Царь Гильгамеш (сборник) - Страница 12
— А какая разница, если он помер?
— Да живой он. Смотри, он дышит. И глазами заморгал.
— Точно! — Он обратился ко мне. — Ты действительно сын Лугальбанды? На тебе кольцо царевича. Дай-ка я тебе помогу.
Я отвел его руку.
— Спасибо, я справлюсь, — сказал я голосом, похожим на скрип двери. — Отойдите!
Пошатываясь мне удалось встать на ноги. Солдаты стояли наготове, чтобы подхватить меня, глядя на меня с опаской и восхищением. Я держался на ногах. Один из них подмигнул и сказал:
— Отмечали Священный Брак и перебрали малость, ваша светлость? Ну, греха тут нет. Счастья вам и радости, ваша светлость! Счастливого нового года!
Брак. Священный Брак! Воспоминания потоком нахлынули на меня, а с ними боль и мука. Инанна, Думузи. Думузи, Инанна.
Я отвернулся поморщившись, вспомнив все. И ужасное чувство одиночества, знание того, что я один под равнодушными звездами, вернулось ко мне. По мне прошла волна такой душевной муки, что в сравнении с ней боль в теле казалась ничтожной.
Солдаты нахмурились.
— С вами все в порядке? Вам помочь?
— Оставьте меня, — холодно сказал я.
— Как вашей милости угодно будет, — они пожали плечами и пошли прочь по улице. — Да пребудет с вами милость Инанны! — откликнулся один из них, уходя. А другой рассмеялся и сказал ему:
— Ох, и сладко-пресладко должно было быть в этом году! Ты ее видел? Новую, молоденькую!
— Еще бы! Сколько же наслаждения досталось царю!
— Хватит! — прорычал я.
Они откликнулись, уже издалека:
— Богиня умерла! Да здравствует богиня!
Потом они ушли, а я остался один со своей мукой и скорбью, болью и недоумением, хотя я был не совсем одинок. Я все еще чувствовал божественное присутствие, теплое и согревающее, все там же, в глубине. Оно говорило: «Успокойся!».
Ибо теперь Лугальбанда со мной, во мне и всегда будет со мной.
7
В начале нового года, когда праздник Священного Брака завершился, и похоронные обряды были исполнены над старой жрицей, меня призвали пред очи той, кто ныне была Инанной. Этому приказу я едва ли мог противиться. Но все же мне не хотелось ее видеть, ибо тень Думузи была между нами, словно меч.
Три маленьких храмовых раба, глядя на меня вытаращенными глазами, будто я был каким-то гигантским демоном, провели меня в комнату богини в самой святой части Эанны. Более мы с ней не будем встречаться в безвестных часовенках, в неприглядных туннелях под храмом. Помещение, где она меня приняла, было огромным величественным залом, отделанным белыми кирпичами. Сквозь отверстия в стенах проникали огненные копья солнца. По стенам под потолком шла полоса странных украшений — раздутых красных полушарий, которые очень напоминали женскую грудь. Возможно, так и должно было быть: в одной из своих ипостасей богиня — великая распутница, царица желания.
Я долго ждал, прежде чем она появилась. Она величественно вплыла в комнату, сопровождаемая четырьмя пажами, которые несли огромные снопы тростника, перевязанные сверху, высотой вполовину человеческого роста. Снопы тростника повсюду сопровождают Инанну. Нетерпеливым жестом она отослала пажей, и мы остались одни.
Она стояла передо мной. Выглядела она величественно, победно и пугающе. Я видел, что в ней еще осталось что-то девичье. С тех пор, как я видел ее в последний раз, она превратилось во что-то совершенно непонятное и недоступное мне.
Я подумал, как она лежала нагая в объятиях царя-бога, в ночь Священного Брака, которая была первой ночью ее жизни в облике верховной жрицы, и сердце мое наполнилось скорбью.
Она была одета в простую накидку, украшенную пучками шерсти, покрывавшую ее с ног до головы и оставлявшую обнаженным только ее плечо. Темные волосы были разделены на пробор и заплетены в толстую косу, обвившую голову. Щеки были чуть подкрашены желтой охрой, а веки подведены сурьмой. Знаком ее нового положения была золотая корона, искусно сделанная из звеньев, сплетенных в змеиный узор — знак богини. Корона охватывала ее лоб, и от всего ее облика исходило сияние силы, словно свет небес снизошел на нее.
