Букет белых роз (СИ) - Страница 95

Засунув руки в карманы, Деян бросил нешуточный взгляд через плечо:

— Тебе еще повезло, что ты просто в обмороке. Было бы намного хуже…

Я помыслил над этим, но ем паче ощущал себя в нереальности. Я не мог предвидеть, что окажусь здесь. Мы шли не останавливаясь.

— Разве я не сошел с ума?

Солнце очертило золотистой каймой его голову, как светозарный нимб. Рыжие волосы жнеца теперь сравнялись с цветом янтаря, касались концами прядей открывающихся на каждом слоге губ.

— Твое безумство остановилось потерей сознания. Поэтому я забрал тебя. - Под ресницами блеснули такие же зеленые глаза. — Скорее всего, ты присоединишься к нам.

Мою душу кольнуло ужасное предчувствие.

— Ты хочешь сказать, что…

— Ты почти на исходе.

Слова, как оскорбление, были подчас нанесены мне прямо в лицо, но даже изреченные добрыми губами, они все равно сжигали в прах надежду.

— Так не может быть. Скажи мне, что это ложь.

Но видный, высокий ростом жнец не льстил моей вере.

— Правда горька — ты можешь умереть. - Крутовских стал смотреть вперед, не сбавляя шага. — Для этого мира жнецы умирают, но продолжают жить в параллельном. Ведь душа бессмертна. Она не замирает просто так.

По маленькой реке, как в зыбком водном зеркале, свисали сверху вниз деревья и два наших отражения.

Значит, сейчас я на стороне другой вселенной…

Что за черт.

Я снова перевел взгляд на Деяна.

— Как тебя не стало?

Даже зеленый цвет его глаз, казалось, покрылся тонкой коркой холода. Руки в карманах, на перемещающихся ногах.

— Несколько лет назад я погиб от оружия, каким сам обладаю. Все получилось потому, что наткнулся на одну банду шинигами. Довольно известная на территории России и Казахстана. - Опустилась завеса ресниц.— Они и убили меня. Я так и не смог завершить свое дело, а у меня еще столько было планов… Я хотел тайно жениться, но теперь моя душа разорвана…

— Она человек?

— Да, человек.

Я незаметно улыбнулся: столь же знакомо…

Понимая, что в этом мире я растворился в невесомой плоти, ходил отчетливо просматриваемым призраком, - сопротивлялся сильнее всего. Но приступ, принесший череду поражений, предупредительно отозвался моей, возможно, последней остановкой жизни. И сколько еще дней отпущено дышать в своем мире - все зависит от отмеченных чисел небесного циферблата.

Но все сказывается злополучным образом, накладывает на руки оковы. Ничто не улыбается мне в будущем, не станет выковывать щиты. Идет на убыль.

И зачем тогда вообще вникать в ход времени?..

Я еще раз задержал взгляд на Деяне, идущем около меня.

— Значит, я буду одним из вас?

Русский повернул ко мне лицо - десятки рыжих прядей проскользнули по плечам.

— Ты ведь не хочешь этого, я вижу. - Складывает губы, спрашивает: - Что тебя удерживает там? Что не дает так отпустить, англичанин?

Вопросы подкинули воспоминания, вытащили изо льда изоляции. Все решилось, как будто началось сначала.

— Я должен завершить незаконченное. От этого зависит многое. Я не из тех, кто существует. Я из тех, кто живет.

— Что ж, - жнец усмехнулся. - В таком случае могу пожелать тебе только удачи.

Он собрался повернуть обратно. Я выплеснул из легких стон, давя пустоту в кулаке.

— Подожди, - остановил Деяна, держа рукав пальцами, смотрел в глаза. - Пока я здесь, не возвращай меня обратно.

Жнец помолчал, глядя на мои удерживающие пальцы, и потом мы опять столкнулись взглядами.

— Ты хочешь кого-то увидеть?

Юлия

Автобус увозил нас по дорогам. Себастьян сидел у окна рядом со мной, а отец — в другом ряду мест. Я впервые посетила Пермь. К той минуте мы проезжали мимо церкви: на золоте купола лежал отсвет рассвета. Но потом солнце заслонили набегающие облака.

Многое протекло с мыслями — они выстроились в голове от первых лет жизни и до сегодняшних дней. Вспоминать было трудно, словно принимать назад то, от чего давно отрекся.

