Бузина, или Сто рассказов про деревню - Страница 62

– А ничаво, – Дедулик бежит вытаскивать ключик из дверцы, но – поздно. Дверка открывается, и тут ахаю я. На самой верхотуре буфета стоит гипсовая модель гнома в натуральную величину, удачно раскрашенная в цвета Силезских штолен. Но стоит так хитро, что низом – вполовину на буфете, а вполовину-то! на дверке, то есть – откроешь дверку, а тебя гном – бах! и по башке. Тут не языка, жизни можно лишиться, не разобрав до конца щучью голову.

– Стой! – кричу, – лови! сейчас как… упадёт!

Егоровна глядит вверх.

– И кто-й тебе эту фигуру на шкап загнавши?

– Так Валентина Ильинична моя! – гордится Дедулик своей городской снохой, живущей в городских условиях Торопца, изредка заезжающей летом на грибы да ягоды, – она толк знает! Во, как обставлено!

– Вот ты в милицию её сдай, – советует Егоровна, – она тебя прибить видать и хотела. У ей чо там?

– Так вино заграничное! – хвастается Дедулик, поглядывая на нависшего гнома.

– От-то! – Егоровна поднимает кривоватый палец вверх и смотрит на Стасика.

– А я чё? – идёт он пятнами, – я ж рази дурак по сервантам тырить? Я на месте потребляю…

– Стало быть, не от тебя поставлено, – Егоровна задумается, – но ты бы, дед, избу обсмотрел, а то вдруг где еще капканы на тебя стоят, не?

Невзирая на вывешенный на калитке плакатик со словами «ДО 16.00 – НЕ ЗВОНИ – УБЬЮ!» Дедулик поскребся в дверь в 15.00.

– А чево? – спросил он встревожено, встретив мой нехороший взгляд, – я же не звонил?

Пришлось ставить чайник. Обсевши аккуратно стол, дуем в блюдца. Дедулик варенье потребляет вприкуску, а конфекты – вприглядку.

– Вот, слушай, Дарья, какое дело… – говорит Дедулик, – в чем больше вредности для организму ежели прописан диабет?

– В сахаре, – уверенно говорю я.

– Не! В конфектах из шоколаду или в карамельках?

Зависает пауза. Лабрадор Лёва считает, что всё полезно, кот Симба ест только йогурт, муж Саша – конфеты «Откуси-выкуси» местной фабрики из Белоруссии. Решили, что лучше ловить рыбу, чем ну их конфеты совсем.

– Дарья! – Дедулик интересуется, – а вот, как ты глянешь, заяц домашний, что съест скорее – мякиш или корочку?

– Корочку, – отвечаю.

– А курям на сколько курей петуха если?

Так и вечеряем. Уходя, Дедулик говорит мне комплимент:

– Ты сегодня прям красиво выглядишь даже!

– Это я ей путевку в санаторий купил, – гордо говорит муж.

– Эх, Саня-Саня, – слышу я из сеней, – чо уж, один не справляешься-то?

Как снег пошел, так и Дедулик примчался. Главное дело, снег такой, что Дедулика и не видать, только мотор тарахтит да скрипит седло. Потёртое.

– Ты прям как всадник Апокалипсиса, – сказал муж и вогнал топор в пенёк. Муж колол дрова, а я их складывала, в ожидании зимы.

– А – пока – липнет, ужас! – расслышал Дедулик, – Точно! А лучше сухой, да. Этот прям повезде как не надо…

Помолчали. На двор ложился крупный, неправдоподобно белый снег. Фунт нарезал круги, а Лёва их описывал. Кот, держась за челюсть, скорбно прошел мимо

– Чей-то он? – Дедулик всегда благоволит к котам.

– Да тут битва была. С котом британским Прошкой. Из Мякишкино аж пришёл.

– Ой епть праздник светлый а то я бы сказал как! Этого Прошку на. Хотел я ему внушение сделать, ага. Это ж троллейбус какой-то, а не кот! Он у меня опрокинул банку сметаны с города три литра каких денех! И чё?

– Зуб выбил Симбе… вишь, кровищи сколько, – муж показал на пятачок, залитый кровью. Снег падал, но кровь проступала сквозь него… кот сидел на верстаке и страдал от потери красоты и от того, что теперь опасно есть хрустишки…

– Вона да… это они по породе определялись, – Дедулик снял рукавицы и стал похож на академика Иоффе, потому как усы его поседели от снега, а взгляд помягчел, – наши простые коты. Если что – загрыз на хрен и зубов ваще не будет. Интеллигенты, мать их…

– Это любовь, – подсказал муж.

– А ты мне Дарья, скажи? – Дедулик заглянул в выхлопную трубу.

– Сказала, – ответила я.

– Не, скоко живут такие собаки с ушами до полу а ноги короткие и хвост навроде укорочен но не к концу?

– Думаю, это спаниель?

– Во-во!

– Лет пятнадцать, если в болото не засунешь!

– А ежели засунуть, как?

– Если утонет, считай до того дня, как утоп, – пояснил муж.

