Будни и праздники - Страница 136

Они вошли в сарай, заваленный бумажными мешками с удобрениями. Смотреть там было нечего, и приход сюда был поводом поговорить с глазу на глаз. Так понял Назар.

— Я завтра отдам деньги, — сказал он. — Аванс возьму.

— Сколько? — улыбнулся Джахангир, стараясь казаться простым и дружелюбным.

— Сто пятьдесят беру.

— Э, не мелочись! — покривился Джахангир, выражая пренебрежение к названной сумме, и опять улыбнулся с многообещающим видом. — Все в нашей власти: спишем-подпишем. Бери полторы тысячи на разных лиц, тысячу мне отдашь, чтоб забот не было. Сообразил?

Назар покраснел и, стараясь скрыть растерянность, ладонью вытер побежавший со щек пот. Конечно, сообразил… И понял, что своей недавней уступкой приблизил разговор, назревавший давно.

Однажды он уже начинался.

Совхоз встречал каких-то гостей на директорской даче, в дальнем конце сада готовилось застолье: кипели котлы, подъехала машина, доставившая провизию с огородов и ферм. Тогда Джахангир взял Назара с собой в машину — съездить в магазин за спиртным, а когда везли все это на дачу, Джахангир доверительно заметил: «Вот так! А что делать? Надо. Других путей нет».

Назар тогда сделал вид, что ничего не понял. Но сейчас уйти от ответа было невозможно.

Джахангир ждал ответа, посмеиваясь над душевными терзаниями Назара. Бедняга и краснел, и обливался потом, и прятал глаза, устремив дрожащий взгляд куда-то в угол сарая.

— Я… не могу… тысячу… — вымолвил, наконец, Назар.

Джахангир кивнул, отметив про себя: не можешь сейчас, так позже сможешь. Главное, что согласился.

— И вообще, я… — запнулся Назар. Не хотелось ему осложнять и без того натянутые отношения, но все-таки он решил отрезвить наглеца. — Я не могу! У нас все заработанное делится на своих. Поэтому и заинтересованность есть в работе.

— А как ты жить будешь? — насторожился Джахангир. — Завтра мотор полетит — тоже из своего кармана платить станешь?

— Должны снабжать нас.

— Должны, — согласился Джахангир. — В порядке очередности. А тебе сейчас нужна новая техника, чтобы побольше зарабатывать. Значит — что надо?

— Что?

— Делиться! Заинтересовать. Ты подумай, а то потом поздно будет. А может, в город переберешься, к брату? Поможем. Я все улажу.

— Спасибо, Джахангир Холматович, за бескорыстное желание помочь мне, но не могу я уехать: партийное поручение выполняю.

— А-а, ну тогда, конечно, нельзя уезжать, — согласился Джахангир, пряча за иронией злость и раздражение. — Тогда тебе работать надо, как начал. С огоньком! Разговора, считай, не было. Прощай.

Джахангир ушел, и вскоре мимо сарайчика проехала его машина.

Назар прошел под раскидистую урючину и обессиленно повалился на скамейку. Отчетливо представились их будущие с Джахангиром отношения. До этого разговора Холматов только придирался, чтобы скорее прибрать к рукам, а теперь начнет выживать. Итак, вместо работы — борьба.

Послышались шаги. Назар поднял голову — перед ним стояла Зина и смотрела на него с удивлением. Он улыбнулся ей и смущенно предложил сесть на скамейку. На работе они поддерживали строго деловые отношения, и эта встреча под урючиной была первой неделовой встречей. Назар заволновался, обдумывая, о чем говорить. Не о тракторе же?

Заговорила Зина:

— Зря ты на меня кричал.

— Извини.

— Я хотела, как лучше. Трудно тебе?

Ее голубые глаза выражали неподдельный интерес.

— He знаю… Не знаю, как бывает легко, — сказал он задумчиво. — И разве я не прав, скажи?

— Прав, а что толку.

— Если с самого начала так все пойдет, то ничего мы не добьемся. Не будет у нас настоящей безнарядки. И вообще ничего не будет!

— А знаешь, Назар, я не люблю битых. Они трусливыми становятся, осторожными, как мыши.

— Я не буду битым.

— Тогда улыбайся, не раскисай! — Зина села на скамейку и повернулась к нему. — Ну, улыбнись! Ну, пожалуйста!

