Царь муравьев - Страница 23

– Вот и попробуем подтолкнуть этот вопрос, – Серафимыч смотрит на меня с хитрым ленинским прищуром. – Самое время – в предвыборных компаниях решаются многие проблемы.

– Так вы будете решать или я?

– Решать, само собой, буду я. А твое дело – преподнести товар лицом. То есть не столько себя, сколько мэра. Как это сейчас называется – шоу? Если Житнику сегодняшний визит понравится, то думаю, заявочку твою мы реализуем.

– Отлично! – говорю. – Все сделаем в лучшем виде.

Побегать мне, как ответственному, пришлось изрядно, сонливость как рукой сняло. Сперва прибыли три типа из службы безопасности мэрии, мы облазили подвалы и черные ходы. Все время они были недовольны и что-то бурчали, переговаривались между собой вполголоса, а меня раз за разом спрашивали, нельзя ли прекратить на сегодня прием больных. Я отвечал, что нельзя. Потом к центральному входу прибыли черный джип и «Волга», из них выгрузилось несколько сосредоточенных людей, их расставили в нужных местах. Затем приехали четыре микроавтобуса ведущих телекомпаний города, исторгли из чрев своих толпу репортеров, лица которых я до сих пор наблюдал только по телевизору. Телевизионщики галдели, суетились, бегали туда и сюда с камерами, софитами и треножниками, и не обращали на охрану ни малейшего внимания. И наконец, с опозданием на полчаса, прибыл эскорт иномарок, в том числе «Мерседес» мэра.

Я и в самом деле не знал, что мэр ведет избирательную компанию. Как-то мало я интересовался политикой, особенно местной – во-первых, некогда, а во-вторых, неинтересно. Но охранные меры главы города меня удивили. Все это показалось мне лишним и слишком дорогостоящим. Можно подумать, что на нашего Житника каждый день устраивается покушение. Интересно, сколько стоит содержать кучу ничего не делающих мордоворотов-секьюрити?

Николай Петрович Житник вылез из «Мерседеса» с довольно громким кряхтением. В самом деле, закряхтишь, если в тебе под два метра роста и весу не меньше ста пятидесяти. Отлично сшитый, идеально подогнанный костюм маскировал недостатки фигуры Житника, насколько их вообще можно было замаскировать. Я бы не стал голосовать за Житника, увидь его в первый раз. Мэр с таким пузом, со щеками гигантского хомяка, с астматической одышкой… Неправильно как-то. Может быть, он опытный хозяйственник, талантливый менеджер, прекрасный человек, но глава города должен быть еще и здоровым – мне, как доктору, вот так кажется. А перед нами носитель как минимум двух диагнозов: ожирение третьей степени и сердечная патология. Ладно, не мне, мелкой пташке, судить.

В общем, выполз наш мэр из машины, и немедленно приступил к рукопожатиям, сопровождаемым белозубой керамической улыбкой. И мне досталось, причем в числе первых. Моя не самая маленькая рука утонула в огромной лапище Николая Петровича словно ручка ребенка. Корпулентный такой мужчина.

Значит, дальше: Серафимыч ведет мэра по главному вестибюлю, говорит что-то, обводит вокруг рукою, а я мелко семеню по леву сторону. Ничего, само собой, не соображаю, да и не хочу соображать. Лень мне соображать, всю ночь мозгами проработал, устал. Надеюсь на вдохновение и автопилот. Вокруг нас быстрым шагом идут люди в черном, напряженно зыркают, крутят головами в ожидании потенциального нападения. Нападения, естественно, нет – откуда ему взяться в нашей больничке?

Потом до меня доходит, что главный предлагает мэру посидеть в его кабинете и попить чайку. Ну дает! С чем чайку, с сушками, как сам пьет? Впрочем, Житник реагирует на это на удивление адекватно, останавливается и говорит:

– Василий Серафимович, на какое время у нас назначена встреча с коллективом больницы?

– На половину одиннадцатого, Николай Петрович.

– Ага… – Житник смотрит на часы. – Значит, почти через час. Давайте не будем отвлекаться на чай, вы не против? Я думаю, нам нужно пройти по больнице, посмотреть, что у вас хорошего, а что, так сказать, плохого. Вы расскажете мне о ваших проблемах (явный упор на слове «мне»), и мы вместе подумаем, что можно сделать. А уважаемые товарищи с телевидения все это заснимут.

