Быков о Пелевине. Лекция вторая - Страница 1

Этой лекции сопутствует добрый дух скандала, как сказал когда-то Набоков о книге Годунова-Чердынцева, потому что без скандала нет успеха.

Дело в том, что наша предыдущая лекция сподобилась вызвать гнев сообщества «РУ. Пелевин». И они даже обещали сегодня обязательно прислать кого-нибудь из своих людей, чтобы дать мне по лбу, не знаю только – морально или физически. В любом случае, я вас, ребята, приветствую, потому что благодаря вам я многое понял.

Гнев этот мне понятен, потому что, коль скоро у нас есть святыня, любое прикосновение к этой святыне, ласкательное или, наоборот, грозное, является для нас оскорбительным – мы одни понимаем то, о чем идет речь. Сходная ситуация царит, например, в сообществе фанатов Михаила Щербакова, пелевинского ровесника, очень близкого ему, на мой взгляд, по духу, и мало кто сделал больше для дискредитации Щербакова, нежели это сообщество. Как всегда, такое сообщество невелико, в нем два десятка активных, с позволения сказать, членов, каждый из которых, естественно, настаивает на единственности своей концепции. Но именно благодаря этому сообществу я понял генеральную вещь о Пелевине.

Именно поэтому лекция № 2 будет так мало похожа на лекцию № 1.

Я понял, что фундаментальная задача Пелевина в позднем его периоде, – который я отсчитываю от «Священной книги оборотня», а вовсе не от контракта с «Эксмо», как думают многие, – главная фундаментальная задача это именно создание секты. Когда-то довольно изящно выразился создатель сайентологии Рон Хаббард, или ему приписывается эта мысль, потому что она довольно откровенна, и вряд ли Рон Хаббард проговорился бы так даже перед узким кругом: «Хотите денег – создайте новую религию». Я не уверен, что Пелевин создает религию, это не входит в его задачи, потому что он достаточно скептически относится к большинству религий, как я думаю.

Пелевин создает секту именно потому, что главная цель любой религии и уж точно любой секты – это повышать самоуважение дураков. Мне очень горько это говорить. Пожалуй, исключение здесь составляет христианство.

Повышать самоуважение дураков может любая религия, кроме христианства, потому что в христианстве для повышения самоуважения приходится делать слишком много разных опасных вещей, которые постепенно делают тебя умным. Что же касается большинства остальных религий и тем более сект, их главная задача – сделать так, чтобы человек, сильно не меняя своего образа жизни, вдруг начал тем не менее считать, что он умнее остальных, потому что ему нечто открыто.

Все последние книги Пелевина преследуют очень простую задачу: дать основной категории читателя, то есть той «таргет-группе», которая исчерпывающе описана еще в «ДПП (NN)», сознание, что они чем-то лучше остальных. Именно поэтому каждый в сообществе «РУ. Пелевин» считает себя единственным настоящим понимателем Пелевина, а ко всем остальным обращается в лучших традициях этого автора, как сам Пелевин сказал, «кидаясь калом со дня своих ям».

Это правильное состояние. Надо только помнить, и Пелевин это прекрасно помнит, как самый умный писатель нашего времени, что создание секты всегда предусматривает создание трех категорий потребителя. Без того, чтобы эти три категории создать, ни одно сектантское мероприятие не может быть по-настоящему успешным. Увы, это касается и русской оппозиции, которая тоже, в сущности, являет собой секту, только не самую опасную, не самую вредную.

Значит, во-первых, нужно создать иллюзию, что существует некая всеобъясняющая идея, и скормить эту идею большинству. Во-вторых, нужно создать круг близких, которые, так сказать, допущены – и в каждой секте обязательно есть круг допущенных, которые понимают, что скрамливаемая большинству идея неверна, что она являет собою лишь софистику и манипуляцию, зато вот они в своем тесном круге понимают все правильным образом: людям надо дать великую обманку, чтобы они не отвлекали немногих избранных. Есть, наконец, третья категория – это те, кто верит всерьез, это святые.

