Бутылка, законченная питьем (Рассказы) - Страница 4
Ближе к утру Петров все же спросил ее: “А ведь ты не в первый раз в таком месте?” “Брось, Петров! Солнце горячее, вода мокрая, у женщин тайны”, – проговорила она, обвив его руками и прижавшись всем телом.
И он почувствовал себя гордым, глупым и старым одновременно.
На следующий день Петров засобирался обратно в Евпаторию. Он видел, что этим доставляет неприятности своей жене, которой хотелось еще погулять в Ялте. Не совсем искренне он предложил ей остаться одной на два-три дня. Жена посмотрела на него, зло улыбнувшись, и спросила: “А не пожалеешь?” “Думаю, что нет”, – не совсем уверенно ответил Петров. Он оставил ей половину денег и уехал один.
На этот раз он выбрал сухопутный путь через Симферополь. На автовокзале он с удивлением узнал, что до Симферополя через перевал ходят троллейбусы, но, вспомнив последнюю морскую прогулку, содрогнулся и решил воспользоваться маршрутным такси.
Болтаясь по железнодорожному вокзалу в Симферополе, он неожиданно наткнулся на своего очень старого знакомого из новосибирского
Академгородка. Тот совсем не удивился встрече с Петровым и с ходу пригласил его приехать на раскопки. Раскоп вела целая команда археологов из Москвы и Украины, Новосибирск его приятель представлял один. “Раскапываем, а потом, перед отъездом, фотографируем все и опять закапываем”, – пояснил он Петрову. “А зачем закапываете-то?”
“Так ведь как же, во-первых, растащат, а во вторых, и климат не способствует. В земле-то оно надежнее”. Копали они где-то севернее мыса Тарханкут. Петров сказал, что подумает и, возможно, приедет.
Через два дня жена все еще не вернулась. Петров с удивлением обнаружил, что его это очень задевает. Дело не в том, говорил он себе, что она не возвращается: она отдыхает так, как ей нравится.
Дело в том, что я ее жду, как последний дурак. Разобравшись таким образом со своими чувствами, он собрал небольшой тормозок, одеяло, покрывало и часть необходимых вещей, оставил в номере санатория записку и отправился на Тарханкут.
Часть пути он проделал на автобусах, часть – на попутках. По ходу они проехали опустевший лиман Донузлава, где теперь уже не было гидропланов и машины не останавливали вездесущие военные. Миновали несколько деревень, где почти все жители гнули спину в поле, но в колхозном буфете Петрову удалось купить молодого вина и последние, уже переспевшие сладкие абрикосы.
До археологов он в этот день так и не добрался; собственно, он особо не понимал, зачем туда едет, и никуда не торопился. Его заворожила красота бескрайней сухой степи, безлюдья, меловых утесов и моря, где прямо из-под ног прыгали крабы и мидии облепили камни совсем рядом с берегом. Это было так не похоже на Крым, который он до этого видел, что он решил остановиться на вечер прямо здесь. Он поднялся на площадку подальше от моря, но не стал выбираться на самый верх, в степь: там было ветрено и немного пыльно. Петров заночевал под высоким звездным небом, а поскольку на дворе был уже месяц август, по небу летали звезды. Лежа под санаторным одеялом на прохладной земле и глядя на высокие сверкающие искры, он загадывал различные хорошие желанья, одновременно пытаясь определить, а чего же он действительно хотел бы получить от жизни в ближайший год. Он думал о том, что ему всегда нужна была работа не только для получения денег, но для чего иного, большего. Сын, которого он воспитал, теперь уже старался жить очень самостоятельно; Петров невольно пожалел, что сейчас его нет рядом. Последний раз они выбирались вместе на рыбалку на Обское море уже больше года назад, и сын учил Петрова, как ловить раков, которых в детстве Петрова на Оби не было. Он подумал о жене, о том, что он все-таки не ошибся, когда решил, что нужен был ей скорее в качестве сопровождающего для увеселительных мест. Торчит сейчас, поди, в казино… Эти мысли были не совсем справедливы, но в этот раз проверить их несправедливость было уже невозможно.
