Будни и праздники - Страница 114

— Можно насолить Самусе. Есть одна мысля…

Объяснил, что вчера сломался опоровоз. Пустяк. Мелочь. Трамблер. Но из-за этой мелочи машина сейчас не ходовая. Он, Сумароков, объездил весь Райцентр, и благо, знакомых механиков у него хоть пруд пруди, и достал-таки новый трамблер. Вот что он предлагает. Он подговорит одного знакомого шофера, тот придет к Самусе с трамблером, якобы со своим, попросит за него двадцать пять рублей. Самусе деваться некуда. Найдет, чем расплатиться. Пошушукается с начальником участка и найдет. А они на эти денежки славно погуляют. Только пусть поймут его правильно. Он, Сумароков, делает это не из-за денег. Иначе не сказал бы им ни слова. Просто хочется насолить Самусе. И как же сладко будет пить за его счет, в то время как Самусе не останется ничего другого, как хлопать ушами. Он задорно подмигнул. Могилов радостно захихикал. Дмитрий убрал с плеча сильную ладонь Сумарокова.

— Опоровоз, — сказал он, — нужен не для того, чтобы возить Самусенку в магазин или клозет. Опоры еще не все на трассе. Ты, Николай, это отлично знаешь. И ты, Илья. А если вам пришла охота выпить, пошли, после работы я угощу.

Тут его собеседники как-то странно переглянулись.

Николай поднялся.

— Считай, это была шутка. Ладно! Засиделся я с вами. Пора заканчивать путевые листы. Еще отчеты на мне. Пойду.

Дворец культуры «Гидростроитель» представлял собой бетонный куб с колоннами по фасаду.

Библиотеку Дмитрий разыскал на втором этаже. В просторном помещении, две трети которого были тесно уставлены высокими стеллажами с книгами, — тихо и прохладно.

«Хозяйка» библиотеки очень походила на Ольгу Николаевну, преподавательницу русской литературы, которая когда-то учила Дмитрия уму-разуму. Такая же пышная коса, уложенная венчиком. Та же интеллигентность во взгляде, в каждом слове. Благородство. Образованность. Своя точка зрения. Собственные убеждения. Способность их отстаивать. И — мягкость, непрактичность, неумение идти на компромиссы.

Быть может, он ошибался сейчас в оценке этой незнакомой пожилой женщины. Но зато живо вспомнил. Ольгу Николаевну, и это воспоминание согрело его, потянуло цепочку других: выпускной класс, друзья, родной дом.

— Вы меня запишете? — спросил Дмитрий.

— Пожалуйста. Вы, случайно, не в командировке?

— В командировке. И довольно продолжительной. А разве это имеет значение?

— Имеет, — смутилась она. — Видите ли… С командированных мы берем по три рубля в залог. Потом, при выписке, возвращаем, конечно. Бывают случаи, что человек прочитает книгу и увезет с собой.

— Что ж. Вполне логично. Я не возражаю.

Оказавшись между стеллажами, он долго перебирал книги, гладил их корешки. «Любимое занятие?» — «Рыться в книгах!» Может, не самое любимое, но одно из любимых — это точно.

Без особых хлопот Дмитрий разыскал солидный справочник по теоретической механике (надо попытаться прикинуть прочность моста), а «для души» выбрал биографию Хемингуэя из серии «Жизнь замечательных людей» и ранние рассказы Чехова.

— У вас отличные книги!

— Правда? — женщина зарделась, словно он сделал комплимент именно ей. — Библиотека могла быть полнее, если бы удовлетворяли все наши заявки. Но куда там! Просим одно, шлют другое. Я вот недавно ездила в Москву по делам и познакомилась в магазине «Книга — почтой» с одной замечательной женщиной. Хоть она нас теперь выручает немного. Ведь у нас новый город, столько молодежи! Вам, говорите, понравилось?

— Очень. Не ожидал, что в Райцентре такая библиотека.

— Да, сейчас трудно собрать хорошую библиотеку. Книги расходятся мгновенно. Рост общей культуры… — Она вздохнула. — Правда, далеко не все умеют правильно читать. А еще хуже, когда книгу приобретают ради моды, престижа.

— А ведь вы мало берете с командированной братии, — заметил Дмитрий — Да за эти книги любой три рубля выложит с удовольствием.

— А я не всем и не всё выдаю на дом.

Поговорили еще немного о книгах, литературе, писателях. Когда Дмитрий уходил, библиотекарь вернула ему три рубля.

