Букет белых роз (СИ) - Страница 23
Мальчишка, забавляющий деревенских друзей своими усиленными стараниями спародировать в точности какого-нибудь шекспировского персонажа или с интонацией процитировать одну из ярких фраз, всем видом показывал, что страстно душой полюбил театр благодаря великому Дэвиду.
Но по словам каркающих, будто вороны, завистников и сплетников, это был его финальный выход на сцену. Слова их были, как наведенная порча. 20 января 1779 года Гаррика на шестьдесят первом году жизни больше не стало. Пасмурный Лондон проводил его в последний путь.
Не только великий драматург покинул белый свет - тому траурному времени белые полоски окрасились в чёрный. В роковую ночь Френс-старший и его возлюбленная отправились на поиски пропавшей коровы, и только спустя два дня, охотящийся за лесными зверями дядюшка Вилли обнаружил два загрызенных и залитых кровью трупа.
Осиротевший в неполных десять лет, Фрэнс, вскоре выращенный в семейке охотника, до сих пор, несмотря на рок судьбы, был полон желания пробиться в актёры.
“Главное — не потерять себя. Я знаю, мне больно. Но плакать постоянно нельзя. Я пойду к своей цели сквозь любые преграды! Потому что в моей жизни появился смысл — приносить радость другим. Если счастье у меня отобрали, то я буду дарить тепло и незабываемые эмоции всем людям. Родители все равно рядом со мной, навсегда в моём сердце…”
Завернув в котомку хлеб и хранившиеся в шкатулке двадцать монет, юный и отважный Фрэнс держал свой путь прямиком в Лондон, несмотря на столь малые года. Уж лучше уйти из этой дурацкой деревни, нежели каждый день видеть жестокого дядюшку Вилли, зверски кромсающего ножом пойманную на охоте дичь.
Всего пройдя два километра, Фрэнс понял, что ему улыбнулась удача: худой старичок в соломенной дырявой шляпе, который собирался в столицу, предложил целеустремленному мальчишке проехать с ним в повозке, если только у того в наличии будут лишние деньги.
Миновала неделя. Попрощавшись и расплатившись последними средствами, Фрэнс высадился около «мечты своей жизни». У порога театра весь извазюканный в засохших пятнах грязи мальчишка был в предвкушении исполнения своей заветной цели. Только двери в прекрасное здание во всех смысла этого слова были закрыты него.
Фрэнс, жгуче униженный, много раз прибегал к альтернативным способам попасть внутрь сокровищницы сценической культуры, и всегда, будучи найденным где-то на балконе между рядами, выпроваживался за воротник истерханной рубахи и, когда его выталкивали, плюхался под смех жестоких горожан на вымощенные камнем дороги, давясь горькими слезами.
Каждый помнил о Дэвиде Гаррике.
***
В своих тайно отправляемых сестре письмах мистер Генрих Бронте, знающий неповторимого Гаррика как своего давнего друга и актёра, писал, как тот при жизни умело руководил театром на протяжении нескольких лет; и как блистательно мужчина играл на сцене перед тысячами, каждый раз меняющимися, как в калейдоскопе, ценителями драматических и комических пьес; как слепо преклонялся творчеству Шекспира, в прямом смысле боготворя этого удивительного писателя; и как чудесно открыл зрителям всю прелесть театрального искусства через тонко исполненные роли.
Об этих письмах не знал никто, даже сама супруга
Мистер Бронте, закончив излагать свои мысли и окунув перо в чернильницу, любопытно посмотрел в окно: карета уже на месте.
Ну что ж, пора в путь!
***
Девочка, облаченная в белое платье, наконец увидела окружающую ее красоту, стоило только переступить порог, разделяющий невидимой стеной душный от жары день и прохладный коридор. Он вел к самому сердцу театра — сцене, а так же к лёгким, без которых храму сценического искусства невозможно сделать и вдоха, — зрительские места.
Актёр без публики, как часы без стрелок.
Приподняв шуршащий подол платья, Тесса поднялась с отцом по лестнице к литерной ложе, наблюдая со второго яруса за постепенно заполняющимися рядами.
Зрителей сегодня, на удивление, собралось с лихвой.
Плата взималась прямо в зале перед началом представления.
