Булавин (СИ, ч.1-2) - Страница 107

  - Благодарю за разъяснение, Алексей Петрович.

  - Вот и ступай.

  Медик вышел, а император сделал себе пометку в блокнотик, обязательно переговорить с патриархом о судьбе Фомы Иванова, и вызвал Филиппова. Секретарь появился сразу же. Он подошел к столу, положил на него депеши и самые важные бумаги, присланные из Сената на подпись и, отодвинув в сторону один запечатанный черной сургучной печатью пакет, произнес:

  - Письмо с Дона, от войскового атамана Кондратия Булавина.

  Кивнув головой, Алексей отпустил секретаря, вскрыл пакет, достал письмо и, прочитав его, впал в легкую меланхолию. Независимый донской атаман сообщал о том, что на его сына Никифора было совершено покушение и, вне всякого сомнения, за убийцами стояла православная церковь, а точнее Протоинквизиторский приказ и его глава архимандрит Пафнутий. Далее, Булавин писал, что рассматривает это прискорбный случай как попытку порушить мир между Россией и Доном, и просил императора держать на привязи своих бешенных псов, а если он не в состоянии этого сделать, то пусть позовет на помощь соседа, который живо их в клетку загонит. В самом конце послания шла приписка-напоминание, что на Дону нужен постоянный представитель российской дипломатической службы, который бы и занимался решением всяких неурядиц между двумя государствами.

   "Нет, определенно, проблему церкви надо решать", - подумал император. После чего встал, покинул свой кабинет и сказал Филиппову:

  - Вели готовить выезд, едем на патриарший двор. И вызови ко мне Шафирова со списками своих самых лучших и толковых людей.

  Максим Кумшацкий встал посреди огромного походного шатра, который ранее принадлежал ардебильскому наместнику, поднял кубок с вином и произнес:

  - За нашу удачу и победу!

  - За победу и удачу!

  Собравшиеся в шатре полковники регулярной донской армии и приглашенные гости, вроде меня, поддержали командарма, и выпили за завтрашний день и начало похода. После этого Кумшацкий сел рядом со мной и, понизив голос до полушепота, сказал:

  - А ты хитрец, Никифор.

  Командующий Каспийской армии уже был в легком подпитии, всех вокруг считал друзьями и находился в том состоянии, которое арабы называют "птичка", то есть его вот-вот пробьет на песни, а пока он желает поговорить. Я не против, сам пару кубков вина пропустил, и меня распогодило, так отчего бы и не покалякать с уважаемым человеком.

  - И почему ты решил, что я хитрец, дядька Максим?

  - А потому. Все вольные атаманы еще три дня назад в море вышли, за добычей торопятся, а ваш отряд чего-то ждет. Значит, вы свой план имеете и, зная твою дотошность, могу предположить, что за добычей ваша флотилия пойдет не туда, куда все.

  - Ну, это не хитрость.

  - Э-э-э, нет, именно хитрость. Ведь ты понимаешь, что персы как узнают, где казаки высадились, так все свои силы туда направят, а тут вы, раз, и захватили никем неприкрытый город. Верно ли я рассуждаю?

  - Все так.

  Хитрить я не стал, нужды в этом не было, а Кумшацкий сказал правду, наш отряд задержался в Астрахани преднамеренно.

  - И когда вы выходите?

  - Сразу после вас, дядька Максим, только вы вдоль западного берега пойдете, а мы вдоль восточного.

  - А куда нацелились? - Я промолчал и только плечами пожал, а Кумшацкий хмыкнул, и сказал: - Ну, бывай, Никифор.

  Атаман встал и снова вышел в круг. Видимо, намечалось пригласить музыкантов и певцов. Душа уходящих в поход казаков требовала продолжения банкета, а мне стало скучно и, не привлекая к себе внимания, я покинул шатер, и вышел на свежий воздух. Шум, гам, свет десятков лампад, звяканье кубков и веселые выкрики остались за спиной, а я немного постоял на месте и через лагерь Каспийской армии, направился к Волге.

