Буколические сказы - Страница 41

Разлучонский освободился от порток — она затеяла от него по кабинету бегать. Он держит руками колено, на другой ноге скачет, вперёд кий нацелился. Озорница нагнетает азарт страстной хиханькой. «О-ооо! Как отстали-то... Шире шаг, хи-хи-хи!!!»

Но вот предстала удобно, разохотисто: зверем, рвущимся с цепи, забубённого влупи!.. Он, через боль-то, ногу ушибленную разогнул, подковылял еле-еле — да как сунет палку, как обопрётся! Достал до души и глубже.

Обмяли сандалетку на конском копыте. Полинька потягивается; ему пора коленом заняться. Натёр снадобьем, пошептал — удалил вред. Тут она просит: «Пока нас опять не охватила неотложность, помогите вашему слуге в страданиях». Рассказала про Артюхину беду. Барин себе: «Вон чей слюнявый палец Галя в солонку пустила».

Кровяное давление, однако же, у Разлучонского не поднялось. Жизнь с Галей теперь выглядела хуже юмора. Баба примет ласку, а после: «Я чего хочу-то. У меня на ноге ноготь в мясо впился. Не вынешь так, чтобы я не почуяла?» Разлучонский, вспоминая, плечами пожал. Называется: жил с воплощённой мечтой. Какие головы мираж кружит!

Сошёл он в людскую, распорядился приложить Артюхе примочки. И к другому дню у того сросся. Но бесследно не обошлось. Парнишка навсегда забоялся толстых и вообще всех тельных девушек. Женился на тощенькой — сухой листок и тот масляней. Зато сам разъелся, растолстел: кровать ему стала узка, жена табуретки придвигала. Но на сторону он не ходил; только носил в кармане вроде колоды карт: картинки с похабством. Подойдёт к почте, высматривает — кто входит-выходит. Выберет кого-нибудь, показывает набор картинок...

Людям и понравилось толковать: судя, мол, по брюху, живёт сверхсыто, но до какого опустился сознания. Кто в этом повинен: сам, Галя или Разлучонский? Опять астроном плох! Хотя, кажется, какая может быть связь между толщиной человека и сросшимся хером?..

Разлучонский даровал пареньку исцеленье, а мог бы мстительно воздержаться. Но нет, он проследил за наложением примочек и лишь потом вернулся к Полиньке. Она теперь в куцей тельняшечке перед ним. Простёрла к нему ручки: сделайте, дескать, вид, что вы никогда не конались, — я стану вас учить...

Он показал ей свою отзывчивость. Дошли до сотрясающих усилий, подают друг другу пример такта, когда по злой нужде достигает села Егерь. Постучался к Гале: я, мол, к твоему жильцу за услугой.

Баба не сразу разобрала, кто у неё на пороге. Мужчина без штанов, ноги загрязнены, полы куртки скрывают срам, но не полностью: кончик вислого на виду. Галя посчитала человека конногвардейцем. Конногвардейцев она отродясь не видела, но слыхала: им море по колено. Ну, а раз-де они ходят по колено в море, к чему штаны? Даром мочить?

После того как барин себя открыл и её покинул, баба не опомнилась. О печь спину тёрла, роняла голову вправо-влево, влево-вправо: «Не простит!» Собралась на речку топиться. Приди Егерь чуток позднее, не застал бы.

Услышала, что он явился к жильцу — то есть, значит, к барину, — и в ответ: «Ваше конное степенство! Вы пришли на разговенье, где и из постного: один горький лук. Если мой жилец меня вспомнит, то скажет только: неглубока наша речка, а большое бабье горе вместила».

Егерь понял так, что знахарь соврёт Гале — мне на рыбалку-де надо, — а сам к девкам: брод искать в сладкой речке меж кисельных бережков. Завидно стало человеку. Мученье такое, что стоит и правой ступнёй левую ногу чешет — скребёт отросшими ногтями и морщится. «Ты, — говорит, — помянула конную тягу, а и в самом-то деле: мне бы к знахарю конём моё горе везти, оно любого бабьего больше».

Тут она его узнала и рассказывает, кем знахарь оказался. Гость думает: «Силён шутить премудрый повеса! А и подфартило ему, что не попался мне на глаза. Уж я-то распознал бы обман, как сон девушки по подушке». Польстил себе эдак для поднятия духа. Галя дала ему штаны, какие оставил, когда к Пивной Пипени побежал. Надел он их и отправился с визитом к Разлучонскому.

