкви сейчас, конечно, не тот, что раньше, но кое-что она ещё может. Вот пусть и поработает. Я же им выжал-таки из Николая разрешение на восстановление патриаршества.

И это было совсем не просто. Никак отец не хотел соглашаться поначалу. Упрямый. Опять пришлось мне своим божественным исцелением трясти. Втирал ему, что богородице обет такой дал, патриарха на Руси восстановить. В принципе, сама идея резкого отторжения у Николая не вызывала. Но и энтузиазма особого он не испытывал. Опять же, кандидатуру патриарха долго подбирали.

Остановились на архиепископе Виленском Тихоне. Почему на нём? Дык, Лёшка нашёл, что он и был у нас первым патриархом после восстановления патриаршества в 1918 году. Раз в тот раз справился — значит и сейчас осилит. Конечно, не так-то просто его в патриархи произвести. Согласия Николая мало. Но тут уж дальше дело техники. Пропихнём. Главное, отец не против. Сам Тихон тоже согласен. Митрополит Киевский и Галицкий Владимир, неофициальный глава церкви, также не возражает. А Питириму мы вообще ничего не скажем. Сюрприз такой ему будет. В общем, быть Тихону патриархом. А за патриарший клобук он российское самодержавие авторитетом церкви немного поддержит. Во всяком случае, так он обещал. Надеюсь, не обманет.

О, Колька пришёл. Чего там? Ужин? Ладно, Коль, спасибо. Сейчас иду. Ужин — это важно. Лёшка с Борисом Владимировичем довольно много общался раньше. Утверждает, что убеждать того лучше всего во время или сразу после еды. Он тогда немного благодушным становится. Вот и начну потихонечку. Конечно, сразу, с первой попытки, наверняка не получится. Больно уж моя идея смелая. Но я хоть начну пока ему потихоньку на мозги капать. Лёшка утверждает, что Штюрмер не столь упрям, как Николай. В принципе, убедить его можно. Хотя в то, что бывшего премьера удастся уговорить на придуманную мной авантюру, Лёшка не верит ни капли. Но я всё же попробую. Нужно, обязательно нужно склонить Штюрмера к сотрудничеству. Вторую половину кода открытия спецсейфа Николай сказал только ему. В одиночку мне тот сейф не открыть никак…

(Алексей)

— …Не понимаю, как ты смог уговорить меня на такое?

— Борис Владимирович, голубчик, ради бога, ну не начинайте Вы снова! Всё же уже обговорено.

— Ох, Алёша! Эта твоя идея со встречным палом. Ну, не лежит у меня к ней душа! Ты же сам, своими руками, пожар разжечь хочешь. И меня ещё в это дело втянул. Как, ну как я мог согласиться на это безумие?!

— Борис Владимирович, отступать поздно. И потом, Вы же слово мне дали, что поможете.

— Помню я. Как я мог? Алёша, давай отменим всё? А бумаги сожжём.

— Нет. И потом, он уже едет сюда.

— Что ж с того? Обратно отправим.

— Нет.

— Алёша, ты не представляешь, какой это кошмар. Ты-то маленький совсем был, а я прекрасно помню, что у нас в пятом году творилось. Бунт черни — это страшно.

— Так я же как раз и хочу этот самый бунт предотвратить! Борис Владимирович, ведь не раз объяснял уже Вам!