Букет белых роз (СИ) - Страница 96

— Как был кузнечиком по жизни, так и остался. Ничего не изменилось. — Жнец завидно ухмыльнулся, оценив мой поменявший облик. — А ты ничего, получше стал.

— Я знаю… А где Алан?

— Да, у себя в саду, — сказал Эрик, поглаживая под раскрытой рубашкой грудь. — Дружище всё как не может отлипнуть от своих цветов, хоть силой тащи. Он там, — кивнул, — за домом. Что, соскучился?

— Да, вроде того…

Истекал срок моего пребывания здесь. Оставалось полчаса.

Выходя из тени арки, я оказался в саду, в том месте, где слаще всего пахнет воздух. Взгляд тут же переметнулся на цветы, за которыми спиной ко мне суетился шинигами.

— Алан.

Я позвал, и он, обвешанный на поясе садовыми принадлежностями, обернулся ко мне.

— Грелль-сан…

Я опустил глаза, коснувшись пальцем лиловых лепестков. На губах рождалась нежная улыбка.

— Так и не изменился, Хамфриз…

***

Ветер поднялся за стеклом, сотрясал ветки. Местная больница изнутри буквально дышала воздухом, в котором смешивался запах бинтов, марлевых повязок и прочих медицинских вещей. Со стола на бывших супругов смотрели бутоны белых роз.

Юлия лежала на коленях отца. Было неудобно, но стоило едва коснуться их, закрыть глаза, как мысли стали быстро тускнеть, а потом и на долгое время пропали. Девушку незаметно унесло в забытье.

— Она давно уснула? — Наталья, лежащая на больничной кровати, повернула голову, чтобы посмотреть на дочь и журналиста. Тот ответил ровным голосом:

— Полчаса назад.

Вокруг них летала тишина. Из медсестер в палату никто так и не зашел, а Себастьян, ревностно служащий девушке, остался ждать ее в коридоре.

Сегодня Владимир в полной мере смог изучить новую, такую почти незнакомую Наталью. Ее окрашенные в пепельный цвет волосы рассыпались прядями на подушке, тоже пропахнувшей запахом больницы и всевозможных лекарств.

— Как твое самочувствие? — Журналист волновался за Наталью, но только как за человека, которого хорошо знает. И все. Больше она для него никем не станет.

Женщина оторвала затылок от мягкой ткани, чтобы еще посмотреть на свое запястье.

— Как будто бы вернулась из ада. Восемь лет, как в заточении. Он… он обещал мне, что у нас будет все, о чем можно только мечтать, а в итоге завел в эту идиотскую секту… Я была сама не своя.

— Главное, что ты жива, а здоровье вернется…

Помолчав в мучительных думах, Наталья встретилась с мужчиной полными сожаления глазами. Голубые, красивые…

— Володя… пожалуйста, только выслушай меня, — заспешила она, заметив, что его темные брови резко сошлись к переносице. — Мы можем начать все сначала?

— Как прежде уже не будет, Наташ… — прикрывая глаза, отрезал он. — Единственная причина, по которой я разговариваю с тобой сейчас — это наша дочь. Ей пришлось не легче, чем тебе. Она так же любит тебя, и я не против этого. Но с тобой не хочу быть. Ты сама виновата, Наташа.

— Ты не представляешь, как мне хочется все изменить.

— Знаю… — Взгляд Владимира нес в себе упреки. Он совсем не пропускал наружу нежность. Он выкладывал те обиды, из-за которых разорвалось семейное фото, а прошедшее приходилось отмерять годами: — У тебя было все. Семья, деньги, известность, дом… И самое главное: я любил тебя. Откровенно сказать, для женщины это самый лучший подарок. Пусть покажется, что я набиваю себе цену, но я всегда старался быть в твоих глазах прекрасным мужем. Я хотел быть для тебя всем. Я хотел до самой старости видеть тебя счастливой… Видимо, я не оправдал твоих желаний, раз ты так легко закрыла дверь.

— Володя, я…

— Мне не нужно оправданий.

В глазах Натальи доныне стояли слезы. Она смотрела заплаканным лицом на мужчину и спящую на его коленях дочь.

— Не оставляйте меня… Пожалуйста.

— Куда мы денемся. Меня ты уже ранила. Сейчас мне совсем не больно.

Тут он внезапно, но не подавая при этом виду, почувствовал, что в ткань его джинсов впиталась слеза: она вытекла из закрытого глаза дочери.