— Как? — криво улыбнулся он, превозмогая головную боль и сковавшую все тело тяжесть. — Вот так?

— Вот так! — вспылила она, взвилась со скамьи и пошла в бригадный домик.

— Зина, подожди! — бросился за ней Назар, но, увидев сидевших возле летней кухни Степана Матвеевича и Варвару Ивановну, метнулся в другую сторону.

— Чего это они — как брызги по сторонам? — удивился Шалдаев.

— Не понятно, что ли? Хорош отец, нечего сказать. Ты бы сказал ему, что жених у нее есть, нечего приставать.

— А этот не жених, что ли?

— Непутевый, — покачала головой Варвара Ивановна. — А скандальный какой, видел? Выгонят его из бригадиров скоро.

— Не позволим. Бригада у нас теперь — во! — показал он свой кулачище и, довольный сравнением, рассмеялся. — Черта свернем!

Варвара Ивановна посмотрела на мужа и певуче протянула:

— Э-эх, блаженный!

Зачем поехал в партком, Назар и сам не знал. Ведь не жаловаться же на Джахангира. Разговор состоялся наедине, попробуй докажи что-нибудь. А кроме того, знал Назар, любое сказанное против Джахангира слово поднимет возмущение всей его многочисленной родни, которая не раз уже заставляла замолкать и не таких смельчаков. Все знали влиятельных родственников Джахангира, работающих на руководящих должностях в районе и области. Каждый год все их близкие и дальние родственники приезжали в Каратепе к девяностолетнему дедушке Кудрату-бобо, жившему у Джахангира, и на этих встречах присутствовали все совхозные руководители. Сам Джахангир постоянно проваливал работу на всех занимаемых руководящих должностях, но неизвестно в силу каких причин с тем же постоянством регулярно поднимался на очередную ступеньку совхозной административной лестницы. «Осталось стать главным агрономом, а потом — директором», — подумал Назар, представив на миг Джахангира в директорском кабинете с красным знаменем. Мелькнула догадка, что по-байски надменный Джахангир, всегда красиво и добротно одетый, не захочет мириться с обшарпанной кабинетной мебелью и выбросит ее вместе с фанерной подставкой под знамя. А знамя, наверное, распластает по стене, как уже делал в своем маленьком кабинете отделения, когда унаследовал переходящее совхозное знамя от своего предшественника.

Секретарь парткома Роза Ибрагимовна Муратова окинула поникшую фигуру Назара и сказала озабоченно:

— Что-то не нравишься ты мне сегодня. Температуры нет?

— Градусник дадите? — улыбнулся Назар.

— Дам. — Роза Ибрагимовна выдвинула ящик стола, показала градусник. — Что случилось? Рассказывай.

Муратова в свои сорок пять лет сохранила молодой задор; глаза ее всегда светились радостью общения, а задушевный тон располагал к откровенности. К тому же, когда-то она была классным руководителем Назара, и это позволяло ему быть с ней откровенным.

— Рано меня бригадиром поставили, Роза Ибрагимовна, — сказал Назар.

— Та-ак… — задумалась Муратова, сдвинув брови. — И как же ты пришел к такому выводу?

Назар пожал плечами.

— Не пришло мое время. Авторитета нет. Лет через десять, наверное… Институт закончу, поработаю. А сейчас, кто я для них? Мальчишка. Освобождать меня надо.

— Освободим и будем ждать, пока подрастешь? Завоюешь авторитет, станешь степенным? А мы еще на десять лет отложим создание безнарядной бригады. Только ведь авторитет завоевывается делами, а не годами, — покачала головой Муратова и стала строгой и деловой. — А ты ведь у нас не простой бригадир. И не просто работаешь, а выполняешь партийное поручение! Ты наш эксперимент, понимаешь или нет?! По вашему опыту будем создавать другие безнарядные бригады. Ну-ка, рассказывай, что произошло.

Назар онемел. Рассказывать про Джахангира — все равно, что самому облиться грязью и бежать из совхоза прочь. Нет, нельзя! Но как же с ним бороться? Да и только ли с ним? Вспомнился недавний случай, когда они получали солярку для тракторов. Кладовщик сунул ему подписать ведомость и ждал, что он подмахнет ее, как все, не читая. Назар прочел, сверил со своими записями и нашел расхождение всего-навсего в две тонны.