Булавин (СИ, ч.1-2) - Страница 27
До самого вечера раздумывали старообрядцы над предложением о переселении и уже глубокой ночью решили покинуть Глуховский лес. Ведь как бы там, на Дону ни было, но всяко не придется прятаться по лесам и очаги в землянках только по ночам разжигать.
Выслушав решение старообрядцев, Гриднев умчался дальше, а Федор Кобылин, вновь почувствовавший себя человеком при деле, а не затравленным беглецом, начал рассылать гонцов во все известные ему места, где прятались такие же старообрядцы, как и он.
Войско Донское. Черкасск. 25.09.1707.
Гусиное перо осторожно прикоснулось к изрядно потертой старой бумажной мапе, наклеенной на кожу. Капелька светло-коричневых чернил скатилась вниз и оставила еле заметную точку. Рядом ставлю мелкую подпись - земляное масло. Очень хорошо получилось, и своей работой я был удовлетворен. Подделка вышла убедительной. Карта старая, а чернила я заранее осветлил, вроде как тоже состарил.
Пару дней назад я услышал разговор между Зерщиковым и Булавиным о том, что война с царем дело долгое и мира с Петром не будет в любом случае, хотя на этом многие старожилы настаивают. Значит, чтобы выстоять, необходимо свою промышленность на Дону создавать, так как на захваченных припасах и помощи с Украины и Запорожья долго не протянешь.
Естественно, в данной затее, все упирается в оборудование, квалифицированные кадры ресурсы. И если механизмы с технологиями можно было поначалу от царя Петра получить, как трофеи, а рабочие сами приходят, то с ресурсами полный швах. Вот тут-то я придумал свой план, как атаманам труды их немного облегчить и самому не светиться. В архиве нашел достаточно подробную карту, которой более ста лет, составленную еще во времена атамана Андрея Корелы, и нанес на нее все известные мне места с полезными ископаемыми. Исторический документ сделан, и теперь он полежит свой срок в сундуке, а когда понадобится, я выйду вперед и скажу: "Атаманы, карта имеется, на которой обозначены все места ценных ресурсов на подконтрольных вам территориях". Должны поверить, так как с архивом кроме меня никто не возился, а про то, что во времена Корелы проводились некоторые исследования и описание земель, было известно всем и каждому.
Итак, свою задумку я осуществил, чернила с перьями спрятал под одежду, и вроде бы все. Только это сделал, как появился Василь Чермный, который приоткрыл дверь и сказал:
- На площадь идешь?
- Иду, - отозвался я.
Чермный вышел, а я последовал за ним.
Вчера было получено известие о первой победе нашего оружия. Армия Григория Банникова разбила "царских" калмыков хана Аюки. По такому случаю, сегодня в Черкасске будет торжественный молебен и мое присутствие у деревянной городской церкви, позади которой строится каменный собор, обязательно. Не сказать, что в Войске Донском уделяется много внимания религии, но официально вера для всех казаков едина. Это своего рода самоопределение себя как народа. Ярко выраженной национальной идеи пока еще не существует, а вот разделение по религии на "свой" и "чужой" имеется.
Мы с боевиком Лоскута вышли из войсковой избы, перешли площадь, которая была покрыта грязью, появившейся по всему городу после первого осеннего дождя, и влились в массу нарядного народа, преимущественно женщин и подростков, которые стояли полукругом возле городской церкви. Священник уже что-то вещал, басил молитву и нам, стоящим с края, она была не особо слышна. Однако вперед протискиваться не стали, незачем, отстояли службу, как положено, перекрестились двумя перстами, как и большинство тех, кто был вокруг нас, и таким образом в исполнении обряда поучаствовали. Все честь по чести, согласно правил приличия.
Народ стал потихоньку расходиться. И в этот момент на окраине Черкасска, с северной стороны, раздалось сразу с десяток выстрелов.
- Ой, беда! Царевы войска пришли! - выкрикнул тонкий голосок, и в панике, большая часть собравшихся на молебен горожанок стала разбегаться по домам.