— Ну зачем же! — возразил он.

— Это вынужденная мера, — мягко проговорила она. — Пока существуют нечестные люди, приходится страховаться от них даже таким малосимпатичным способом. А бывает, сразу видно по человеку, способен ли он на некорректный поступок. Вам, я чувствую, можно верить.

— Разрешите?

— Да, пожалуйста. — Лена улыбнулась и отступила в комнату, приглашая Дмитрия войти.

— Как утюг? — поинтересовался он. — Не подводит?

— Что вы! Обрел вторую молодость.

— Надеюсь, поездка тоже была удачной?

— О! Просто чудо! Вы как новичок, наверное, не знаете, что в окрестностях Райцентра есть искусственное озеро, а неподалеку разбиты участки. У мужа моей подруги там дача.

— Маленькое Черное море?

— Почти.

И в самом деле, ее кожа стала смуглее, а загар, оттененный белым платьем, удивительно гармонировал с цветом волос Лены.

— Вас опять ждут?

— Так часто меня не приглашают, — рассмеялась она.

— В таком случае разрешите мне пригласить вас вечером в «Амударью»?

Она покачала головой:

— Что за удовольствие сидеть в этой столовке, слушать плохую музыку и смотреть на осточертевшие лица!? Сегодня в «курятнике» — так мы называем летний кинотеатр — какой-то шикарный итальянский фильм. А потом можно погулять. Просто погулять.

— Идет.

…Когда они вышли из общежития, зной уже начал спадать. Наступало лучшее время суток. Краткосрочную власть захватывала прохлада. Дождавшись блаженной минуты, чуть ли не все население Райцентра вышло на свежий воздух. Лавочки, пустовавшие весь день, были заняты. Многие выносили из домов стулья и усаживались рядком или кружком: кто сыграть в домино, кто перемывать чужие косточки. Несмотря на поздний час, повсюду бегали и резвились дети, а молодые мамаши прогуливали, младенцев.

— А вот и наш общественно-культурный центр, — информировала Лена. — Это клуб, рядом универмаг, а дальше — «курятник».

Они достигли просторной площади, которой в обозримом будущем предстояло стать центральной. Сейчас она была в стадии формирования, тут и там высились железобетонные коробки.

Сбоку размещался «курятник» — огороженный досками прямоугольник земли, где тесно стояли низкие скамейки. Главным преимуществом «курятника» было отсутствие крыши. Сидеть полтора часа в закрытом помещении — сейчас это казалось немыслимым.

Фильм был пустенький — с погонями, выстрелами, переодеваниями, убийствами, но публика живо реагировала на комические ситуации.

— В школьные годы я очень любил такие фильмы, — сказал Дмитрий, когда они шли из так называемого кинозала. — Сбегал в кино с уроков вместе с друзьями. Правда, тогда таких фильмов было меньше. А сейчас складывается впечатление, что они заполонили все экраны.

— Видимо, учли вкусы зрителей: ведь в кино ходят чтобы развлечься, посмеяться, забыться.

— Да как сказать… Развлекательных фильмов стало больше, а в кино ходят все реже. Видимо, одной развлекательности маловато.

Она ничего не ответила. Молча они прошли несколько шагов. Зрители быстро растекались в разные стороны. Улица пустела.

— Вы бывали когда-нибудь в Киеве? — тихо спросила Лена.

— Не доводилось.

— Ах, как хорошо сейчас в Киеве! А какой воздух! Особенно после дождя в пору цветения каштанов. Господи, как я соскучилась по дождю! Чего бы только не отдала, чтобы оказаться сейчас на Владимирской горке! Чувствуете, сколько пыли в воздухе? А вот подождите — задует ветер… В прошлом году мне так повезло! Дважды выпадала командировка в Киев, и в самые золотые дни. Впрочем, зачем я все это вам рассказываю? — голос ее дрожал.

— Мне интересно, — возразил Дмитрий. — Так вы, значит, киевлянка?

— Была киевлянка, — уже другим тоном, как бы подводя черту, заключила она и быстро спросила: — А вы из каких мест?

— Я-то уроженец Средней Азии. Родился под Ташкентом — в Янгиюле. Слыхали о таком городе? Можно сказать, коренной житель. Детство мое прошло в большом дворе, где соседствовали русские, узбекские, корейские и татарские семьи. Мы, детишки, вместе играли, вместе росли… Словом, я представитель довольно любопытной прослойки, сформировавшейся на стыке нескольких национальных культур. Если угодно — евроазиат.