Бывшая для мажора. Она не уйдет (СИ) - Страница 7

***

― Отлично говоришь по-итальянски, ― послышался надо мной насмешливый голос. ― И отлично врешь! Твой муж настоящий баран.

Давид прижал меня к стене, крепко обхватил мою талию своими сильными руками. Я попробовала вырваться, но он мне это не позволил.

Господи, чем я провинилась перед тобой, что ты снова свел нас вместе?!

― Отпусти меня, или я позову на помощь, ― произнесла холодно, угрожающе.

― Уже позвала бы, если бы хотела. Но тогда твой баран узнает, кто разбросал лепестки по вашей кровати и пил шампанское из второго бокала!

― Не называй его так!

Конечно, мне совсем не хотелось, чтобы Альдо узнал о потенциальной угрозе в лице Давида, не хотелось, чтобы он начал сомневаться во мне (как я сама в себе сомневалась, если честно), и без крайней нужды звать на помощь я бы не стала. Но больше всего меня беспокоило… что в глубине души я просто не хотела звать на помощь.

Теплое сильное тело Третьякова прижималось к моему, ладонь нежно гладила мое лицо, дыхание щекотало кожу… и я чувствовала, что плыву, таю от этих ощущений, как кубик льда на солнцепеке.

Ко мне мгновенно вернулись воспоминания о всех тех долгих минутах, часах, днях и неделях которые мы проводили вдвоем. О его сладких горячих поцелуях. О том, какой живой, чувствующей я с ним была!

Еще в школьные годы он звал меня провести лето в Италии на побережье Адриатического моря, и все это время невольно я продолжала думать, гадать, чем могла бы стать для меня эта прекрасная страна, если бы рядом со мной был он, тот самый человек, моя первая безумная любовь. Не могла не думать. Не могла не мечтать…

Проклятье!.. Я постаралась воскресить в своей памяти другие воспоминания ‒ о нашем последнем разговоре, о месяцах, годах, которые я провела с разбитым сердцем, тщетно пытаясь собрать себя по кусочкам, после того, что сделал со мной тот самый человек.

― Ты и в подметки не годишься моему мужу! ― снова попыталась вырваться.

― Ты меня пытаешься убедить в этом или саму себя? Смотрю, губы ты больше не гиалуронишь? ― провел по ним большим пальцем руки. ― И зачем ты вообще это делала? Они и так офигенные!

Губы я прекратила увеличивать с переездом в Италию ‒ просто не рискнула обратиться к непроверенному мастеру. А потом в новом модельном агентстве мне посоветовали больше никогда этого не делать. Сказали, что это совершенно лишнее.

Я знала, что Третьякову очень нравились мои пухлые «переделанные» губы, хоть он и дразнил меня из-за них. Но видимо, мои естественные нравились ему ничуть не меньше. Я понимала, что мне не должно было быть дела до его мнения, но все равно после его слов изнутри я так и расцвела.

― Господи, Ларина… я и забыл, какая ты красивая, ― парень ласково провел ладонью по моей щеке, нагнулся ниже ко мне… прикоснулся лбом к моему лбу, закрыл глаза. ― Упрямая, милая, смешная, безумно красивая девушка. Боже, как же мне тебя не хватало, ― выдохнул он едва слышно.

Это признание словно вырвалось против его воли… и мое сердце остановилось.

Но тут мной снова завладел вихрь тех же чувств, что и в тот единственный раз, когда он сказал мне, что любит. Сказал случайно, спьяну, просто чтобы попытаться соблазнить. И как в тот вечер, я ощутила боль, почувствовала себя ранимой, глубоко несчастной ‒ ведь на самом деле я не верила ему… хоть отчаянно хотела поверить!..

― Как ты смеешь прикасаться ко мне, говорить мне такое? ― произнесла четко и жестко, изо всех сил пытаясь сдержать слезы. ― Я люблю Альдо, ― сказала, надеясь, что, сойдя с моих губ, эта фраза станет правдивей. ― Мне хорошо с ним. С ним я счастлива! Мы поженились полгода назад. Где ты был все это время, Давид? Если тебе меня так не хватало? Где ты был, мать твою?!

Кажется, мои слова, наконец, возымели эффект. Давид снова посмотрел мне в лицо, и его взгляд полыхнул огнем.

― И это ты меня спрашиваешь? Ты же не забыла, как мы расстались?

