Букет белых роз (СИ) - Страница 94
— Я принесу вам плед, — после чего оставил нас одних.
Тяжесть вернулась ко мне. Мои согретые руки, скрепленные в замке, застывши, лежали на поверхности стола, рядом с поставленным чаем и тарелкой конфет.
Я задумалась, наблюдая за тем, как отец возится со своими вещами.
Окно, выходящее на ночной город, заштриховалось каплями дождя, который стучал снаружи по белому подоконнику. На стуле лежала до сих пор высыхающая куртка и обувь под сиденьем.
— У тебя репортаж? — Вытирая ладонью влажный лоб, я окинула взглядом сумку, стоящую около порога кухни-столовой.
Отец принес ноутбук и опустил его на стол, примостился сам, открывая ладонью экран.
— Очередная командировка, ты же знаешь. — Голос выдавал усталость. — Я позвонил своему оператору, он ждет меня завтра, а сейчас отдыхает в гостинице. — Когда монитор засветился, родитель оторвал свое внимание от ноутбука, посмотрел на меня. Темные волосы падали на лоб, а карие глаза улыбались сквозь завесу этих прядей, в слабом блеске очков. — Ну как ты, милая?
— Как на иголках, папа… — Иногда я сравнивала себя с уцелевшей на минном поле, спасенной, но все такой же сбитой душою в кровь. — Сколько боли получила за это время…
— Что случилось? — Отец доныне смотрел на меня. — Тебя не приняли родственники Макса?
— Приняли, — с выдохом сразу ответила я, подыскивая новые лживые слова.
Тогда отец позволил себе перевести внимание на свою работу. Его пальцы шустро забегали по щелкающей клавиатуре. Я знаю эту скорость его рук с самого детства, занятость.
Кипучая энергия Владимира сравнится только с мощностью робота. Он всегда был трудолюбивым, им и останется.
— Как там Владик? — попутно спросил он, когда набирал текст. — Ты хоть сфотографировала его?
Отец сидел прямо напротив меня. Его лицо залил белый свет монитора.
— Владик… тоже хорошо. — Мысли заблуждали по выбору очередного обмана. — Я не успела, потому что перебралась сюда…
— Решила жить в Лондоне, значит… — по губам родителя скользнула улыбка. — А как же мечта, квартира в Токио?
— Все будет, обязательно, пап, но только позже… Сейчас у меня не очень легкие времена.
С умыслом, я рыла эти окопы от правды, чтобы отец не узнал, с чем и кем я связана на самом деле.
— Но тебе не понять, — вырвалось из меня, от чего отец удивленно взглянул на меня. — Пожалуйста, не спрашивай меня об этом. — Я отвела взгляд. — Мне очень больно…
Я чувствовала на себе серьезный взгляд отца. Помолчав, он сказал потом:
— Если тебе тяжело говорить об этом, я не настаиваю. Но я твой отец. Пусть ты уже выросла, я все равно беспокоюсь за тебя. Для меня ты всегда будешь маленькой девочкой…
Было все ясно, как на ладони — я не лишена самого главного. Не лишена семьи, пусть и расколотой надвое. Счастлива, что у меня есть часть.
Целого не нужно — не все может быть по справедливости.
Есть часть — и это для меня всё.
— Я принес вам плед, — тут же донеслось до нас, когда Себастьян раздвинул локтем занавески и прошел сквозь дверной проем. — Госпожа, согревайтесь, — его руки положили на мои плечи бархатную материю, помогли расслабиться, отпустить тяжесть. Демон наклонился к моему уху, выдыхая шепотом: — Скажите, если что-то еще будет надо…
Не оборачиваясь, я кивнула ему. Отец со странным изумлением смотрел на нас, кашлянул, продолжив стучать пальцами по клавишам.
Когда Себастьян отошел в сторону, я спросила, пододвигая к себе недопитый чай:
— А о чем репортаж, пап?
— Как обычно: про политиков и прочее… — глядя на светящийся экран, ответил он. — Про митинги всякие…
В его очках отражалось то, как он открывает новое окно браузера, и текст с фотографиями ползет снизу вверх.
— Что читаешь?
— Да так… ни о чем.
Теперь он скачивал какой-то документ. Зеленая полоска быстро поползла в сторону ста процентов.
Я так и не выпила чай: давно остыл. Пальцы просто стискивали полупустой стакан.