Большее, непременно нужно было что-то большее. Нужны были эти звезды, проникающая в душу красота земли и воды, нужна была любовь, наконец. Петров, сформулировав это, пошел дальше и задал себе вопрос: а любит ли он свою жену? Найдя аргументы против, ради объективности он спросил иначе: а действительно ли он ее не любит, и как тогда назвать то, что было между ними в последние недели? В результате он, конечно же, окончательно запутался, плюнул про себя, недобрым словом помянув весь женский пол, и сосредоточился на звездном небе.
Что же это большее? Что же ему нужно еще, кроме денег? Петров зацепился за эту мысль, ему показалось, что здесь находится правильный выход из того состояния черной злобы, в которое он время от времени попадал. Пытаясь оценить свою жизненную ситуацию со стороны, он вдруг понял, что жизнь в России распалась на два неравных течения. В первом, где люди ездили за границу, пользовались компьютерами и сотовыми телефонами, шла торговля сырьем и оружием, и эту жизнь в основном и показывали по его цветному телевизору. Во втором, где проходила бульшая часть жизни, люди питались урожаем со своих огородов, часто оставались без работы, а устраиваясь на новое место, зарабатывали небольшие деньги. Здесь не нужно было высшее образование и тем более – английский язык, здесь редко читали газеты и книги, за исключением иллюстрированных журналов и детективов. Люди из первого мира считали вторых лентяями и невеждами, а вторые считали первых ворами и взяточниками. По всей логике получалось так, что больше половины населения России этой стране не нужны, и если бы люди второго мира просто исчезли, то первые жили бы только лучше. И что он, Петров, все-таки пробился в первый мир, что теперь ему надо держаться своих и вместо пьянок с подчиненными почаще выбираться в
Крым и Турцию, на охоту и в хорошую баню и забыть о том, что много людей живут иначе. Что он, Петров, отнюдь не нужен этим последним со своими сотовыми конструкциями и новыми материалами, а нужен как раз другим, абсолютному меньшинству. И надо было вообще-то остаться в
Ялте и научиться играть в игры этого треклятого казино, если так хотелось его жене.
Несмотря на то, что он был уверен в правильности этих мыслей, в
Петрове неожиданно поднялась волна омерзения и к себе и к тем обсто-ятельствам, которые заставляли делать его эти выводы. Его затрясло от злости. Он сел, налил себе колхозного молодого вина, выпил и огляделся кругом. Далеко в море просверкивали какие-то блики. “До каких только глупостей не додумаешься в одиночестве”, – сформулировал он сам себе основное резюме своих рассуждений. Он лег, натянул одеяло на подбородок и уснул.
Утром Крым опять поразил его своей красотой. Цвета моря, неба и скал были совершенно необыкновенные. Петров искупался, хотел было насобирать мидий, но вспомнил, что ему не в чем и не на чем их готовить. Поэтому пришлось обойтись хлебом, копченой колбасой и остатками абрикосов. Запивая все это вином, Петров задумался о том, что же делать дальше. К археологам ему окончательно расхотелось ехать.
Солнце подымалось все выше, становилось жарко. Петров отплыл метров сто от берега и улегся на воду, время от времени рассматривая панораму открывающегося обрывистого берега. Иногда он лениво шевелил руками и ногами, напоминая себе большую медузу, под влиянием теплого утреннего бриза дрейфующую к берегу. Ему припомнились его ночные мысли, сейчас они уже не казались такими противными: всё это было просто очевидностью, данностью, с которой надо было считаться и не делать глупостей. Подумав еще, Петров решил, что надо требовать увеличения зарплаты и соглашаться на вахтовую работу в филиалах. А потом, раз уж он так нужен головной конторе, то, может, вообще попробовать перебраться в Москву или хотя бы Подмосковье. И надо бы почаще выбираться в отпуск, а то и завести себе любовницу. Это все очень разнообразит жизнь.
При мысли о любовнице Петров развеселился. Как правило, сейчас он бывал с утра до ночи в цеху пять дней, а в субботу частенько заглядывал туда на полдня. В расписании его жизни не было общения вне работы и семьи, поэтому представить себе нечто длинноногое, легкомысленное и праздничное было примерно тем же самым, что рассказать себе сказку. В этом своем хорошем настроении он добрался до берега, обсох и, одеваясь, обнаружил, что его намечавшийся живот куда-то пропал. Петров сильно похудел, загорел и поздоровел, но заметил это только сейчас.