Ничего не грело руки. Они лежали на моих коленях, но тут их накрыли длинные пальцы в черной перчатке. Теплые…

Я повернулась к Себастьяну: за ним в окне проплывали здания.

— Не беспокойтесь, госпожа. — И та же улыбка. — Все будет хорошо. - Не отнимая правой руки от лица, демон сквозь раздвинутые пальцы взглянул на меня. - Вы хотите довериться мне?

В тени пальцев его глаза тайно загорелись малиновым пламенем с суженными зрачками. Левая рука Себастьяна продолжала греть мои, постепенно теплеющие.

Он погрязший в пороках… Он больше не может быть другим.

Слегка покачав головой, я ответила:

— Ты просто слушайся и выполняй. Это все, что нужно.

Отведя глаза, я сама задумалась над этим.

От встающего солнца раскалившиеся, как медь, тучи быстро покрывали город. Ветер, что резал по вдыхающим легким, до сих пор наносил снежинки. Втроем мы единым духом поднимались по лестнице в больницу. В место, где здоровье и медицина сводили свои счеты.

Мысли настолько притупили внимание, что я пропустила одну ступеньку. Себастьян сразу схватил меня за плечи и, возможно, чтобы этого не повторилось, так и держал всю дорогу, незаметно пройденную ко второму этажу.

Все ненужное пропускалось мимо глаз: я не хотела впитывать отвлекающее — все мысли были только о одном.

— Прошу, заходите сюда. — Медбрат открыл нам дверь. — Вот ее палата.

К горлу с неизбежностью подступил ком волнения. Что-то меня вгоняло в трепет и с каждым новым шагом помножая его.

— Мама…

Она лежала как без сознания. К ее правой кисти была привязана капельница, по которой в вену поступала питательная жидкость. Лицо мамы, залитое бледнотой, избороздили морщины — она как будто постарела, а под глазами отчетливо виднелись лиловатые тени, как после побоев.

— Когда ее разместили здесь? — услышала я голос отца.

— Буквально три дня назад, — ответил медбрат. — Ее организм сильно ослабел за это время. Экспертиза подтвердила, что многие, кто принимали участие в обрядах секты, погибли от сильной интоксикации. Этой женщине крупно повезло - ей удалось спастись. Ей нужно еще недели полторы здесь полежать, чтобы восстановиться.

Я смотрела вперед, и меня тянуло к матери, как по внутреннему шепоту, заколдовавшему и указавшему на кровать, где она набирала силы. Шаг за шагом к ней.

Я опустилась на колени, беря исхудавшую руку в свои руки.

— Мама… ты слышишь меня?..

Выходя из глубокого сна, она застонала, время от времени жмурила глаза.

Как странно, но меня ничто не щадит, — лишь привязывает к боли по рукам и ногам, не расставаясь, а острое копье в очередной раз подцепило сердце.

Не было ни бесплодных сетований, ни надрывов от рыданий, а только сдержанность и почти молчание напополам; груда несчастий опять легла на поверхность души, укреплённой многочисленными ударами.

Я коснулась родной руки щекой.

— Мамочка, какая же ты стала… Мама… это я, твоя дочь.

Услышав это, она разлепила сонные глаза. В них отражался двумя пятнышками свет от ламп. Мама задвигала головой, затем посмотрела на нас. Ее сиплый хрип отделял паузами слова:

— Володя… доченька…

С нее чьи-то небесные губы будто бы сдули слой пепла, в котором она забыла о нашей семье. Я не отпускала маму, держала за руку. Отец только молчал — наверное, не знал, что сказать.

В родных глазах напротив высекались искры раскаяния, выходили чистыми слезами.

— Простите меня…

Грелль

Оказавшись рядом с калиткой, я ощутил, как волнение прихлынуло к груди. Я изучил взглядом чистый двор и зафиксировал, как блестят под лучами светло-желтые волосы.

— Эрик…

Он тоже заметил меня и встал со стула, расцветая в широкой улыбке:

— Превеликий Легендарный, это ж сам Сатклифф! Ты чего, тоже того?

Я понял, что могу зайти внутрь. Эрик крепко пожал мне руку. Он него, лицом обросшего щетиной, точно так же несло перегаром.

— Ну как сказать… — понурил я голову. — Просто в гости заскочил, что ли.