Бывший 2. Роди мне сына - Страница 6

Удивленно меня рассматривает. Округляет глаза.

– Плохо себя чувствую.

– Так… зачем пришла?

– У меня, вообще-то, съёмка…

Отперев дверь, тут же иду к окну и открываю створку. Глотнув свежего воздуха, фиксирую машину Макриса на стоянке. Не спится человеку, а?..

– Может, надо было дома остаться? – у меня за спиной заботливо проговаривает редактор.

– И отдать своё детище пузатому Артёмке? – мрачно интересуюсь. – Нет, спасибо, Ир.

Она смеется, прикрывая лицо папкой.

– Кстати, Вер, зайди к Батюшке, – вдруг становится серьезной. – С самого утра тебя дожидается.

– Это интересно, – сбрасываю пуховик, поправляю укороченную толстовку от спортивного костюма и направляюсь к главному продюсеру.

В коридоре довольно холодно, поэтому складываю руки на груди и потираю плечи.

Коллеги, которых я встречаю на пути, несколько обескуражены моим внешним видом. Особенно полоской смуглой кожи между толстовкой и штанами. Пупка что ли не видели?..

Равнодушно улыбаюсь в ответ.

Подумаешь!

– Стоянова, – бормочет начальник, как только захожу к нему. – Ты что прямиком из гроба сюда пожаловала?

– Почему? – невозмутимо поднимаю брови.

– Ты бледная, как моль.

– Новая тональная основа не подошла.

– Стоянова, – закатывает глаза Батюшка и, как обычно, раскачивается на стуле. – Я тридцать лет на телевидении. Ты даже не умывалась.

– Невежливо мне тыкать этим в лицо. В моем положении.

Приглаживаю волосы и умиротворенно вздыхаю.

– В своем положении иди домой и отдыхай. Выпиши себе отпуск. Только, пожалуйста, вернись без новостей.

Анатолий Аркадьевич кивает на мой живот, а я не могу сдержать смех.

Когда три месяца назад Макрис неожиданно вернулся в город с кучей евро и желанием выкупить основное золотодобывающее предприятие в регионе, Батюшка отправил меня на разведку – разузнать мотивы грека и его дальнейшие планы.

Мало того, что задание было мной провалено в первый же вечер, Адриан решил, что его основной конкурент – криминальный авторитет Прохоров объявил за мной охоту, и тут же устроил мне отпуск, после которого я вернулась в телецентр беременной… и с воспаленными, покрасневшими от слёз глазами.

Вдруг становлюсь серьезной.

Всё это в прошлом. Мне надо позаботиться о себе, о родителях. О моём малыше.

Если всё пойдёт хорошо, маму оформят в областной неврологический центр постоянного пребывания. Это было бы идеально. С ребенком я уже не смогу быть все время на подхвате, а нанятые мной сиделки одна за одной не выдерживали пьянства отца.

– Я не могу сейчас уйти. Вы ведь знаете? Тогда новое начальство совсем моё имя из программной сетки выкинет.

– Это да, – кивает Батюшка. – Наслышан. Из маркетинга с утра спустили односторонний приказ – записать блок с Артемием и отследить рейтинги. Только потом примут решение по тебе…

– Блок? – выкрикиваю, вскакивая с места.

Прикрываю глаза ладонью.

Блок. Целый блок.

Пять эфиров.

Почти вся следующая неделя.

– Прости, Стоянова. Решение будет приниматься наверху по итогам информации с пиплметров (прим. авт. – устройство для проведения исследований ТВ аудитории) и авторитетного мнения основных рекламодателей.

– Но почему? Я не понимаю, Анатолий Аркадьевич? Вы говорили – все довольны. Рейтинги отличные. Что не так?

Развожу руками и часто дышу. Несправедливость съедает изнутри. Она встает комом в горле, до слёз.

– Не знаю, Вера. Я ведь человек Славы. Сам думаю, как бы на месте остаться. Но у меня создалось стойкое ощущение, что этот вопрос от тебя ждут там. Заданный лично.

Батюшка поднимает руки с вытянутыми указательными пальцами, имея в виду пятый этаж и Адриана.

– Я не собираюсь этого делать, – мотаю головой. – Просить к нему я не пойду. Не дождется.

– Тогда я тебе не помощник, – грустно выговаривает Анатолий Аркадьевич.

Судорожно собираю мысли в кучу.

