Бурвиль - Страница 22

Через первые песни и монологи, через весь репертуар Бурвиля проходит тема человека, обманутого в своих надеждах любви и братства и смешного в своей наивности, с которой он обнародует свою слабость (как смешон Дон-Кихот, мысленно взывающий к Дульсинее), чей комизм усиливается еще отказом понимать, как он смешон... Если смех рождается от искажения естественного (Бергсон), он непременно должен разразиться при виде эдакого дурачины, чьи поступки противоречат всему, чего ожидают от существа здравомыслящего. Этот последний, когда ему причиняют боль, в одиночестве врачует свою рану, молчит, ожесточается, не подвергая себя риску разочароваться вновь и опять страдать. Он понял. Он отрекается от своей надежды. А Дон-Кихот - нет! Вот почему публика, подвергая его осмеянию, питает к нему огромную нежность: ведь он н е хочет понять, не понял и никогда не поймет. И большой реалист, подобно Санчо Пансе, Мсье Как Все просит Дон-Кихота и дальше рассказывать про свои мечты... Что Бурвиль, в сущности, и делает вот уже свыше двадцати лет, каким бы жанром искусства он ни пользовался. Он эволюционировал в направлении реалистического портрета, точнее, целой галереи портретов, раскрывающих души людей, каких на земле великое множество. Из них и слагается народ...

Но эти многочисленные портреты никогда не отходят от донкихотства оригинальной лепки, и, несомненно, в этом оригинале черпают они свое несравнимое богатство. Похоже, расширяя свой диапазон способов выразительности, добиваясь высшей степени реализма, Бурвиль пришел к воплощению и образа Дон-Кихота и образа Санчо Пансы в одном лице. Он сочетает в себе эту пару, олицетворяющую противоречивое начало в человеке, которому, с одной стороны, не выжить без трезвого взгляда на вещи, а с другой - трудно жить, не устремляя взгляда к надежде, маячащей где-то далеко впереди. Бурвиль - это Дон-Кихот, переживший века, потому что он внушает людям надежду. И Санчо Панса, который знает, что Дон-Кихот не столь безумен, как это кажется. Он тот, кто, вне всякого сомнения, помогает нам жить. Наш общий друг...

Франсуа Кавильоли. Бурвиль и его долгая

борьба со смертью

( Статья была напечатана в газете "Пари матч", 1970, №№ 1121 и 1122.)

15 августа 1967 года. Велогонщики 30-х годов готовятся к пробегу по гористой трассе на юге Франции. На дне пропасти обмелевшая от летнего зноя река превратилась в ручеек. Обожженное солнцем ардешское плато пахнет душистыми травами. Один из велосипедистов стоит в стороне, сосредоточенный, готовясь к гонке. На нем черные каскетка и трико. Согнутую над рулем спину в желтой футболке украшает эмблема клуба. Немного искривленный нос, скуластое лицо. Это Бурвиль. Алекс Жоффе приступает к съемкам фильма "Велогонщики". Это история гениального изобретателя, сконструировавшего новую модель велосипеда. Он хочет выиграть гонки, чтобы избавиться от преследований судебного исполнителя Хирша. Восемь часов утра. Солнце уже припекает. Снимать крупным планом трудно и опасно. Грузовой трехколесный велосипед, на котором сидит Моника Тарбес, должен "приклеиться" к машине Бурвиля и уже не отставать. Жоффе отснял кадр, но недоволен результатом. "Прибавьте скорость, - кричит он, - плотнее друг к другу. Придется снять дубль!" Он объясняет Монике: "Ты должна ехать впритык к Бурвилю".

Снимают дубль. "Быстрее, быстрее, надо ехать быстрее". И по сей день актриса вспоминает об этом, как о кошмаре. Вдруг дело пошло. Бурвиль жмет на все педали, но ему не хватает воздуха, а трехколесный велосипед мчится за ним на полной скорости. Его переднее колесо толкает машину Бурвиля. Моника резко тормозит, но безуспешно. Бурвиль летит в кювет, а трехколесная машина, врезавшись в землю, повисает над ним, словно мост, что его и спасает. Бурвиль выкарабкивается из-под металлических трубок. В первый момент он оглушен. Его окружают усатые велогонщики в трико. Моника Тарбес в голубой юбке, черной шали, высоких ботинках, с шиньоном. Все молчат. "Я не пострадал, только побаливает нога, - говорит Бурвиль. - Поехали, ребята". И, оседлав велосипед, он катит дальше, этот труженик кино, согласный на любой риск, с которым связано его ремесло.

