Булавин (СИ, ч.1-2) - Страница 33

  Брат Левка в Черкасске не задержался, переговорил с отцом, присоединился к одному небольшому отряду, который отправлялся на Волгу, и был таков. Что касается меня, то я продолжал оставаться при отце, хотя личность Никифора просто таки требовала действия. Ну, ничего, все впереди. Борьба за свободу дело не на один год, и думаю, что мне еще придется помахать саблей.

  С того дня как Кондратий Булавин стал войсковым атаманом, прошло уже полтора месяца. С каждым днем огромный вал проблем не только не уменьшался, а даже наоборот, постоянно увеличивался. И если бы не помощь от соратников, то и не потянул бы Кондрат на себе все дела, а в таких случаях на Дону и Сечи выход один - переизбрание атамана.

  Часть проблем на себе, как войсковой писарь, тянул полковник Лоскут, а заодно на старом соратнике Разина, висела еще и разведка с контрразведкой. Пока полковник справлялся, хотя возраст и давал о себе знать. За снабжение Кондрат тоже мог быть спокоен, Зерщиков творил просто маленькие чудеса. Он заставил всех донских торговцев и богатых казаков выделить на нужды войска провиант, одежду и денежные средства. Правда, за это он пообещал им долю в трофеях и некоторые преференции по торговой части. Кроме того, Илья Григорьевич решил перенести все заводы и мануфактуры Воронежа, а также недавно взятого Царицына на Дон. Другой бы на его месте махнул рукой, сказал, что это невозможно и не по силам человеческим, но не таков был Зерщиков, который рассудил, что если царь Петр из-под палки смог дело наладить, то и у него, имеющего под рукой тысячи беглых крестьян переживающих за свою свободу, несомненно, все получится.

  В военных делах тоже пока был порядок. Удача сопутствовала казачьему оружию, российские городки открывали перед лихими конными отрядами ворота и тысячи людей присоединялись к нашему движению. Конечно, когда царские войска соберут силы в кулак, и ударят в ответ, то многие отшатнутся и отскочат в сторону, но это при любом деле так, а не только на войне. Единственными проблемами для донских армий были войска полковника Иртеньева на тамбовском направлении и слободские полки под командованием бригадира Шидловского собравшиеся в районе Белгорода: Изюмский, Ахтырский, Сумский и остатки Острогожского. Плюс к этому на помощь к Шидловскому спешили украинские полки: Полтавский во главе с полковником Искрой и самый что ни есть карательный полк, то есть Компанейский, во главе с полковником Галаганом.

  Несмотря на запрет Мазепы выдвигаться против булавинцев, эти два полка игнорировали приказ гетмана, и ушли сами по себе. Искра полностью уверился в измене Мазепы и начал действовать самостоятельно, на свой страх и риск. Вот и получается, что у Шидловского собирается четыре тысячи всадников, которые могут ударить и на Украину, и на Воронеж, и на Черкасск. Гришку Банникова с его Первой армией дергать было не резон, он был нужен на Дону, а потому на Белгород решено было направить полковника Скоропадского с тремя тысячами казаков и новыми резервными частями собранными на Сечи, а это еще три тысячи казаков и две тысячи пехотинцев крестьянского войска. Вместо Скоропадского на осаду Азова и Таганрога из Батурина прибыл полковник Чечель с двумя тысячами сердюков-стрелков и семью пушками.

  В общем, с военными делами все обстояло неплохо. Но проблем хватало и без этого, и основная беда для нарождающегося казачьего государства подкрадывалась с другой стороны. Слишком много на Дону скопилось беглого народа, который не хотел что-то завоевывать, а мечтал все отнять и поделить, ну и, конечно, все это прогулять. Призывы раздуванить общак на всех, так сказать, по-братски, были пока не слишком громкими, но это пока.

  Система отбора и приема беглых людей в казаки дала сбой, слишком велик был наплыв беглецов, и требовалось или подкрепить устои казачьего общества силой сабель, или пойти на поводу у толпы. Совершенно ясно, что толпа дает воинов, пусть слабых в бою и совсем необученных, но много. Однако, принимая ее законы, о своем государстве можно забыть. И вот в связи с этими всеми делами, Кондрату предстояло сделать, как мне казалось, нелегкий выбор, и он его сделал. Сила у Булавина была, пять тысяч сабель Банникова стояли под Черкасском, и атаман решил направить их в Раздорскую.