― Я все отлично помню! А еще я помню твои первые слова, которые ты мне сказал два дня назад ‒ «Как у тебя хватило наглости показаться мне на глаза после того, что ты сделала?». И что же, по-твоему, я такого сделала?

― Ты прекрасно знаешь, что сделала! ― с силой сжал зубы и с яростью придавил меня рукой к стене. ― Не хотел я об этом вспоминать… И как ты вообще посмела об этом заговорить?

Его глаза буравили мои. Давид провел ладонью по моему лицу, по губам с таким видом, словно хотел размозжить мою голову руками.

Я знала, что у него был повод ненавидеть меня после моего поступка. И все равно я не понимала, почему он так остро отреагировал на мои слова.

Я помнила… Господи, конечно, помнила, как мы расстались! Он и только он был инициатором расставания, а я всего лишь отомстила ему за те страдания, которые он мне причинил. Да и то моя месть была комариным укусом по сравнению с тем, что он сделал мне!.. Я вообще ни в чем не была виновата перед ним!

― Думаешь, я могу так просто тебя отпустить? ― прошептал Давид внезапно охрипшим голосом, до боли сжимая меня в руках. ― Позволить жить с «любимым» мужем в этом чертовом доме? Черта с два я теперь тебя отпущу!

Прижавшись ко мне всем телом, он начал покрывать обжигающими яростными поцелуями мое лицо, шею, область декольте. Ощущение его губ на моей коже было невозможно терпеть… Меня словно раз за разом пронзало разрядами электрического тока.

Изо всех сил оттолкнув его от себя, вывернувшись, наконец, я влепила ему пощечину, вложив всю свою боль в этот удар.

― Исчезни из моей жизни!.. ― по моим щекам потекли злые слезы.

Третьяков прикоснулся к красной отметине на своем лице. Его серо-зеленые глаза загорелись ненавистью.

― Даже не мечтай. Один раз я тебя упустил… второго не будет!

Говорит так, словно, и правда, хочет быть со мной, хочет вернуть, потому что тоже все еще любит меня. Но его взгляд говорит о чем-то совершенно другом.

Ненавидит. Он меня ненавидит!.. Хочет разрушить мой спокойный идеальный мир, который я создала без него. Давид ничуть не повзрослел, да и я не так уж и изменилась ‒ точно так же готова, развесив уши и раскрыв рот, слушать любую невозможную глупость, если она исходит от него.

«Боже, как же мне тебя не хватало…»

Возможно, я могла бы дать ему еще один крохотный шанс, если бы он сам нашел меня, сказал, что ошибся и попросил прощения. Но он увидел меня с другим, увидел счастливой с красивым богатым мужем, и только потому решил попытаться одержать еще одну, последнюю победу.

«… я люблю тебя, Давид… Я люблю тебя и хочу быть с тобой», призналась я в тот день. На это признание ушли все мои внутренние силы. Более беззащитной я никогда в жизни не была.

Но в ответ получила только жестокую насмешку.

«Значит, я выиграл. Я говорил тебе, что так и будет!». Он пытался сдержать торжествующую глумливую улыбку, но она все равно возникла на его губах. Мое сердце все еще разрывалось от боли… от ненависти, стоило мне вспомнить то выражение на его самовлюбленном смазливом лице.

Нет, я ничего не забыла. Я отлично помнила, почему мы расстались.

И я знала, что никогда не поверю ему, в чем бы он ни пытался меня убедить.

Вытерев слезы, я как могла, постаралась вооружиться ледяным спокойствием. Вышла из пустого кабинета, в который этот парень затащил меня, заглянула ненадолго в нашу с мужем спальню. Вытащив из ящика те трусы с игривой надписью на них, снова вернулась в соседнюю комнату и швырнула их Третьякову.

― Забирай и проваливай!

― Оставь себе, ― усмехнулся мажор. ― Их место рядом с тобой!

― Ты или убираешься к черту вместе со своими похабными трусами, или я зову Альдо, он достает фамильное ружье и от тебя не остается мокрого места. Поверь, Третьяков, ― холодно улыбнулась я, ― меня устроит любой из этих вариантов!

Но Давид только рассмеялся.

― Или как тебе такой вариант ‒ я спускаюсь вниз и представляюсь всему благороднейшему семейству Ринальди, как твой друг детства из России? А мне есть что им рассказать ‒ мы же с тобой чуть ли не с пеленок знакомы.