Бывшая. Моя. Настоящая (СИ) - Страница 37

Жар не отступил. Кира стонала в голос, запрокидывала голову, выгибалась, извиваясь под ним. Ее хриплые, глухие стоны будоражили сознание, заставляя желать Киру еще сильнее, хотя ему и казалось, что сильнее быть уже не может. Но снова и снова он, слыша ее еще более завораживающий сейчас голос, ощущая движения навстречу, чувствуя, как она, при особо глубоких проникновениях сжимает его руки, хотел испить ее до последней капли, чтобы потом, они, изнеможенные и переполненные друг другом, обнявшись уснули, согреваясь теплом своих тел.

Кира принадлежала Диме и душой, и сердцем, и разумом, и телом. Внутри нее все замирало при каждом его погружении в нее, а он двигался снова и снова – глубоко, желанно, заполняя ее до краев. Она чувствовала его силу и мощь, чувствовала, как он, погружаясь внутрь ее, заставляет ее плоть растягиваться, подстраиваясь под его величину. И это вызывало восторг вкупе с острым желанием ощущать Диму как можно ближе, как можно дольше. С губ снова и снова срывались стоны, временами почти сливающиеся в протяжном выдохе – то тише, то громче, в зависимости от того, каков был темп и глубина погружения в нее Димы.

Одно особенно глубокое движение, и Кира, всхлипнув, изогнулась всем телом. Вот так ей и хотелось, чтобы сильно, чтобы жадно…

- Да… - выдохнула она, желая вот так чувствовать его. – Да… Да… - ощущая, что он увеличил темп и глубину проникновений, шептала Кира, с готовностью откликаясь на каждое его вторжение, двигая бедра навстречу, вбирая его в себя.

Молотов и сам чувствовал, что долго ему продержаться не удастся. Склонившись над ней, он с жадностью припал к ее губам, требуя от Киры поцелуя. Она ответила… Языки, влажные и юркие, сплелись, борьбы за первенство не было, хотелось лишь чувствовать друг друга, любить друг друга. Освобожденными из плена руками, Кира обхватила шею Димы, неистово лаская его губы, наслаждаясь этим чудесным искушением.

Она была так близко, разгоряченная и родная. Ее запах – свежий, будто морской бриз, с легкими нотками цитруса, пьянил. От ее кожи слегка пахло цедрой апельсина… И запах ее немного взмокшего тела. Самый желанный запах на свете…

- Кира, - прорычал Молотов, осознавая, что он фактически достиг развязки. Она, поняв его, вновь обхватила его ногами, давая почувствовать, что готова к его оргазму, что не отпустит – примет в себя. – Кира…

Несколько особенно глубоких, сильных толчков, вырвавших из груди Киры сдавленный крик, опаляющее ее влажную от пота шею прерывистое дыхание Димы, ее руки, обхватившие его плечи… Молотов застонал, а в следующую секунду стон его перетек во властный рык, будто он заявлял свои права на этот дом, эту постель, эту женщину – его женщину, которой, единственной, отныне отдано право делить с ним ложе, быть хозяйкой в его жилище.

Кира ощущала пульсацию его плоти внутри себя, ощущала, как он наполнил ее своим семенем. И это было счастьем. Кира ощущала блаженное тепло и чувство полета. Только на секунду Дима навалился на неё, прижимая своим тяжелым, расслабленным после соития телом к постели. И хотя на самом деле Кире эта тяжесть была приятна, он быстро перекатился на бок, чтобы не доставлять ей неудобства. Он прижал Киру к груди и прильнул к ее макушке губами. Благодарный ей за все, что случилось, за все, что еще обязательно случится, Молотов прикрыл глаза и вздохнул. Милая, родная, любимая…

- Скажи, что ты меня любишь, Дим.

- Я люблю тебя, Кира.

Прекрасные розы упали на пол, но источали нежный запах радости и цветочной свежести, а двое, навсегда связанные одной судьбой, растворялись друг в друге, дарили друг другу тепло, ласку и любовь.

Будь со мной, когда я прогоняю,

Будь, когда тихо прощенья прошу.

Будь со мной, если я умираю,

Будь со мной, и когда вновь живу.

Будь со мной, когда лучик печали

Озарит мой тускнеющий взгляд.

Будь, когда все мы уже потеряли,

Если даже не должен назад.

Будь со мной, когда я умоляю,

Будь со мной, когда я не терплю.

Будь, когда столько тебе позволяю

И когда говорю «не люблю».

Будь со мной, когда я ненавижу,

Будь со мной, когда брезжит рассвет.

Будь со мной, если нет меня ниже

И когда для тебя выше нет.

Будь со мной каждый день и мгновенье

И не дай мне уйти навсегда.