  Сегодня Кондрат вызвал Григория для разговора и я при нем присутствовал, как всегда, писал под диктовку отца письма самым разным людям и когда командующий Первой армией прибыл, то остался на месте.

  Банников, легкий на ногу, молодой и сильный чубатый казак, вошел к атаману и, по-доброму улыбнувшись, произнес:

  - Здрав будь, Кондрат. Зачем звал?

  - И тебе не хворать, Григорий, - ответил отец. - Вот спросить тебя хочу, ты мне веришь?

  - Конечно, Кондрат, о чем разговор.

  - Так вот, голутвенные и беглые требуют казну казачью раздуванить по справедливости. Что думаешь?

  - Хрен им, - не раздумывая, ответил Гришка, тут же перекрестился и прошептал: - Прости Господи, за словеса мои непотребные.

  - Вот и я так думаю. Поэтому возьмешь пару тысяч казаков и поедешь в Раздорскую, они там сейчас собираются, хотят толпой в Черкасск идти и справедливости требовать. Так ты им объясни, Гриша, что война идет, а кто не в войске, тот дармоед и Тихому Дону не нужен.

  - А если кидаться начнут?

  - Тогда руби их всех насмерть, Григорий, и помни, если их не задавить сейчас, то завтра они растянут все, что мы потом и кровью добыли, и не получится у нас ничего из того, что мы задумали. Хотят быть казаками, то пускай в войско вступают, а нет, так гони этих холопьев обратно на Русь, царь Петро им быстро объяснит, что есть справедливость и почем нынче волюшка.

  - Понял, Кондрат, все сделаем, - кивнул Банников, перекрестился на икону, висящую в углу, что-то прошептал про себя и выбежал за дверь.

  Григорий умчался поднимать своих ветеранов, а Кондрат еще долго сидел и над чем-то раздумывал.

  - Батя, - окликнул я его тогда.

  - Чего Никиша? - он посмотрел на меня.

  - Вот ты сейчас Григорию сказал, что мы не достигнем того, чего хотим. А чего мы хотим, ведь каждый атаман и полковник за свою правду бьется? Скоропадский с Чечелем за вольную Украину и независимого гетмана Мазепу. Это понятно, царь "23 пункта" не выполняет и земли украинские все плотней под себя подгребает. Лукьян Хохол и Костя Гордеенко за волю казацкую, чтобы все, как и прежде осталось. Поздеев, Зерщиков, Фролов, донские старшины и Кумшацкий, думают царя попугать, автономию получить и остаться в составе России. Лоскут, Драный и Иван Павлов хотят до Москвы дойти, и всем крепостным людям свободу дать. А как ты видишь дальнейшее наше житье?

  Помедлив, отец ответил:

  - Непростые у тебя вопросы сын, и это хорошо, думающим человеком растешь. Ты прав, каждый командир в наших армиях конечную цель видит особо. Но пока наши общие цели совпадали. Было необходимо уничтожить карателей и зубы свои показать. Мы это сделали. Теперь надо от царя отбиться. И мы отобьемся. Что после этого делать? Пока даже и не знаю, хотя немало над этим думал. И если по-простому, то надо на Москву идти и выкорчевать род Романовых под корень, но боязно.

  - Тебе, и боязно? - удивился я.

  - Да, сын. Столько лет цари в белокаменной на троне сидели, что народ к этому привык, и может так получиться, что мы сами по себе останемся. И тогда всем плохо придется. Представь себе, что взяли мы Москву, это вполне возможно. Но дальше-то что? Оставить там гультяйство, которое будет каждый день нового атамана избирать и боярское добро от рассвета до заката дуванить? Нет уж, такого нам не надо.

  - Но ведь в Воронеже, Царицыне и многих городках, что с нами, все нормально.

  - Правильно, потому что мы рядом и силой оружия всегда готовы свои законы поддержать. Опять же народ на окраинах российских понимающий и не понаслышке знает о том, что воля казацкая это не вседозволенность, а в первую очередь обязанность перед обществом и общиной. А дальше, в Центральной России темный лес. И даже посади мы сейчас на трон крестьянского царя, то вполне возможно, что он станет таким кровавым палачом, против которого Петро Окаянный просто шаловливый мальчишка с детскими мечтами о выходе к Балтийскому морю любой ценой.