Я смотрел на нее, не в силах заглянуть ей в глаза. Я только и думал о том, как ее тело извивалось под телом Думузи, как ее губы прижимались к его губам, а его ладонь касалась ее бедер. Я весь горел от стыда и скорби.
Я понимал, что женщина, стоящая передо мной, не та девушка, которую я когда-то желал. Она была воплощением высочайшей власти в мире — сама богиня. Пропасть между нами была огромной. Подле нее я и все мои желания были ничто.
— Ну? — спросила она после долгого молчания.
Я приветствовал ее знаком богини.
— Царица Небес и Земли, — бормотал я. — Божественная Мать. Первая Дщерь Луны…
— Посмотри на меня.
Я поднял глаза, но посмотреть на нее все равно не мог.
— Смотри на меня! В глаза! Откуда этот страх? Что случилось? Я изменилась?
— Да, — прошептал я.
— Ты меня боишься?
— Да. Я боюсь тебя. Ты — Инанна.
— Царица Небес и Земли! Божественная Мать! Первая Дщерь Луны!
Она прикрыла рот рукой, стараясь подавить улыбку, но внезапно разразилась пронзительным смехом.
Ошеломленный, дрожащий, я сделал отвращающий зло жест — знак богини.
— Боишься меня! — воскликнула она, не в силах сдержать свое нечестивое веселье.
Она величественно протянула руку:
— На колени! Ползи, дурень!
Наслаждаясь моим замешательством, она, улыбаясь, добавила:
— Ох, какой же ты ребенок! «Царица Неба и Земли! Первая Дщерь Луны!» — передразнила она.
Я не понимал причины ее смеха, он ужаснул меня. Я снова сделал знак богини.
Прежде она была для меня нагой девчонкой со сверкающими глазами и юной грудью, которая смеялась и тискала меня в коридоре, предрекая великие события. Потом — хитрая молодая жрица, которая играла со мной в непонятные игры, кокетничая и смущая меня. Сейчас я ничего не понимал. Что это? Издевательство над богиней, когда она сама была богиней? Я испугался. Я задрожал от страха. Я воззвал к Лугальбанде с просьбой защитить меня.
Через минуту она успокоилась, и страх мой прошел. Она тихо сказала:
— Да, я теперь другая. Я теперь Инанна. Но я всегда ею была. Неужели ты думаешь, что богиня не знала от начала времен, что выберет мое тело, когда покончит с тем, старым? Теперь пришла моя очередь. Ты был здесь в ночь Священного Брака?
— Да. Я стоял в первом ряду. Ты так и не посмотрела на меня. Вернее, не увидела, хотя и смотрела.
— Огонь богини ослепил мои глаза в ту ночь.
— Или огонь бога, — сказал я дерзко.
Она взглянула на меня в изумлении и внезапном бешенстве. Щеки ее побагровели под желтой краской, глаза сверкнули. Но гнев ее прошел так же быстро, как и появился. Она улыбнулась и сказала:
— Вот оно что. Вот что тебя грызет, Гильгамеш.
Я не мог говорить. Щеки мои горели. Я уставился себе под ноги.
Она подошла ко мне и взяла мою руку. Она мягко сказала:
— Я говорю тебе, перестань о нем думать. Ничего не было! Ритуал, который я добросовестно исполнила, и больше ничего. Его обнимала богиня, а не жрица. Ты и я — между нами ничего не переменилось. Понимаешь?
КОГДА ТЫ БУДЕШЬ ЦАРЕМ, Я БУДУ ЛЕЖАТЬ В ТВОИХ ОБЪЯТИЯХ…
Я взглянул на нее, и наши глаза встретились.
— Кажется, понимаю.
— Ну и хорошо.
Я промолчал. Она все еще была слишком могущественна для меня. Ее сила подавляла.
Помолчав, я сказал:
— Как ты меня назвала только что?
— Гильгамеш.
— Но это не мое имя.
— Оно будет твоим, — ответила она. — Гильгамеш — Тот, Кто Избран. Ты будешь править под этим именем. Это имя древних, которые населяли землю давным-давно. Это знание пришло ко мне во сне, когда богиня впервые вошла в меня. Скажи: Гильгамеш, Гильгамеш.
— Гильгамеш.
— Царь Гильгамеш.
— Это безбожно так говорить, ведь царь — Думузи.
— Царь Гильгамеш! Скажи это! Скажи.
Я поежился.