Без этих трех категорий: условное «быдло», условная «элита» и условные «святые» – никакая секта не может существовать. Вера, религия предполагает более широкий спектр категорий, и мы могли бы об этом поговорить на отдельной лекции, ну, например, когда будем говорить о Гарри Потере, что тоже, в сущности, есть религия, в отличие от пелевинской секты. Именно поэтому книги Пелевина пока еще не достигают поттеровских тиражей. Просто, видимо, потому, что Роулинг обладает какими-то человеческими эмоциями, а Пелевин не обладает, поэтому на секту его хватило, а на религию – нет.

Но важно при этом именно то, что мир Пелевина, мир «баблоса», мир вампиров, как он у него описан, он структурирован ровно так: есть люди, есть халдеи и есть вампиры, которые верят в то, что они – вампиры, которые верят в свою абсолютную исключительность. Я абсолютно убежден, что у «Бэтмана Аполло» появится продолжение, трилогия дорастет тем самым до классической гегелевской триады, и мы получим полное разоблачение самой идеи вампиризма, то есть мы узнаем, что Рама еще вдобавок и не вампир.

Пелевинская секта дает самоудовлетворение дуракам, и Пелевин прекрасно это сознает, он понимает, что главная цель всякого современного человека, в отличие от человека советского, – это поиск высшего смысла, который бы наполнил его жизнь. У советского человека этот смысл был. Пусть он был довольно примитивен, но это был смысл – либо совпадать с системой, либо бороться против нее, либо, как вариант, уходить от нее в сторону, но тоже при этом, разумеется, имея ее в виду. Так или иначе советская власть давала человеку либо смыл, либо антисмысл, она вписывала человека в исторический контекст, кстати, гораздо более широкий, нежели история России с 1917 года: мы все осознавали себя наследниками Просвещения, в каком-то смысле наследниками Джордано Бруно и даже, в самом широком смысле, наследниками Прометея, поскольку мы несли миру огонь. И, как совершенно правильно пишет Денис Драгунский, просвещение, хотим мы того или нет, было главной концепцией советской власти. Борьба с просвещением, которая наступила потом, абсолютно лишила человека смысла. Стало непонятно, зачем он, собственно, живет. И мысль Озириса, которую высказывает он в «Empire V» как раз и состоит в том, что сразу после нашей смерти весь мусор наших представлений сметается и исчезает стремительно.

Я полагаю, что решение Пелевина построить секту – это решение, во-первых, вполне осознанное, а, во-вторых, единственно верное в его ситуации, поскольку его выдающиеся литературные и интеллектуальные способности были совершенно исчерпаны тем, что он сделал до «Поколения…», ну, может быть, включая еще «Числа», дальше нужен был очень серьезный качественный скачок.

Этот скачок мог достигаться либо через радикальное обновление формы, через какую-то гениальную техническую догадку, через появление совершенно нового нарратива, через невероятное эмоциональное богатство, – словом, через какую-то литературную революцию; и был второй вариант – вариант перехода к трактату, вариант перехода из литературы, которая казалась исчерпанной, к поиску новых средств воздействия, внехудожественных. И в этом, на мой взгляд, заключалась главная ошибка.

Дело в том, что для Пелевина очень много значит Гоголь как один из предшественников сатириков и мистиков, и еще больше значит Толстой, потому что Толстой не просто герой «t», конечно, он, может быть, вообще любимый пелевинский автор. В том числе и потому, что толстовское учение с его радикальным отрицанием современности, с его ненавистью к быту – оно близко отчасти к мировоззрению Пелевина. Но в еще большей степени потому, что Толстой, чего уж там говорить, это все-таки самый удачливый российский автор. Толстой – это самый крупный, и с Буниным здесь невозможно поспорить, самый крупный когда-либо рождавшийся в России художественный талант. И если конкурировать – то с ним.