Бывших ведьмаков не бывает! - Страница 7
– Что ты говоришь, Михаил? – зашипела княгиня. – Она будет жить одна? Это неприлично! Что подумают люди?
– Я имел в виду – выдать Владиславу замуж.
– Что? Как – замуж? – хором спросили мать и дочь.
– А вот так. У меня есть несколько подходящих знакомых молодых людей. Сразу после возвращения из путешествия мы устроим небольшой прием, так сказать, прелюдию к началу сезона – ты ведь пропустишь его большую часть из-за ребенка, – и пригласим туда всех кандидатов. Ты сама на них посмотришь, выберем достойного и сосватаем Владиславу еще до Нового года, чтобы сразу после рождественского поста сыграть свадьбу.
Девушка оцепенела.
– А пораньше никак нельзя? – поинтересовалась ее мать. – Мне как раз рожать перед Новым годом. Хочется хотя бы месяц пожить в тишине и покое.
– Это можно устроить, – кивнул князь Михаил как ни в чем не бывало.
– Но… – только и смогла выдавить Владислава.
– Никаких «но», – отрезала княгиня. – Тебе уже семнадцать лет. Ты вполне созрела для замужества. Твоя бабушка вышла замуж в пятнадцать лет. Мне самой было шестнадцать, когда я встретила твоего отца.
– А моя бабушка вообще была просватана в четырнадцать лет, – вставил слово отчим. – Тебе тем более надо поторопиться, поскольку в ближайшие полтора года твоей матери будет некогда вывозить тебя в свет. Ты рискуешь остаться старой девой, если не поторопишься.
– Но я не хочу замуж! – попробовала возразить Владислава.
– Глупости. Этого все хотят, – отрезала ее мать. – И не смей мне перечить. Все решено, не так ли?
Она посмотрела на своего мужа, и тот кивнул головой.
– Да, и я обещаю устроить свадьбу в самые кратчайшие сроки. Уже через месяц после нашего возвращения из путешествия Владислава будет невестой, а там и до замужества недалеко. Кстати, – он наклонился вперед, подмигивая матери и дочери, – по стечению обстоятельств родственник одного из возможных женихов сейчас путешествует с нами на этом пароходе. И, если желаете, я сегодня же поговорю с ним. Мы вели какое-то время общие дела, и я думаю, его семейство не откажется возобновить прежние деловые отношения.
– Это было бы чудесно! – Княгиня Елена вытянула шею, рассматривая зал. – Кто это? Я его знаю?
– Конечно. Граф Антон Грибовский. – Михаил Чарович указал на столик в противоположном конце зала, где не спеша, обстоятельно, ужинала мужская компания. – Он путешествует с зятем и старшим племянником. А его младший племянник, Пафнутий, и есть, возможно, твой будущий супруг, Владислава.
– Который? – живо заинтересовалась княгиня. – Тот, что справа?
– Нет, левее. В тени. Они с братом буквально на одно лицо и…
– Хм… – Женщина помолчала, рассматривая компанию сквозь лорнет. – А он богат?
– Баснословно!
– Тогда мне нравится. Не хочешь посмотреть, Владислава?
Девушка сидела вполоборота к Грибовским и не отрываясь смотрела в свою тарелку. Обернуться и взглянуть на родственников жениха не было сил. Ей было тягостно находиться тут.
– Ты нас познакомишь? – поинтересовалась ее мать.
– С удовольствием, – с этими словами Михаил Чарович встал из-за стола.
Нет, это уж слишком! Владислава вскочила тоже.
– Ты чего? Неужели так не терпится?
– Я… пойду к себе, – пробормотала девушка. – Что-то мне нехорошо. Я, наверное, съела что-нибудь не то.
Мать посмотрела на почти полную тарелку дочери и с неудовольствием поджала губы.
– Не выдумывай! Что за…
В том конце зала ее отчим как ни в чем не бывало здоровался с Грибовскими. Раскатистый бас старшего перекрывал гул голосов и музыку. Он что-то спросил. Князь Михаил ответил, в ответ граф расхохотался. Обернувшись на смех, девушка заметила, что мужчины смотрят в ее сторону.
Порывисто схватив со стола свой нетронутый бокал, Владислава залпом выпила шампанское до капли.
– Мне нехорошо, – услышала она свой голос. – Я пойду…
– Сядь немедленно, – прошипела мать. – Как тебе не стыдно?
