Бурное лето Пашки Рукавишникова - Страница 25
Мальчишки открыли кабину первой попавшейся машины, пошарили там — спичек не было, открыли другую, третью.
В ночной тишине лязг открывающихся и захлопывающихся дверей разносился резко и гулко, как выстрел.
Пашка полез в следующую кабину.
И тут случилось такое… Такое, что и рассказывать не хочется; Случилась нелепая, глупая и неожиданная история.
Пашка в темноте надавил нечаянно локтем на клаксон, гудок коротко взревел; и тут же, будто только и ждали этого сигнала, из ночи выскочили люди. Много людей с фонарями. Кричащие, сердитые, они окружили мальчишек, схватили их и куда-то поволокли.
Пашка и Джамал настолько растерялись от неожиданности и страха, что слова не могли вымолвить. Они слышали, как люди кричали:
— Наконец-то попались, ворюги!
— А я-то на Парамонова грешил, думал, он мои шведки спёр! Прости, пожалуйста, Парамонов.
— Да ладно уж!
— То-то всё пропадает: то лампочку вывернут, то свечи.
— Ты видал, видал, как они по кабинам шарили! Я за ними давно слежу!
— У-у, жульё чёртово! И совсем ведь шкеты ещё. Ну, завтра им отцы вломят, завтра узнаем, чьи они, такие умные!
— Да вы что, товарищи! Что вы! Никакие мы не жулики! Мы спички искали. Я батю своего ищу и маму! — тонким голосом закричал Пашка.
Он всё ещё не пришёл в себя, говорил торопливо и нескладно.
— Тамбовский волк тебе товарищ! Батю он в кабине ищет, видали! Батю со спичками ищет! Или маму!
— Ну, ловкач!
— Да, батю! Рукавишников ему фамилия! Он шофёр.
— Слыхали?! Про Рукавишникова пронюхал. Рукавишников про своего малого каждый день рассказывает. Его Пашкой зовут, он у него в Питере остался. Они с женой только про него и беседуют!
— Правильно! Я ж он и есть. Вот он я! — радостно и облегчённо закричал Пашка. — Я из Ленинграда приехал! То есть из Иртышгорода сейчас, даже с Иртыша, с баржи. Мы с бахчи идём.
— Во нагородил, парень! Во заврался — в огороде бузина, в Киеве дядька: баржа, бахча, Ленинград. Чёрт-те что!
— Да что ты с ним разговариваешь, с паршивцем, врёт же всё, как сивый мерин.
— Тащи их в амбар! Утром разберёмся.
Ошеломлённых Пашку и Джамала затолкнули в пустой тёмный амбар, и дверь захлопнулась. Потом снова отворилась, чья-то рука деловито влепила Пашке затрещину и с грохотом хлопнула дверью.
Загремел снаружи засов, и голоса стали удаляться.
Пашка, дрожащий от оскорбления и злости, со стиснутыми зубами бросился к двери, замолотил по ней кулаками, ногами.
Он вопил какие-то злые, непонятные слова и снова бил и бил в глухую толстую дверь. Но снаружи была одна лишь равнодушная тишина. Одна тишина.
Наконец Пашка не выдержал. Он сел на пол и разревелся.
Он поджал под себя ноги и ревел, раскачиваясь, как молящийся турок.
Он добирался сюда, в эту Кайманачку, через всю страну, проехал тысячи километров, прошёл десятки, попадал в беду, встречался с опасностями, чуть не сгорел, мог утонуть — и всё для того, чтоб добраться сюда.
И вот добрался.
Как последнего жулика, заперли под замок, оскорбили, надавали по шее.
— У-у, собаки! У-у, гады! — подвывал Пашка.
И вдруг сразу замолчал. Резко, будто ему рот заткнули.
Он услышал, что Джамал смеётся!
Это было так неожиданно и обидно, что Пашка замолчал и изумлённо вытаращился в темноту.
— Ты… ты смеёшься?! — прошипел он. — Тебе смешно? Смешно, да?
— Ты чудила, Пашка! Ревёшь! Тебе радоваться надо, а ты ревёшь!
— Чему радоваться? Что нас под замок засадили, радоваться? Что мне по шее наложили, радоваться? Что жуликом обозвали, радоваться? Радуйся, если можешь!
— Пашка, ты мать и отца нашёл! Чудак! Ты слыхал, что они говорили? Ведь батя твой и мама здесь, понял? Радоваться надо, Пашка!
— А ведь правда! — Пашка неуверенно улыбнулся в темноте. — Правда ведь… Они говорили… Точно. Я слыхал.
— Конечно! Утром всё выяснится. Смеяться будут, — говорил Джамал.
Но Пашка вдруг снова нахмурился.