  Вокруг, куда ни посмотри, сотни костров, вокруг которых сидят казаки, бурлаки и астраханские солдаты, как и атаманы в шатре, за чаркой вина. Вскоре все эти люди, и их более десяти тысяч, сядут на расшивы и бусы, и направятся в сторону Дербента. Там они высадятся на берег, соединятся с отрядами терских казаков и ватагами вольных атаманов, а затем начнут штурм города. И сомнений в том, что он будет взят, ни у кого нет. Стены древней приморской цитадели давно не ремонтировались, пушки все старые, припасов мало, а гарнизон состоит из не самых лучших персидских войск и ополченцев, которые готовы открыть ворота крепости за небольшое вознаграждение и гарантии собственной неприкосновенности. Так что прав был древний военачальник, сказавший о том, что он может въехать в любой город на осле, который нагружен мешками с золотом.

  Итак, Дербент падет в любом случае, а после этого Кумшацкий двинется на юг, в Кубинское ханство, где по-прежнему правит Каиб-султан, разоритель Терека, который готов покинуть своих подданных и бежать в Баку. Он думает, что его прикроет персидская армия, идущая на север из внутренних провинций, но он ошибается. Никто ему не поможет, и спрятаться от казаков ему не удастся. Ведь Каспийская армия идет в наступление не сама себе, а при помощи и поддержке дагестанских горцев Чолук Сурхай-хана Казикумыкского. В то время когда армия персов двигается медленно и вынуждена часть своих сил направить на запад, в Мосул, туда, где пару месяцев назад восстали племена курдов-суннитов. В общем, у Кумшацкого сотоварищи имеются все шансы на победу, и дай ему боги удачи и разумения.

  Вот такие расклады по Каспийской армии, а что касается нас, то наш отряд, как и планировалось ранее, двинется на Гераз и Амоль. И пока собравшиеся в отдельное войско вольные ватаги гулебщиков будут штурмовать Астрабад, который они, скорее всего, возьмут, мы обделаем свои дела немного западнее и, месяца через полтора-два, спокойно вернемся в Астрахань. А здесь нас уже будут ожидать приказчики моего будущего родственника Семена Толстопятого, с которым я заранее договорился насчет сбыта добычи и трофеев по справедливой цене.

  За размышлениями о прошлом, настоящем и будущем, я покинул лагерь Каспийской армии, прошелся по степи и оказался в нашем расположении. Проверил караульных, удостоверился в том, что все в порядке, подсел к огню и заварил себе настой из смеси трав, который мне невеста в дорогу дала. Посидел минут пять, поворошил палкой уголья, сделал пару глотков пахучего терпкого напитка, вслушался в отдаленные звуки гульбы, которая доносилась от большого лагеря, и вновь вернулся к своим многочисленным делам и вопросам, которые меня донимают.

  Итак, вопрос первый. Почему молчит дух Кара-Чурина Тюрка? При этом моя левая ладонь машинально прикоснулась к груди, на которой висел артефакт. Я прислушался к себе и не ощутил от кусочка металла даже намека на то, что в нем есть жизнь. Вот уже более полугода амулет всегда со мной, а подвижек нет, он молчит. Так может быть, дух спит, и его необходимо снова кровью будить? Нет, вряд ли. Кое-что про сверхъестественные сущности я уже знаю и понимаю, что Кара-Чурин очень силен и как только он проснулся, заснуть ему уже не судьба, по крайней мере, до тех пор, пока вместилище его души и разума находится при мне, его потомке. Но тогда почему он не желает общаться? Причин много, а какая из них верная, я не знаю. Ведь может так статься, что дух попросту брезгует общением со мной? Все может быть, а этот вопрос тянет за собой многие другие и заводит в такие дебри, что лучше не влезать, так что тему амулета пока оставлю в покое.

  Перехожу ко второму вопросу. Когда я вернусь из похода за море, скину добычу и по зиме женюсь (в том, что все в моей жизни будет именно так, я ничуть не сомневался), на что мне потратить свою энергию? Приоритет, конечно же, война. Однако и других вариантов достаточно много, и какой наилучший, гадать можно сколько угодно и именно этим я и занимаюсь уже целую неделю.

  Можно снова попытаться стать прогрессором. Но только для меня это скучно, и придется зависеть от очень многих людей, изобретателей, кузнецов, литейщиков, донских чиновников, Тайной Канцелярии и так далее. Значит, эта ветка моего развития отпадает, хотя что-то по мелочи всегда можно внедрять в массы, дабы жизнь становилась легче, а наше государство крепче.