И вот — наконец!
Все просто замечательно, отмечала про себя Тесса. В отличие от восхваляющих всё и вся женщин, постановка и сюжет самого спектакля её нисколько не интересовали, сколько сама безупречная игра актёров. Все они были как куклы, лица которых скрадываются вдали. Но можно слышать голоса.
После представления зал шумно аплодировал и закидывал сцену цветами. Неумолчный фейерверк женских и мужских голосов был отчётливо слышен со стороны просторного, залитого каким-то рыжевато-золотым светом помещения.
Начался отток удовлетворённых представлением людей.
Выходя из Друри-Лейна*, мистер Генрих, внезапно встретивший на пороге одну знакомую даму, не заметил, как его умная не по годам дочь разглядывала выставленные за витринами телескопы и глобусы. Юная Бронте прижала лицо и ладони к стеклу, жадно впиваясь взглядом в интересные объекты.
— Простите, я вам не помешал, юная леди?
Бархатный голос молодого человека заставил девочку вздрогнуть. Она обернулась, прикрывая белой шалью оголенные плечи. Перед Тессой предстал довольно-таки красивый складный юноша в изношенной рубахе и грабленых чёрных брюках. Каштановые волосы были растрепаны и испачканы в городской пыли, но пронзительные голубые глаза, казалось, пронзительно блестели.
— Н-нет, совсем нет, — замотала головой Тесса.
Улыбающийся парень, что возвышался над девочкой на целую голову, медленно подошел к ней, раскрасневшейся, коснулся грязным пальцем её багряной от смущения щеки.
— Как вам сегодняшняя премьера? впечатляет?
— Как вам сказать… неплохо что ли… — отошла на шаг маленькая леди.
Мечтательно посмотрев в сторону труднодоступного для него места, семнадцатилетний бродяга откровенно признался глазеющей на его тело девочке:
— Я всегда хотел попасть ко сцене Друри-Лейна.
Под порванными участками изношенной за полтора года рубахи проглядывались рельефные брюшные и грудные мышцы. Воровавший еду с различных прилавков парень никогда не оставался худосочным.
Конечно, отъевшие себе брюхо мясники и кондитеры гнали стройного мальчишку пинком под зад, даже могли хорошенько оттрепать за волосы. А вот некоторые милосердные продавщицы, уже давно знающие этого сироту, безо всякого тайком откармливали его за углом и от всей души желали жадно поглощающему даром отданную пищу юноше найти себе настоящее счастье. На их слова тот лишь отмахивался и продолжал тяжко вздыхающим женщинам с набитым ртом обещать стать знаменитым актёром и, может даже, прославиться за пределами родной страны.
Его неожиданно спустил с небес девичий вздох, и юноша заметил изумленный взгляд больших серых глаз, в которых отражался он, бездомный.
Красивый.
— Ты боишься меня? — искренне удивился сирота.
— Право слово, вы меня не пугаете, — прошептала девочка. — Вы хотите стать актером? Но… вы же… такой бедный…
— Я знаю, — с улыбкой вздохнул он. — Об этом мне твердят многие горожане. Но я остаюсь непреклонным. Считаю себя достойным большего.
— Что вы!
— Уверяю вас, потом сами увидите, как я прославлюсь на всю Британию! Какие роли я буду исполнять! Вот увидите!
— И как же зовут вас?
— Фрэнс Митчелл. А вас, милая леди? — присел он на корточки.
— Тесса Бронте. Меня так захотел назвать отец.
— Вкус вашего отца изыскан, судя по тому, каким именем он захотел назвать свою красивую дочь. — Френс сомкнул руки в замке между согнутыми ногами.
— Вы так хорошо вошли в роль джентльмена, что уже чувствуется, как переигрываете.
— Да? — просиял чудный паренек. — Что-то я, действительно, высоковато взял… Нужно снизить хотя бы на полтона.
— Я вам хотела посоветовать то же самое.
— Видимо, моя совесть уже все сделала за вас, Тесса.
— Вы такой интересный. Похоже, станете прекрасным актером!
И тогда Фрэнс, вдохновленный этими словами, продемонстрировал своё умение пародировать известных героев различных пьес. Играл роли. Легко и просто танцевал. Восхитительно пел.