Цапля ловит рыбу - Страница 4

— Врагов, насколько мне известно, у Сабира нет. По крайней мере, смертельных. Завести их он мог, наконец, в два счета, как и друзей… Но это от темперамента, от воспитания…

— Из какой он семьи?

— В том, что режиссеров и вообще кинематографистов в ней не было, можно не сомневаться. Как и у меня.

Денисов придержал ее за локоть, впереди приближалась пьяная компания. Один из парней — амбал с бараньими глазами — явно искал, кого задеть; актриса решительно рванулась навстречу. Амбал отскочил:

— Дура!

— Одноклеточное! Кретин! — Она явно осталась довольна собой. — Мой папа всю жизнь после войны проработал в охране завода, на самой прозаической должности. Мама — администратором в гостинице. Вахтер и администраторша! А я решила, что буду актрисой. А теперь еще и режиссером. Примерно то же с Сабиром. Вы хорошо представляете себе наши проблемы?

Денисов мог о них только догадываться.

— Вокруг нас люди, появившиеся в кино раньше, чем научились ходить. Их снимали, что называется, еще в колыбели. Даже в этом детективе, у Сухарева. Кто играет малолетних пассажиров поезда? Сын режиссера, старший внук сценариста. Во скольких фильмах дети успевают еще сняться, прежде чем придут поступать во ВГИК или в ГИТИС? В десяти? В тридцати? И конечно же, они будут приняты, потому что окажутся более подготовленными к конкурсу, чем такие, как я или Сабир… — Из-под легкомысленно опущенных полей шляпы на Денисова смотрели

ставшие пронзительно ясными глаза. — Об этом мы с ним часто говорили. У него в семье аналогичная картина. Он рос в путевом поезде. В Ухте. На Севере… Строительно-монтажный поезд.

— Приходилось бывать?

— И не раз.

Поставленные на прикол старые вагоны Денисов представлял хорошо. Между ними натягивали веревки, сушили белье; тамбурные двери летом затягивали простынями от мух. Ладили громоздкие деревянные стремянки с перилами, чтобы малышам и их вечно беременным мамашам легче было взбираться в вагон.

— Отец Сабира был путевым рабочим, закончил курсы бухгалтеров. Мать учительница. Возилась с детьми. Я не думаю, что у вас в роду тоже все сплошь инспектора… — добавила она вдруг.

— Оперуполномоченные.

— Или оперуполномоченные. Но мы можем за себя постоять. В кино мы приходим не потому, что так за нас решили другие. И нас принимают не за успехи наших родителей…

— Жанзаков не говорил, какие у него взаимоотношения с постановщиком?

— С Сухаревым? Весьма неважные. — Она кивнула кому-то весьма холодно. — Но они же помирились. Сухарев просил прощения.

— А причины?

— По-моему, чисто творческая несовместимость. Разные взгляды.

— Сухарев тоже живет в поезде?

— Дома.

— В Москве?

— Он ведь только состоит в штате «Таджикфильма», а постоянное местожительство его здесь, в столице.

— Что все-таки не устраивало режиссера?

— Ему казалось, что Сабир экономит. Играет не на пределе. Не стремится взять высоту.

— Так и было?

— Что вы! Представьте, что такие, как я, как Сабир, а таких большинство, перестанут тянуться, успокоятся! Вокруг каждый год появляются таланты, о которых я говорила. Вундеркинды. Кого бы вы предпочли, став режиссером?

Денисов не ответил.

— Жанзаков много работал?

— Исключительно. В крохотной роли показать себя! Мы говорили об этом, когда в последний раз виделись.

— Я в полном затруднении, — Денисов мягко, в то же время настойчиво оттеснил ее от другой компании, также искавшей ссоры. — Режиссер располагает информацией, которой не спешит поделиться. А может, «ищите женщину»? — Он взглянул на нее внимательно.

— Нет. Не думаю.

— Я знаю, например, что вы приезжали в поезд. Она рассмеялась.

— Да нет. Я с ним не спала. Вы это имеете в виду? Мужья моих подруг для меня не существуют. Кроме того, меня сопровождал мой друг.

— Премьер корейского театра.

— Все-то вы знаете.

— Что можно сказать о личной жизни Жанзакова? О его жене?