Тот и Полинька наконались вволю, сидят в столовой, кушают малину со сливками. Эта гармония втрое добавила Егерю груза — на вислое-то горе. Снял он шляпу в учтивой манере и про себя: «Насколько умна моя идея — привлечь к охоте прелестницу! При таком ловце и самый крупный зверь ткнётся в узенький лаз».

Однако к хозяину обратился, как бы полушутя над собой. Ехал-де я сюда с важнейшей задачей, а пришёл к вам с пустяком. «Вы как человек утруждаемый, а не праздный, не сомневаетесь насчёт главного в празднике... Словом, зазвонил Иван Купала, а колокольня упала».

Разлучонский не забыл, что наказал сильный пол — на девять вёрст вокруг — вялой безгрешностью. Заклятие не могло влиять дольше получаса, и кто за это время провинился, уже заработал палкой прощенье. Только Егеря заедала память о слабости в грехе.

Барин ему: «Нам по силам опять — что упало — поднять. И с похмелья и в запой, колокольня, крепко стой!» Подите, говорит, к Гале Непьющей: у неё есть медовуха, для меня держала. Скажите: я велел, чтобы вы нарисовали ей сажей усы, навесили мочалку, будто это борода. Пусть и вашу шляпу наденет. Затем вы оба должны пить медовуху из двух бадей. Выпьете вы свою раньше — рассчитаю Галю. Удастся ей опередить — получит корову и восемь коз с козлом. Но обязана, оставаясь в шляпе, при усах и бороде, убедить вас, что она не мужик, а баба.

Гость откланялся. Помнил Артюхины слова, что если Галя выпьет и пекло внутри угасит, то допечёт мужика до смерти. «Мне ли, — сказал себе, — риска бояться, когда можно насчитать пять кораблей, на которых я плавал, а они потонули впоследствии».

Передал Гале условие — она остановила часы-ходики и слушает, как бьётся в голове тревожная дума. Казалось бы, если уже решено топиться, чего теперь мучить ум? Лишит барин работы — тогда тем более никуда, как в реку! «Но, — Галя мыслит, — люди станут указывать на место моей кончины: здесь утопилась Галя Непьющая. А другие скажут: какая же Непьющая, когда она перед смертью браги попила? Споры пойдут. Нет, память для раздоров оставлять нельзя».

Налила в две бадьи медовуху. «Сейчас, — Егерю говорит, — наскребу сажи». Надела его шляпу с пером, нарисовал он ей усы, нацепил мочалку-бороду. Пьют из бадей. Галя вылила в рот последнюю каплю, а ему осталось никак не менее трёх глотков. Встала она перед ним, пьяная да смелая. Порвала опояску, сбросила юбку; поворотилась боком, задом, другим боком. И снова стоит к нему лицом. «Потрудитесь, — говорит, — завести ходики. Ляжем на кровать тик-таки считать. Кто раньше собьётся, тому и думать, в чём он убедился».

У Егеря глаза нетрезвые. С печалью усадил её на постель, понудил полуприлечь поперёк кровати. Раздетый, встал меж её колен. «Возьми, — говорит, — гирьки в руки». Она исполнила. «Показала стрелка двенадцать?» — «Да». — «В этом убедились — в другом бы не убедиться». Галя: «В чём?» — «А в том, что коли часам бить — они и несчастный свой час пробьют, не собьются». Всхлипнул, будто толкнул дорогое в пропасть. «Пошли-ии!»

И вот уж оба в ударе: то-то удары часты — тугих гирек по сдобному. Но счёт вести — куда там! Хмель накатил.

Проснулись, слышат — настенные ходики: тик-так, тик-так... Егерь и скажи: «Позавидовали нам часы, сами побежали. Давай обгоним?» Наладились взвивать темп, щеголять здоровьем. «Уф, шесть есть!» А на часах — только полпятого утра.

Донеслось коровье мычанье, козы блеют. Егерь рассудил вслух: «Не скот ли обещанный пригнан? — подсунул ладонь под Галин окорочище. — Верил Разлучонский в твой успех!» Оделись и к воротам. Видят, в самом деле: знакомый работник, восемь коз, козёл и, вместо одной, — две коровы. Галя скорей ворота отворять, но работник охладил: «Погодь, погодь!» Объяснил Егерю: мне, мол, барин велели узнать такие ответы. Пила она? «Пила и прежде меня выпила». — «Другие задания превзошла?» — «Совершенно! В лучшем виде!» — «Коли так, — работник говорит, — то барская воля эдака! — и сообщает Гале: — Веди, значит, в хлев восемь голов коз, козла — одного, корову — одну». — «А вторую?» — «Тебе сколь было обещано?» — «Одна...»