Ты как солнце, а я как растенье:

Не могу, не дышу без тебя.

- …А потом принц подарил своей принцессе целую корзину фиалок и забрал в свой волшебный дворец, - покачивая сонного мальчика, сидящего у него на коленях, закончил повествование Дмитрий.

- Дволец? – переспросил ребенок, глядя на мужчину синими, обрамленными густыми пушистыми ресницами глазами.

- Угу, - кивнул Молотов. – Самый красивый дворец в мире, - приподнял он уголки губ в улыбке и поцеловал сына в маленький носик.

- Ну ты прямо сказочник, - покачал головой сидящий тут же, возле костра, Михаил Сергеевич. – Я и сам заслушался.

- Ты вон лучше, чем подслушивать, маме бы куртку принес, - перевел он взор с отца на Светлану Николаевну. – Вечер все-таки. Похолодало…

- Да ну, - махнула рукой женщина. – Скажешь тоже. Теплынь вон какая стоит… Хорошо хоть выбрались за город, а то в Москве вообще с ума сойти можно.

- Максимка, Слава Богу, дрянью этой столичной дышать не будет, - с нежностью посмотрел на внука Молотов-старший. – Пацану свобода нужна, простор.

- Это-то да, - кивнул Дмитрий. – Только Кира переживать будет.

- А ей бы, между прочим, тоже не помешало бы на природе месяцок-другой отдохнуть, - заметила мать Дмитрия. – Здоровье у нее сам знаешь… А она все с тобой да с тобой. Понятное дело, что ты жене своей доверяешь и лучше Кирочки помощницу себе не найдешь, но работа работой, а кто же кроме тебя ее беречь будет?

- Может, отправлю ее на недельку, - погладил Дима сына по голове. – Или вдвоем приедем. А то по-отдельности нам отдыхать и не в радость, - посмотрев куда-то вдаль, задумчиво проговорил Молотов.

- Вот это правильно, - приобнимая супругу за плечи, одобрил Михаил Сергеевич. – Муж и жена, как говорится…

- Пойду я, посмотрю, как там моя женушка, - Дмитрий перевел взгляд на двухэтажный дом. – Заскучала совсем, наверное, уже.

- Давай Максимку мне, - подошла к сыну Светлана Николаевна и осторожно взяла мальчика из его рук. – Я уложу его тогда, ты не беспокойся.

- Да Кира сама… - начал было Дмитрий.

- Дай ты матери с внуком-то понянчиться, - перебил его Михаил. – Ну что ты в самом-то деле?

- Еще два месяца нянчиться будете, - подошел Молотов к родным людям и по очереди поцеловал всех в щеку. – А нам в город через три дня.

- Неугомонные, - вздохнул Молотов-старший. – Что ты, что Кира твоя.

- Сам же сказал: муж и жена, - улыбнулся он. - Ладно, пап, ты костер потушишь?

- Конечно, - утвердительно кивнул он. – Жалко, что Кирочка с нами не сидит никогда.

- Сам же понимаешь, - метнул взор на языки пламени Дмитрий. – Она бы и рада, но к огню ей подходить не слишком приятно, - вздохнул Дмитрий. - Не обижайтесь.

- Да и в мыслях такого не было, Боже упаси! – отмахнулся Михаил Сергеевич. – Какой уж тут обижаться.

- Ну все, не будем на эту тему, - сделал Дмитрий несколько шагов по направлению к дому. – Все в прошлом.

- Конечно, - ответил пожилой он. – Извини, не хотел напоминать.

- Все хорошо, пап, - успокоил Михаила Дмитрий. – Не засиживайтесь тут долго.

Дима зашел в дом и, закрыв за собой дверь, направился по коридору в сторону лестницы, ведущей на второй этаж. Вот уже четвертый год они приезжают сюда во время летнего зноя и так, отмечать праздники, или когда, устав от городской суеты, просто хочется расслабиться и на несколько дней побыть вдали от шума и круглосуточной вереницы неоновых огней. Вначале, когда Кира только обмолвилась о том, что очень хотела бы иметь свое гнездышко вдали от города, Дмитрий воспринял это как нечто вроде прихоти любимой женщины, которую он, тем не менее, с удовольствием исполнил уже через полгода. А вот теперь этот дом, расположенный в полутораста километрах от Москвы, стало чем-то необходимым и для него самого. Его родители тоже с удовольствием приезжали в дом сына и невестки, проводили тут по несколько месяцев в году, а потом, возвращаясь в свою столичную квартиру, грезили тем моментом, когда снова смогут вернуться в райский уголок, радующий своей безмятежностью и покоем. Дима, глядя на мать и отца, иногда думал о том, что когда-нибудь, лет так через тридцать, они с Киркой тоже будут наслаждаться тем, что сумели построить…