— О Терезе? Порядочная, интеллигентная женщина. Способная актриса. У нее отличные данные, школа. Внешность. Она, правда, мало снималась. Первый ее муж работал в ТАССе. Много лет прожила за границей.

— Они развелись?

— Муж ее умер. В одночасье. Какая-то тропическая форма лихорадки. Нам сюда… — Она показала в сторону троллейбусной остановки. — После его смерти Тереза не сразу смогла оправиться. Потом снова стала сниматься. И вот Сабир, человек совершенно иной по опыту прошлой жизни и как актер. Внезапная, совершенно невероятная любовь. Тут нечего сказать.

— Она — его вторая жена?

— Да. О первой я мало знаю. У нее от Сабира дочь. Я знаю, Сабир материально помогает…

— Где она живет?

— В Ухте. Они там и познакомились.

У остановки актриса высвободила руку, посмотрела на часы.

— За мной могут приехать…

Денисов оглянулся: машин рядом не было. Сверху по тротуару катил на скейте мальчик-мулат с пуделем, прижатым к куртке, он кого-то догонял. Сбоку у кабины автомата стояла небольшая очередь.

— А если Сабир не появится совсем? — актриса нашла взглядом его глаза.

Денисов не ответил.

«Месть, ревность… — подумал он. — Известный набор типовых версий. Вечно варьирующий комплект».

— Ваш друг из корейского театра… Он здесь, в Москве?

— Думаете, он приревновал Сабира ко мне? — Жанна засмеялась. — Он в тот же вечер уехал в Алма-Ату…

— Жанна! — из затормозившего рядом «Жигуля» послышалось сразу несколько голосов. — Скорее! — Сзади машину уже подгонял правивший к остановке троллейбус.

— Успеха! Чао! — Она чмокнула Денисова в щеку, побежала к машине.

— Пока.

Актриса не слышала.

Денисов еще постоял. Пора было идти приниматься за дело. «Сыщика кормят ноги…»

По сторонам текла разномастная московская толпа: приезжие — без головных уборов, в пальто; свои — в дубленках, в зимних тяжелых шапках.

На подножке отправляющегося троллейбуса благообразный старичок натужно выпытывал:

— А потом? Заворачивает направо?

— Налево.

— А, налево…

Водитель терпеливо ждал.

— А следующая остановка будет по ту сторону перекрестка?

— По эту.

Наконец старичок оставил подножку; увидев подходивший троллейбус, замахал водителю рукой:

— Одну минуточку!

Денисов повернул вниз, к Центральному телеграфу.

«Зачем Жанзаков приезжал в субботу сюда, на улицу Горького? — Он был рядом с местом, где актера видели в последний раз. — Почему сразу же не поехал сюда, а сначала пошел на Кожевническую?.. Успел сходить к себе, что-то взять?»

Впереди показался Центральный телеграф, всегда привлекающий взгляд — словно построенный из другого — легкого — кирпича, отличающийся от тяжеловесных соседних зданий.

«Заходил ли туда Жанзаков?»

С санкции прокурора можно было проверить, не давал ли актер телеграмм, не отправлял ли бандеролей, ценных писем, но пока в этом не было необходимости.

«В сущности, кроме подозрений режиссера, в коротком заявлении киногруппы ничего нет. Если бы мне сказали, что я буду разыскивать взрослого человека только потому, что ночь он провел вне дома… В то же время: Сухарев не такой человек, чтобы из-за пустяка оповестить милицию, Государственный комитет по кинематографии…»

У входа в телеграф прогуливались южане. Денисов прошел внутрь. В просторном зале стояла аптечная тишина. Несколько человек в центре кого-то ждали.

«Здесь назначают свидания…»

Большинство посетителей толпилось, однако, слева от входа, у кабин переговорного пункта.

«Нет, — подумал Денисов. — Жанзаков приезжал не сюда, не на междугородную. Все переговоры труппа наверняка ведет с переговорного пункта на Дубининской, там ближе».

Он вернулся к подъезду: прямо перед ним был подземный переход, о котором говорил актер, последним видевший Жанзакова.

«И тем не менее Жанзакова интересовал именно этот участок улицы, иначе он бы проехал дальше, шел бы по другой стороне».

Внезапно Денисова осенило.