На площади остались только вооруженные мужчины, около ста человек. Батя, который в это время разговаривал с местными священниками, возглавив казаков, направился в сторону, где стреляли. Все были при боеготовом оружии. На воротах и стенах караулы крепкие, а за Черкасском пикеты и дозоры. Вывод: неожиданно напасть солдаты или драгуны не могли. Единственным врагом, кто мог нанести удар, были донские старшины, но пока булавинцы в силе и побеждают, они на нападение не решатся.
Казаки из сотен Булавина, лоскутовцы и присоединившиеся по дороге кубанские тумы, двигались по узким грязным улочкам, и вскоре вышли к северной окраине городка. Здесь были сосредоточены питейные заведения, принадлежавшие частным владельцам, и здесь же находились те, кто стрелял.
Между трех кабаков, приземистых и почти вросших в землю одноэтажных деревянных зданий, имелась небольшая грязная площадка. На ней стояли в обнимку человек пять сильно пьяных оборванцев при пистолетах, и мычали какую-то песню, а из открытых дверей питейных заведений, доносились выкрики, здравицы и нестройное бренчание инструментов.
- Вы стреляли? - Кондрат подошел к питухам (пьяницам).
- Да-а-а! - выкрикнул один, пожилой дядька с припаленной бородой.
- А знаете, что в пределах городка стрельба под запретом?
- Мы, победу одержали! Нам все можно! - с вызовом, выставив вперед ногу, и оправив свой рваный и покрытый комками грязи кафтан, сказал второй, молодой парень, лицо которого было помечено множеством мелких оспин. На секунду он замолчал, посмотрел на отца исподлобья, бросил взгляд на казаков, окруживших его по кругу и, указав на войскового атамана, истошно закричал: - Ка-за-ки! Братья! Гуляем! А кто не с нами, тот царский подсыл, как этот! Руби его!
Кондрат усмехнулся и кивнул на пьяниц:
- В холодную их, пусть протрезвеют!
Оборванцев тут же разоружили, связали и отвели к войсковой избе, где находился поруб (тюрьма), а войсковой атаман и около десятка его ближних людей, вошли в ближайшее заведение.
Покосившаяся дверь висит на одной петле, а внутри полутемного помещения, гай-гуй полным ходом. Пара музыкантов наяривает плясовую. Перед входом, на земляном полу, в клубке несколько человек дерутся, а за столами вдоль закопченной стены около сорока человек пьют и разговаривают. И все это дополняется запахами сивухи, перегара, мочи, блевотины, табака, грязных потных тел и прогорклого масла. В общем, нормальный для этого времени кабак.
На атаманов никто не обратил никакого внимания, видать, давно здесь пили. Отец посмотрел на этот бардак, нахмурился и вышел на свежий воздух. Здесь помимо пятерых уже скрученных питухов, вязали еще с десяток буйных алконавтов.
Все в порядке, никого не убивают, и врагов не наблюдается, так что, оставив на площадке караул в полтора десятка вооруженных казаков, Булавин вернулся в войсковую избу, и вызвал к себе полковника Лоскута. При этой беседе я не присутствовал, разговор шел один на один, а вот концовку застал. Пришел сообщить, что прибыл посланец от Скоропадского, да так и остался.
- Надо что-то делать с гультьями дядька Иван, - сказал отец.
- Надо, - согласился полковник Лоскут.
- Сколько их?
- По всему Войску тысяч десять, а может быть, что и больше. Учета нет, нам на это пока сил не хватает, только недавно власть взяли. В основном буяны в Раздорской собираются, но как ты сегодня видел, и у нас появились. Люди приходят за волей, но вот беда, каждый понимает ее по-своему. Приказа не впускать их в Черкасск не было, да и питейные заведения работают в общем порядке.
- Все кабаки надо закрыть. Не нужен нам такой рассадник грязи.
- Закрыть не проблема, хоть сегодня все по бревнышкам раскатаем. Но крику будет много, ведь они донской старшине доход приносят, а гультяям питье требуется.
- К черту их всех! - Кондрат ударил по столу кулаком. - Готовь людей, полковник. Завтра все эти гнездовья поганые на запор и выясни, кому и какие питейные заведения принадлежат.