В этот день смерть впервые приблизилась к знаменитому актеру. Это падение чуть не стоило ему жизни. Но, снова садясь на велосипед, чтобы напрягать все силы на дороге под нещадным солнцем, Бурвиль не знает, что оно положило начало болезни, которая станет его убивать медленно, но верно. Боль в ноге уже не пройдет. Она постепенно перейдет на спину и грудь.

В сентябре страдания вынудят его прибегнуть к массажу и подолгу принимать ванны. Бурвиль полагал, что у него ревматизм, переутомление, больные почки; он воображал, что если холить себя и лелеять, то можно отдалить смерть. "Хочу быть крепким стариком", - повторяет он. Он совершает прогулки по шесть-семь километров, соблюдает диету, делает физзарядку. Он поддерживает свое здоровье. После тридцати лет актерской карьеры он все еще верит в добро и зло: если вести себя хорошо, будешь вознагражден. Доживают же люди до глубокой старости, никогда не болея. Не будучи религиозным, он верит в существование "великого счетовода", который ведет в своей книге учет хороших и дурных дел, воздавая за них здоровьем или наказуя болезнями. Бурвиль имел право на здоровье.

Февраль 1969 года. Бурвиль снимается в фильме

"Рождественская елка". Съемки идут неподалеку от Ниццы в замке Эрод - большом строении из розового камня, среди парка зеленых дубов. У него такие боли, что горничным отеля "Негреско" приходится класть ему на кровать доски, чтобы он мог уснуть. Случается, он всю ночь напролет просиживает перед туалетным столом из светлого дерева, сжав голову руками. Во время съемок в парке он то и дело, сев на стул верхом, подолгу отдыхает. Режиссер Теренс Янг тревожится за его здоровье. "Спина болит, - говорит ему Бурвиль. - Из-за того, что я упал с велосипеда, когда снимали "Помешанных". С того времени у меня прострел". Он еще верит в это. Или, скорее, цепляется за такое утешительное объяснение, отгоняя сомнения. Но 5 марта местный врач рекомендует Янгу приостановить съемки. В тот же день из Парижа прилетает брюнет в двубортном темно-синем костюме. Это представитель страховой компании Буржуа. У него фигура атлета, узко поставленные глаза. Болезнь, тревогу, смерть он переводит на язык цифр. Тем не менее по приезде в Ниццу он сказал Янгу: "До снимите фильм во что бы то ни стало. Мы вас поддержим.

Если вы приостановите съемки, Бурвиль почувствует себя обреченным. Так поступить с ним нельзя ни в коем случае".

13 марта 1969 года. Зал звукозаписи на киностудии Булони с его белыми стенами, серыми креслами, микрофонами на подставках. Жерар Ури, Луи де Фюнес и звукооператор Риуль беседуют вполголоса. Это съемочная группа фильма "Мозг".

Ждут Бурвиля для озвучивания. Он опаздывает - впервые в жизни. Наконец, объявившись, он улыбается и голосом, который никому незнаком, говорит, шепелявя: "Извините, сегодня я не смогу дублировать, я прикусил язык". Все смеются. Когда комики объявляют о собственной смерти, они всегда вызывают смех. Бурвиль шепелявит, потому что у него парализован язык. И он это знает. Съемки "Рождественской елки" были прерваны, чтобы он мог проконсультироваться у врачей. И вот весь март заполнен у Бурвиля мучительными хождениями по врачам, когда больной всматривается в их лица, напряженно ловит каждое слово и, того больше, -каждую паузу. Однажды он пришел на прием к профессору в сопровождении Жанны, своей жены. Профессор сказал без обиняков: "Если вы не перестанете работать, вам осталось жить две недели". Бурвиль встает, но он вынужден ухватиться за край письменного стола. У него подкосились ноги.