— А вдруг их сейчас нету здесь? Вдруг они куда-нибудь уехали на несколько дней? Пока разберутся, нам знаешь что будет? Нам не знаю, что будет! Плохо будет!
Джамал притих. Такое ему в голову не приходило.
Мальчишки молчали и думали.
В амбаре пахло сеном и ещё чем-то неуловимым, но приятным.
Глаза постепенно привыкли к темноте, в щели светила луна, мальчишки уже различали лица друг друга.
— Мальчишки!
Пашка вздрогнул, приподнялся. Джамал завертел головой.
— Мальчишки, вы здесь?
Шёпот раздавался совсем близко. Казалось, кто-то притаился здесь рядом, в амбаре.
— Ты кто? Что здесь делаешь? — прошептал Пашка.
— Я вас выручать пришла. Вам удирать надо.
Теперь Пашка понял, что голос слышится снаружи.
Он подполз к стене, приник глазом к щели и в лунном неверном свете увидел девчонку. Тоненькую, как карандаш. Ту самую, что вместе с ними тушила в Иртышгороде пожар. Это было так невероятно, что Пашка затряс головой.
Но девчонка не исчезла. Это было не привидение, а настоящая, живая девчонка. Та самая, ошибки быть не могло.
— Ты как здесь очутилась? — спросил Пашка. Он чуть не сказал «Чур тебя, чур!», но вовремя удержался.
— А я здесь живу. В Кайманачке. А в Иртышгород я с маманей на базар ездила. Это ж совсем рядом, двадцать пять километров всего! Мы ещё вчера вернулись. А чего вы тогда сбежали? Все вас искали. Сказали, тебе медаль дадут. Такую специальную пожарную медаль. Я слыхала. За геройство, говорят, на пожаре, а ты сбежал. Теперь фигушки получишь.
Девчонка трещала, как пулемёт. Всё это она выложила сразу, одним махом, тихим свистящим шёпотом.
— А я вас сразу узнала. Ещё когда вас сюда волокли. Во, думаю, здорово, ему медаль, а его в амбар под замок. Хи, хи, хи!
— Чего ж ты не сказала, что знаешь нас!
— Ну… у!.. Так неинтересно. Я вас лучше сама спасу.
— Неинтересно ей, видали?! У, дурёха! — возмутился Пашка.
— Не смей ругаться, — девчонка топнула ногой, — вот только ругнись ещё попробуй, не буду спасать! Уйду — и всё!
— А как ты нас отсюда выпустишь?
Девчонка запрыгала от восторга, затанцевала.
— Я уже всё придумала. Я на крышу залезу, две черепицы сниму и верёвку вам кину, вы по ней, как кошки, раз, раз!
— Сама ты кошка, — буркнул Джамал, — где верёвку возьмёшь?
— А я вожжи… Я вожжи из дому принесу.
— Ну давай. Только тихо, гляди, чтоб никто не видел. — Согласился Джамал.
— Я мигом, — прошелестела девчонка и исчезла, будто испарилась.
— Во, привидение! Настоящее привидение, чтоб я лопнул! — сказал Пашка.
— Ничего девчонка, бедовая. Нам без неё не выбраться. Как вылезем, сразу дуем на бахчу к деду Антону. А она пусть твоих поджидает. Всё расскажет, и они за нами приедут.
Пашке план понравился.
Мальчишки снова затихли и стали ждать.
Девчонка долго не появлялась. Где-то вдалеке лениво брехали собаки. Луна поднялась высоко и светила во всю мочь, затопила негостеприимную Кайманачку жидким холодным светом.
— А вдруг её родители не пустят? — спросил Пашка.
— Выберется. Эта коза выберется. Видал, как у неё глаза блестели? Ей же страсть как охота нас спасти, она откуда хочешь удерёт.
Джамал оказался прав.
Через несколько минут послышался осторожный шорох, кто-то тихонько, как кошка лапой, заскрёб по стенке амбара.
— Вы ещё не уснули, мальчишки? — прошептала спасительница. — Я раньше никак не могла. Дожидалась, покуда маманька уснёт. Теперь-то порядок, все как убитые дрыхнут. Вы меня слышите.
— Да слышим мы, слышим. Что нам делать? — спросил Пашка.
— Пока ничего. Я на крышу полезу.
Девчонка исчезла.
Скоро шорохи и скрипы стали слышней, захрустела черепица над головой.
Девчонка громко пыхтела. Наконец резко и противно заскрежетало, и над головой у мальчишек засветился чёткий прямоугольник. Снова скрежет, теперь уже потише, и прямоугольник сделался квадратом. Большим, вполне подходящим, чтоб протиснуться сквозь него.