Больше, чем проигрывать я не люблю только ждать… Ждать, пока кто-то вершит твою судьбу, и хладнокровно пытается сломать.

Внезапная мысль озаряет.

– Вы… вы ведь можете дать мне репортаж для другого проекта? – хитро уставляюсь на своего руководителя.

– Не думаю, – усмехается он.

Протирает лысину платком.

– Пожалуйста, – настаиваю. – Анатолий Аркадьевич, миленький! Я возьму Марселя и не буду здесь отсвечивать. Никто не узнает.

– А голос за кадром?

– Голос за кадром пустим дикторский. Гриши Перевалова, например. Я договорюсь.

Подхожу к нему и нависаю сверху. Заботливо убираю какой-то волос с пиджака. Жду…

– Ладно. Что ж я не человек, что ли? – Анатолий Аркадьевич чешет подбородок и машет рукой. Я хлопаю в ладоши. – Смотри. За городом сейчас проходит фестиваль бардовской песни… Палатки, гитары, веселье… Сама понимаешь…

– Какой идиот проводит фестиваль в феврале? – удивляюсь и тут же ёжусь от холода, представляя себя в лесу.

Врач, конечно, рекомендовал прогулки на свежем воздухе, но вряд ли подозревал о степени моей ответственности.

– Какой идиот?.. А вот ты нам и расскажешь, Стоянова. Ты нам и расскажешь!..

– Ты уверена, что это хорошая идея? – спрашивает Марсель, наблюдая, как я застегиваю слитный комбинезон ярко-красного цвета.

Вещица слишком вызывающая и заметная, но более теплой и не продуваемой верхней одежды в моем гардеробе просто не нашлось. Эта и то в наследство от старой рекламной кампании досталась.

Зимний фестиваль бардовской песни проходит на чудесной базе отдыха под волшебным названиваем «Лесная сказка». Чудесной – в прошлом!.. Сейчас же есть ощущение, что «сказка» закончилась, а остался только лес и несколько полуразрушенных зданий.

В старом холодном клубе оформлена импровизированная сцена, на которой по очереди выступают приезжие поэты-песенники. Пока я веду беседу с одним из организаторов – Петром Борисовичем, Марсель оперативно делает общие кадры сидящих в зале гостей с разных ракурсов.

И зачем Батюшке этот цирк понадобился?..

– У нас тут все, милейшие люди, Верочка.

Недоверчиво озираюсь и, заметив подвыпившего грузного мужчину, слегка улыбаюсь Марселю.

– Я вижу, Петр Борисович. Абсолютно все.

– Фестиваль песни – это праздник, которого мы ждем каждый год. Съезжаются наши друзья со всего региона.

– Марс, сними сцену поближе, будь добр. Простите, – снова обращаюсь к организатору. – В палатках люди не мерзнут?

– Нет, конечно. Сейчас столько разных приспособлений. А может… оставайтесь с нами, Вера? Будем песни петь, сидя возле костра. Заварим вкусный чай, можно чего и покрепче.

– Нет уж… Покрепче точно не стоит. Да и вам, пожалуй, хватит, – киваю в сторону всё того же пьяного толстяка.

Побыстрее бы вернуться домой!

– Я закончил, – хмуро сообщает оператор, складывая камеру.

– Ура! – хриплю под нос.

Из здания клуба выбираемся уже после полудня. К этому времени я успеваю озябнуть до такой степени, что периодически чихаю и пытаюсь не замечать насморка.

– Простудилась всё-таки? – спрашивает Марс, внимательно осматривая моё лицо.

– Нет, это аллергия на «Изгиб гитары желтой», – ворчу под нос.

Посмеиваясь, добираемся до машины, возле которой замечаю девушку в ярко-синем пуховике.

– Здравствуйте! – она приветливо к нам обращается и крепче сжимает лямку от сумки. Нервничает. – Меня зовут Валерия Завьялова, я сотрудник полиции.

Вытягивает удостоверение прямо перед нашими лицами.

– Здесь написано стажер, – на полном серьезе замечает оператор.

– И что? – оскорбляется девушка, округляет глаза. – Стажер – это тоже сотрудник. И человек, между прочим.

– Чем мы вам можем помочь? – отодвигаю Марселя, который тут же идет убирать камеру и принадлежности в багажник своего Рено.

Моя машина осталась возле дома, на стоянке. Глупо было ехать в такую глушь порознь.