Грелль

Я перевел внимание на шинигами, касаясь плацами лепестков.

— Вижу, ты от цветов ни на шаг не отходишь.

— И не говорите, Грелль-сан, - по-юношески рассмеявшись, Алан вернулся к своей работе. Закатанные рукава открывали грязные от усердного труда локти.

Я осмотрел все, что вокруг меня. Неохватный сад, сочетаясь гаммой цветочных оттенков, растянулся примерно на два десятка метров.

Рядом с нами порхали две белые бабочки. Фонтан из шланга шумел, разбиваясь каплями о бутоны и листья.

Мои губы сложились в имя.

— Алан… - Я не успел себя остановить вовремя, но эти слова как нарочно скатились с языка. - Тебе в жизни кто-нибудь нравился?

Он чуть повернулся ко мне, исполненный нерешимости, но так или иначе откровенности ему не занимать.

— Мне всегда нравилась жница Натали… Знаете, если бы не Шип Смерти, я бы набрался смелости признаться ей…

— И все же ты жалеешь, что теперь в другом мире?

— Жалею, чего греха таить, - пожал плечами Алан, поворачивая ручку на шланге. - Я жалею, что тянул… Мне так хотелось взять ее за руку… Вы просто не представляете, Грелль-сан…

Еще как представляю, Алан…

- Разве вас не радует жизнь здесь? - увеличил глаза Алан. Такой же дитя…

- У меня есть смысл оставаться в том мире. - Опустившись, я втянул носом аромат цветка и вновь встретился глазами с юношей. - Скажи, что может быть лучше вдыхать свободу не в параллели, а там, где всегда мечтал?

Однако Алан ничего не говорил - возможно, своим непростым вопросом я внес в его голову сплошную путаницу. Поэтому сам же ответил, считай, вполне обоснованно:

— Познать глоток свободы, если знаешь, что мир — война, а ты живешь, усердно считая лучшие моменты. Жить на краю, но свободным… Как забавно, что я воспринимаю это так глубоко…

— Знаете, но именно здесь жнецы обретают душевный покой. Почему вы считаете, что здесь вам не место?

Легкий привкус, возможно, новой жизни испортил все впечатления. В душе уже разразился целый мятеж.

— Не знаю… Я просто слишком другой… Странный для всех жнецов. Меня всегда затягивало в самые разные дебри, прямо как в норы, которые ведут в Страну Чудес. Полагаю, Эрик-кун прав: каким был, таким и останусь.

Я вздохнул, преодолевая тяжесть. Но в зеленых, сияющих глазах загорелись знакомые искры.

— А каков тогда ваш смысл жить?

Настоящий ребенок. Такой же любопытный… Мне всегда в нем нравилась эта неумирающая черта: она порождала умиление, улыбку.

— Самое главное, что смысл есть, а какой — не так важно… - Я попытался обрулить эту тему стороной, но так и не сумел. - Но если тебе интересно… То быть нужным. И дышать свободой, как птица. Мне кажется, это лучшие причины не сдаваться.

— …Мне кажется, - продолжил Алан, - что не нужно бояться того, что делает тебя счастливым. Иначе не будет дано ощутить счастье в полную силу… На я рад, что нашел свой смысл улыбаться. В этих цветах.

— Я рад, что ты счастлив.

Взгляд Алана повторно засиял.

— А вы живите, пока не поздно.

Шинигами поделился теплом, складывая губы в светлую улыбку. Я удивленно посмотрел на его лицо и вслед тоже улыбнулся.

Потом я уходил от жнецов, оборачивался в раздумье. Мои глаза крадут все, что понравилось взгляду, и прячут в памяти.

— Не дано бояться, значит…

Оборотился. Меня уже ждал наверху Деян. Наверное, когда я подойду к нему, наши тропы опять разбегутся и мы станем порознь. Впрочем, к такой дружбе на расстоянии еще привыкнуть нужно.

Но как только ноги двинулись вперед, чтобы взобраться на холм, мир с треском начал раскалываться под пятками. Я посмотрел назад, ниже плеча. Оборвалась земля и началось падение. Я хватался за панику, обезоруживающе пытался пересилить ее, но оказался грубо выдернутым в реальность - приступ откинул свой занавес.

Падал не зная куда. Волосы лихорадочно змеились перед глазами, как красные языки пламени, вонзившиеся вверх. Мое тело, охваченное облекающим воздухом, пересекло небо и тяжелым камнем вонзилось в воду.