Но Владислава сорвалась с места, проталкиваясь к выходу. Чуть не налетела на полового, задела чей-то стул, пробормотала извинения и выскочила вон. Хлопнула дверь, отрезая ее от остального мира.
Смеркалось. Пароход, уже расцвеченный вечерними огнями, неспешно шел против течения, держась стремнины. Рокотал мотор, с плеском шлепали по воде колеса. Из-за закрытой двери музыка почти совсем не слышалась, и Владислава в полной мере ощутила свое одиночество. Верхняя палуба была почти пуста, лишь одна или две неясные тени маячили в отдалении – такие же одиночки, не желающие, чтобы их заметили.
Девушка пошла вдоль борта, цепляясь за парапет, чтобы не упасть. Ее душили рыдания. Сейчас там, в ресторане, решалась ее судьба. Отчим непременно выдаст ее замуж просто для того, чтобы избавиться. И мать не защитит, наоборот, поглощенная заботами о ребенке, который через несколько месяцев появится на свет, она сама подтолкнет дочь покинуть ее дом.
На корме, куда она забрела, шум и плеск были намного громче, а освещение – слабее. Тянуло холодом и сыростью. Берега реки неспешно проплывали мимо; сумерки скрадывали очертания берегов, и, если бы не далекие слабые огоньки, уже трудно было бы определить, где расположены деревеньки.
Сквозь плеск и рокот девушка услышала, как кто-то зовет ее по имени. Желая остаться одна, она не ответила. Зов повторился, громче и тверже. Она отступила к самому краю. Дальше идти было нельзя – там располагались колеса. Холодные брызги летели с лопастей, обдавая ее с ног до головы.
– Владочка! – из темноты вынырнул зовущий ее Михаил Чарович. – Ты что тут делаешь?
– Не подходите ко мне! – Она прижалась к борту, спиной и шеей чувствуя летящие капли. Тонкие струйки влаги побежали за ворот. – Я закричу!
– Глупости! – Отчим рванулся к ней, хватая за руку. Не успев ничего предпринять, девушка мигом оказалась в его объятиях. – Этого еще не хватало! Теперь ты понимаешь, к чему может привести твое упрямство?
– Мое… что? – Девушка уперлась ладонями ему в грудь, пытаясь отстраниться. – Это… это низко!
– Владислава, – он сжимал ее в объятиях властно и решительно, – низко так поступать со мной и быть уверенной, что тебе все сойдет с рук. Низко ошибаться в людях. Низко играть чужими чувствами и быть уверенной, что никто не станет в свою очередь играть твоими. Ты считаешь себя жертвой обстоятельств? Но я сам такая же жертва – твоей красоты, твоей молодости, твоей нежности и грации, твоего обаяния… И твоя мать. Ты посмотри на нее, во что превратила ее беременность? Опухшие руки, пятна на коже, отеки, тошнота, нездоровый цвет лица. Она мучается, страдает и боится, что навсегда останется такой. И в это тяжелое время каково ей видеть рядом с собой свою молодую, красивую дочь? Подумай о ней! Подумай обо мне! Меня тянет к тебе, Владислава. – Он тяжело дышал, взглядом впиваясь в ее губы, и девушку пробирала дрожь страха и отвращения. – Так тянет, что я не могу с собой бороться. Я даже готов бросить твою мать ради того, чтобы быть с тобой…
– Нет! – вырвалось у девушки.
– Нет, – повторил он. – Тогда пойми, что это единственный выход: чтобы сохранить счастье своей матери, ты должна пожертвовать своим. В этом мире не бывает полного и абсолютно чистого счастья – каждый всегда счастлив за счет кого-то другого. Мы с твоей матерью покупаем свое счастье, жертвуя тобой, ну а ты… Что мешает тебе потом пожертвовать кем-то еще?
Девушка поняла, что он говорит о ее будущем муже. Пожертвовать им? Это как? Бросить, как мама бросила ее отца? Значит, и княжну Елену когда-то выдали замуж за князя Загорского против воли? Не может быть! Как это все низко, мерзко, грязно!
Она невольно задумалась, утратила бдительность – и в этот миг князь Михаил опять ее поцеловал.
Это был совсем другой поцелуй. Поцелуй мужчины, знающего, что женщине некуда деваться, что она полностью в его власти, и он волен делать с нею все, что заблагорассудится. Опомнившись, девушка застонала, отворачиваясь.
– Владислава, – он не прекратил ее целовать, скользя губами по ее шее и вискам, – я не могу устоять… Будь моей! Вместе мы что-нибудь придумаем! Только согласись… Только скажи…