– Я тогда поспешу, – Дедулик надел шапку, на неё шлем, и стал похож на артиста Кадочникова в фильме «Укротительница тигров», – а то этот сукин с ушами шпаниель придурок гуся мово загрыз!

– Так ему сколько лет-то?

– Придурку?

– А кому же? Не гусю?

– Ну, как … – Дедулик сдул снег с усов, – считай, бабка Матрена помёрла до перестройки. Её дом откупил сосед их тогдашний Витька. Потом Витька сел, потом вышел, потом его Зинка опять посадила, дом продали, Зинка дом пропила, а потом Зинка с трактора упала, в больнице отлежавши… на семнадцатой минуте былины муж сказал:

– Не трогай собачку. Ей лет двести.

– А и так! – обрадовался Дедулик, – я тада яво себе возьму. Назову Дунькой, а не? Все скотинка брехучая. Будет жонку мне напоминать!

– Разве что этим … – сказал муж, и Дедулик, счастливый, помчался подманивать собаку с ушками.

Дедулик сегодня розов, как персик в лучах заходящего солнца. Картина такая – «Дедушка с персиками». Вот. Мы с порога начинаем обниматься, но расстояние в три метра блюдем.

– Хорош орать! – рявкает муж, забыв, что у нас с Дедуликом осложнение на уши, – сядьте по разным углам, наушники возьмите… чай будем?

– Ну, если с вареньем? – Дедулик шоколад дарит мне, – тогда можно. Я вот смотрю собачка у вас умная! – Фунт стоит на Дедулике и воображает.

– Куртку порвет! – ору я.

– Ну её на хрен, ту куртку. У меня была куртка! Ох, красивая! А деверь взял и снохе отдал, на? Я иду – моя куртка идет.

– А как узнал?

– А там написано ТОРОПЕЦЪ, мне Зинка покойная еще вышивала. Криво, но ярко.

– Померла не от этого?

– Да не! Зачем! Она уж и не ходила. Вышивать, вышивала и все. Куда ей было, когда она Ленина помнит, на?

– Давай отнимем? – муж склонен к экспроприации, – наваляем снохе, не?

– Не… я ей газ вчера ставил. Неловко. Вчера ставил, а сегодня в ухо. Не. Обождем! А ты помнишь совецку власть?

– Еще бы! – теперь кричит муж, – а Дарья вообще как сама за нее боролась!

– Во! А я тада пошел арматурщиком учиться. Ох, ну… берешь арматуру, и…

– В глаз?

– Не! Как ты её из бетона на? Не… а и девки были! Штукатурки!

– И ты их арматурой? – не унимается муж.

– Да за что? На них и жениться можно было! В армию сходил-пришел, права дали, разряд дали, комнату дали и…

– На девку-штукатурку можно?

– Во!

– А сейчас?

– Сейчас нет. Ты мне, Дарья, объясни нащот возраста. На что они в америсе такого царя поставили, что он падает? Встанет, главно дело, и падает? В телевизоре показали. Завалящий, как прям.

– А мимо рта не пронесет! – кричит муж, – это у них главное!

Тут слышен лай. Это наш лабрадор Лёва требует обеда, и мы расходимся. Продолжая думать – каждый о своем, о девичьем.

У Дедулика две собаки. Ту, что побольше, Дедулик считает овчаркой и потому обозначил, как Мухтара. Впрочем, Мухтарка овчаркой считает Дедулика, и норовит приучить его к ЗКС – «защитно- караульной службе». Если Мухтарка видит проходящего мимо дома Стасика (а Стасик живет бок о бок с Дедуликом и шляется туда-сюда весь день), он лает. Тогда Дедулик приседает от ужаса и бежит задергивать занавески. Мухтарка, считая, что Павлов был прав, но в отношении Дедуликов, тут же ложится на диван и ласково повизгивает – а теперь, Дедулик, я сказал – ПИЩА! И, покорный, Дедулик спешит за кошачьим кормом, так как в сельпо собачьего нет. Вторая собака – Дунька. Это полная катастрофа конца света, – жалуется Дедулик, – это даже не кошка, а мышь какая. Дунька состоит из нескольких собак. Видать, Дунькина мать, пробегая по Мурманску, откуда дети и привезли Дуньку, вобрала, как пылесос, все разнообразие мурманской фауны. И флоры. Потому как усы у Дуньки в пыльце, а хвост напоминает мох ягель. Дунька невротик. Она даже псих. Она падает в обморок, когда Дедулик шелестит газетой. Чтобы накормить Дуньку, Дедулик садится на ковер типа палас, окружает себя и Дуньку игрушками, и кормит это чудовище с ложечки. Мухтарку в эти часы кормления изгоняют на улицу, предоставив ему возможность сожрать Стасика. Если поймает, конечно. Дедулик педант, кормит Дуньку по часам, поэтому в 9 вечера Стасик сидит на чердаке и кидает в Мухтарку мелкие предметы быта. Крупные Мухтарка приносит к дому Стасика. Так они и живут. Являя собой единство и борьбу противоположностей.