Бумажный тигр (I. - "Материя") (СИ) - Страница 46
Когда скипидар обжог истерзанную руку, мир вторично попытался отделиться от него, паря на удивительно тонкой связи, которая трещала от натуги, но все-таки почему-то не рвалась. Тварь затрепетала на его руке, будто ощутив толику той боли, что испытывал он сам. Ее зубы смыкались и разжимались, но теперь беззвучно — слой жидкости не давал ему услышать производимый ею лязг.
Клац-клац-клац, сука.
Кукла судорожно задвигала остатками своих членов, но тщетно. Оплавленная, потерявшая человекоподобную форму, она до последнего сохраняла силу лишь в своих челюстях, которые теперь были бесполезны. Лэйд видел, как они яростно двигались, пытаясь что-то нащупать, но с каждой секундой их движения становились все медленнее и неувереннее. Теплый воск быстро оплывал в скипидаре, скатываясь на дно бочонка полупрозрачными комьями. Вот скатился остаток уцелевшего уха, быстро тая по пути. Вот отделилось то, что прежде служило ключицей. Беззвучно ушел на дно облепленный тающей восковой жижей стеклянный глаз.
Лэйд смотрел на это, не обращая внимания на боль, смотрел до тех пор, пока желтоватые челюсти, сделав последний бессильный укус, не отправились следом. Только тогда он вытащил истекающую скипидаром и кровью руку из бочонка.
Рука выглядела так, будто побывала в мясорубке, Лэйд с содроганием увидел, что на бессильно повисшей кисти не хватает мизинца — вместо него остался бесформенный, похожий на древесный пень, обрубок. Наверно, если осталась хоть одна целая кость, ему стоит поставить свечку Брейрбруку…
Пошатываясь, он осторожно заглянул в бочонок. И ничего там не увидел. Одну только лишь мутную непрозрачную жидкость с жирными пятнами на поверхности. Спокойную, как океан вокруг острова в безветренную ночь.
— Проклятье, — Лэйд проверил, может ли улыбаться, и обнаружил, что может, — Знаешь, Дигги, теперь нам действительно будет чертовски тяжело сбыть кому-то этот чертов скипидар…
— Она. Это была она.
Диоген не ответил. То ли утомленный долгой ночью, то ли сбывший весь запас мудрости, он безучастно стоял у окна, глядя нарисованными глазами в небо над крышами Хейвуд-стрит. Если он ждал рассвета, то слишком рано — если верить жилетным часам Лэйда, до рассвета оставалось самое малое два часа.
— Меня, старого тигра, с самого начала вел не тот запах. Не иронично ли? Чертов Левиафан много лет без устали повторял мне, что самыми опасными вещами зачастую могут быть самые безобидные. Но я, видно, не самый толковый его ученик. Может, поэтому он с такой настойчивостью вновь и вновь оставляет меня на второй год?.. Ах, дьявол…
Лэйд поморщился. Из обрывков рубашки и прогулочной трости ему удалось соорудить пристойную шину, даже обработать раны «Старым монахом», но от боли его это не избавило, даже несмотря на солидную порцию рома, плещущуюся внутри. Боли будет еще много, он это знал. Очень много. Потому и надеялся заговорить ее, как индийские факиры заговаривают ядовитых змей.
— С самого начала — она. Мисс Амилла Гаррисон, несчастная парализованная девочка. Стеклянные глаза Фарлоу… Сказки… Теперь уже понятно, конечно. Она не была слепой силой, которой воспользовался Новый Бангор в своих интересах. Она была хладнокровным убийцей, годами планирующим свою месть. О, у нее было много времени для этого. Чертовски много времени…
Диоген собирался было что-то возразить, но издал лишь нечленораздельный гул.
— Что? Ну, уж ты-то мог догадаться, старый хитрец. Во-первых, она знала все о смерти своей матери. Знала еще до того, как я сказал. Тогда это не показалось мне странным — я решил, будто ей рассказали монашки из приюта. Но нет. Это было ошибочным шагом с моей стороны, одним из первых в длинной веренице ошибочных шагов…
В темном небе над Хукахука висели звезды, но Лэйд не мог вспомнить, образуют ли они те же узоры созвездий, что он видел прежде, двадцать лет назад. Никогда не интересовался астрономией, а зря. В ту пору его интересовали другие вещи. И Новый Бангор, к сожалению, слишком хорошо знал, какие.
— «Мне надо перед вами извиниться, мистер Лайвстоун». Так она сказала. Тогда я не понял. Думал, она извиняется за свои сказанные в сердцах слова. Нет. Еще одна ошибка. Амилла Гаррисон доподлинно знала, какую страшную силу выпустила на свободу. Эта сила не была слепой. Как знала и то, что мы с Саливаном обречены. Полумертвая, она сама считала, что разговаривает с мертвецом.
— Мхммввхвхв…
— Она управляла брауни. Не знаю, как. Может, с помощью мыслей, а может, с помощью каких-то хитрых депеш, которые по невидимым каналам поступали в Миддлдэк из Приюта Святой Агафии. Не знаю и того, как она передала им стеклянные глаза для их страшного воскового голема. В этой истории, наверно, так и останется до черта всего неизвестного. Защищая это неизвестное, она и обрекла меня на смерть. Она-то знала, что я был в Мэнфорд-хаусе, что видел коротышек, что установил связь между калекой из приюта и добровольной старой затворницей. Может, она боялась, что я пойду со всем этим в Канцелярию…
Диоген испустил негромкий скрежет. В нем не было вопросительных интонаций, но Лэйд кивнул:
— Да, ты прав. Не пойду. Мне, тигру, нечего делить с крысами. Если они считают этот остров своим, пусть так останется и дальше. Старый Чабб не станет их разубеждать. Господи, знал бы ты, до чего же болит палец… Как думаешь, доктор Фарлоу поверит, что мне пришлось пережить схватку с аллигатором, который оказался в коробке с ваксой?
— Умжвхвхвж…
— Что ты говоришь? Она убийца? Да, без сомнения. Но знаешь, я буду последним человеком в Хукахука, который станет ее судить. В конце концов, я всего лишь старый лавочник — разве мне позволительно судить о чем-то кроме табака и кофе?..
Диоген не ответил. Возможно, не посчитал нужным. Но сейчас Лэйду и не требовался собеседник, лишь еще немного рома, чтоб дожить до утра.
Главное — не перестараться, подумал он, взвешивая здоровой рукой бутыль. Когда над черепичными крышами Миддлдэка поплывет обманчиво бледное солнце, готовясь обрушить вниз сокрушительный жар, он должен найти в себе силы, чтобы подняться и сделать то, без чего день в Хукахука не начнется по заведенному порядку.
Повесить на двери в лавку табличку «открыто».