— Папа… Я знаю — ты что-то скрываешь… Скажи мне…
Себастьян никуда не уходил — он стоял, переводил взгляд с отца на меня.
Я больше не слышала стука по клавиатуре — мужские пальцы будто застыли над ней, парализовались. Помолчав, словно не желая мне отвечать, глубоко вздохнув, отец затем поднял голову. В родных глазах больше не жила искра ребячества — потонула в сосредоточенности и строгости лет.
— Ты действительно хочешь знать?
Я выдержала его жестко нахмуренный взгляд.
— Да, хочу.
И тогда отец остановился у этой черты, закрывая крышку ноутбука и откладывая его в сторону.
— Я не хотел тебе говорить… Но это касается твоей матери.
Мои глаза расширились, и я краем заметила, что Себастьян стал недоумевать насчет моего возникшего состояния.
Мама… Воспоминание о ней острой иглой прошло в памяти.
— Как и тебе, мне тоже больно, — мрачно продолжил отец. — Прошли годы, но это ничего не поменяло.
Снова помолчал, как от временной потери голоса.
Отец снял очки и начал протирать из тканью рубашки. На мужчину опустилась тень прошлого, что пронизывала током, возвращала старые шрамы и потери. Невыносимое, как удар по лицу.
— Я узнал, почему она ушла от нас…
Вздрагивая еще раз, теперь я в голове перебирала столько разных семейных пар — теснее союза моих родителей нельзя было найти. Но в чем и чья же вина этого разрыва?
Я ждала его ответа. Мне не было безразлично.
— Скажи мне, папа.
Но, как ни странно, он тянул; тянул, играя на струнах моих и собственных нервов, как мудрый человек, давал мне время, чтобы подготовить к принятию того, что есть.
Начиная складывать из букв долгожданные слова, отец опустил брови на впадины глаз.
— Она попала в секту. Все эти годы она провела там как под гипнозом.
И в этот момент меня словно ударило молнией. В сознании эхом начали плавать эти фразы, жалили своим ядом.
Почти убивали.
— В секте? — От страха стали трястись губы. — Мама?
Я схватила отца за руку, встречаясь с таким же карими, как у меня, глазами.
— Когда ты узнал?
— Коллега, — рассказал отец, — был в Перми и вел репортаж об этом обществе… Среди участников была Наташа. Еще бы чуть-чуть, и ее бы не стало… — Он договаривал, а я чувствовала, что мой пульс не менее девяноста. Почти подбираясь к сотне. — Ее удалось спасти. Недавно провели служебно-розыскную работу. Слава богу, они успели, иначе было бы слишком поздно…
Я не давала отцу отдохнуть, напирала не него новым вопросом, о которого будто бы зависела моя жизнь:
— Мы сможем увидеть ее?
— Ты очень хочешь? — удивился мужчина.
— Сильно… — с дрожью донесла душа. — Мне не хватает ее. Слово от тебя оторвали что-то важное и ты не можешь согреться…
Но все произошло слишком быстро. Ответ отца стал новым путем, решительным содержанием нашего будущего:
— Тогда мы полетим прямым рейсом до Москвы, а там — пересадка.
Родитель не отпускал мою руку, грел, с нежностью гладил теплыми пальцами.
— Мы отправляемся послезавтра.
— Хорошо, пап. — Я сместила взгляд на стоящего около нас демона. — Себастьян, давай вместе собирать вещи.
Он молча поклонился нам, уходя потом в темноту коридора.
— Я при нем не хотел говорить, но, — взговорил шепотом родитель и покивал на дверь, — кто это, дочка?
— Он мой телохранитель…
— Правда? Разве он…
— Не надо об этом, папа, — с улыбкой отрезала я, сжимая его руку.
Грелль
Я помню, как много раз падал в бездну, но только не сегодня. Для меня сделали большое исключение. Приступ похитил меня, но волею судьбы отправил в другое место.
И теперь, исследуя неизвестное взгляду место, я шел бок о бок с Деяном и отличал: он не был полупрозрачным в отличие от меня, но и я не летел над землей, а ходил, как ходят простые люди.
За речкой раскинулся цветущий луг. Там, скрываясь в тени широкой дамской шляпы, в развевающейся от ветра юбке, неизвестная особа водила кистью по холсту, приделанному к мольберту. В океан цветов и зелени падал океан неба, полный белых кораблей.