– Замечательно, Николай Петрович, – кивает головой Серафимыч. – Так и сделаем. Что бы вы хотели посмотреть?

– А что покажете, то и посмотрю, – мэр снова разражается высококачественной улыбкой.

– Тогда в хирургию. Начнем, как говорится, с приятного…

И Серафимыч увлекает Житника в мое отделение.

Летом я исполняю обязанности заведующего отделением, так как сам заведующий в отпуске.

Отделение наше лучшее в больнице, во всяком случае, самое красивое, отремонтированное по евростандарту. Ремонт произведен благодаря заведующему – Кириллу Фомичу Лаптеву, он у нас выдающийся специалист по работе с пациентами. Хирург, может, и не самый лучший, но вот администратор – будь здоров, умеет уговаривать обеспеченных пациентов оказать спонсорскую помощь больнице. И поэтому: подвесной потолок, светло-зеленые матовые стены, хорошая плитка на полу, пластиковые окна, кондиционеры. К сожалению, красота в коридоре – еще не все необходимое, и стоит это не так уж и дорого. А то, что действительно необходимо нам, хирургам, не по карману даже богатеньким клиентам. Я имею в виду лапароскопическое оборудование, мы давно о нем мечтаем.

Во всем мире давно так оперируют: вместо уродливого шрама на полживота – две-три аккуратных дырочки. И пациент встает на ноги на следующий день, а не через неделю-другую, и осложнений на порядок меньше. Но увы, самый дешевый комплект для лапароскопической операционной стоит миллионы рублей, и нам не по карману. Есть, конечно, государство со своими целевыми программами, периодически оно покупает всякие нужные и дорогие вещи, но достаются они всегда не нам, а большим больницам.

Надо работать, говорю я себе. Вот он мэр, перед тобой, бери его тепленьким, если сможешь. Выложись на всю катушку, дело того стоит…

Мы стоим перед открытыми дверями в операционную. Телевизионщики устанавливают камеры и освещение, Серафимыч говорит с Житником, сыплет специфическими медицинскими терминами. Нет, так нельзя, проще надо быть, понятнее.

– А вот, кстати, наш ведущий хирург, наша гордость, – говорит главный, и показывает на меня, – Дмитрий Андреевич Бешенцев, золотые, можно сказать, руки. Был на симпозиумах в Германии и Голландии. Лучшие больницы его переманивают к себе, а он не уходит, работает здесь.

Мэр поворачивается ко мне, смотрит на меня тепло и добро, словно я его лучший друг, и спрашивает:

– А почему не уходите, кстати? Там ведь лучше!

– Из чувства патриотизма, – говорю.

Не рассказывать же ему, что я несколько лет работал на бандитов, а когда ушел от них, пытался устроиться в престижные клиники, но везде уже знали о моей специфической работе и подпорченной репутации. Везде дали от ворот поворот, либо предложили такие условия, что пробиваться до приличного положения предстояло лет пять. И только в родной больнице приняли с распростертыми объятиями, потому что знали, чего я стою как хирург. Серафимыч открыл мне путь и дал зеленый свет. Нужно сказать, что я нисколько не обманул его ожиданий. И к тому времени, кстати, у меня было несколько хороших предложений, в том числе одно из Москвы, из института Блохина (ой, денежное место, скажу я вам!), но я отчаянно не хотел уходить из своей больницы.

Не то что я категорический антикарьерист, но вот не обычный карьерист – точно. Карьера, которой я хотел бы достигнуть, связана не с деньгами и высоким общественным положением, а с моральными принципами и внутренним удовлетворением. В нашей стране это вычурно, идеально и труднодостижимо. Впрочем, я и не спешу, впереди вся жизнь.

Вот я и говорю мэру:

– Я так думаю, Николай Петрович, что работать нужно уметь на любом месте. Уметь работать честно и добротно – так, как трудились наши деды и отцы – земские, а потом советские врачи. Не хныкать и перепархивать с места на место, а выстраивать благоприятную среду вокруг себя. Легко сваливать все неурядицы на обстоятельства, но обстоятельства будут всегда, и это не причина, чтобы бездействовать и ждать, когда на тебя свалится манна небесная. Мы делаем все, что можем, чтобы улучшить качество медицинской помощи населению именно здесь, в нашей больнице. Вот смотрите, Николай Петрович. Прошу…