Будни «Чёрной орхидеи» (СИ) - Страница 270

Мартин потянул концы шейного платка, проверяя, не потеряется ли значок. Понял, что всё нормально, но отходить не спешил.

Ладони его легли на плечи Кэндиса, слегка сжимая, словно Мартин пытался определиться, принять окончательное решение относительно дальнейших своих действий. То ли удержать дистанцию и вовремя прибыть в академию, не опаздывая ни на секунду, то ли притянуть ближе, послав тщательно распланированное расписание дня в бездну.

«Скажите пунктуальности нет, мистер Уилзи.

Вы же понимаете, что не способны устоять.

Вы же понимаете, что давно перестали всерьёз сопротивляться, вместо этого включились в игру и теперь поддерживаете её на должном уровне, поскольку вам она нравится не меньше, а то и больше, чем второму игроку».

Мартин понимал это просто прекрасно.

Кэндис потянул за край галстука, завязать который они так и не удосужились. Мартин перехватил вещь в тот самый момент, когда шёлковая лента готова была соскользнуть с плеча. Перехватил и дёрнул на себя, заставляя Кэндиса податься ближе, сократить расстояние до минимума, чтобы уже в следующее мгновение начать расстёгивать пуговицы на пиджаке – все старания насмарку.

Никакой лихорадки, никакой нервозности, только невероятная уверенность в правильности совершаемых действий.

Галстук как альтернатива лентам.

Стягивает запястье, обвивает его, как змея. То же ощущение опасности, адреналина и возбуждения. Эмоции зашкаливают. Единственное, что служит различием, так это знание: не смертельно. Эта змея не укусит, она лишь подарит наслаждение, если правильно использовать.

– Кэнди…с?

– Да, господин директор?

– Не нарывайся.

– А иначе?

– Узнаешь.

– Я любознательный, так что… Мне, определённо, захочется узнать. Запреты меня не остановят, только сильнее подстегнут любопытство.

– Кэнди.

– Да? – потянуть чуть сильнее, вырывая концы галстука из ладони, заставляя отпустить их.

– Будь хорошим мальчиком.

– Хорошие мальчики живут скучными жизнями, всё самое интересное достаётся плохим.

– И что же ты выбираешь?

– Я люблю рисковать. Очень.

– А как же вопли здравого смысла?

– Отчаянно их игнорирую. Провоцирую других людей, ищу неприятности. Желательно те, что придутся мне по вкусу. В данный момент, например, занимаюсь тем, что отчаянно пытаюсь сделать то, чего никогда прежде не делал. Если и делал, то неосознанно, поскольку не обладаю нужными навыками.

– А именно?

– Пытаюсь с тобой флиртовать. Как думаешь, большой наглостью будет попросить поцелуй? Тот, что принесёт мне удачу.

– Учитывая, сколько ты их получишь, везение не оставит тебя вплоть до конца терма, а то и до выпуска.

– Тем лучше, Мар-тин, – произнёс Кэндис, прикусив нижнюю губу. – Тем лучше.

Удача и, правда, не была лишней. Не только сегодня, но и вообще всегда. Не только для Кэндиса, но и для любого другого человека…

Сложив газету вчетверо, Кэндис засунул её в сумку со школьными принадлежностями и вновь достал стопку фотографий, полученных из рук отца.

Архив, полученный Альфредом за несколько часов до возвращения сына из академии. Никаких комментариев, что-то вроде послания от анонимного доброжелателя, обитающего в стенах «Чёрной орхидеи», прогуливавшегося в тот час по улице и решившего сделать несколько снимков на память.

Вариантов кандидатов, подходящих на роль папарацци, учитывая количество учеников, можно было подобрать огромное количество. И тут же их все отсечь, вспомнив, кого так цепляла личность Кэндиса. Кто с завидным постоянством посмеивался над его влюблённостью, считая её жалкой, не замечая бревна в собственном глазу. Вопрос только в том, любил ли он Кэндиса? Скорее, нет, чем да. Но почему-то отчаянно в это верил.

Долго гадать не пришлось. Кэндис довольно быстро разобрался, что к чему. Вспомнил мимолётные объятия с Алистером в конюшне и его слова, ставшие пророческими.

Бойся тех, кто предаёт.

Бойся тех, кто любит.

Бойся тех, кто предаёт, любя.

Эти люди опаснее всего.

Теперь Кэндис знал, что это предсказание не было пустым сотрясанием воздуха. Оно определило его будущее, послужило переломным моментом. Вряд ли Гаррет рассчитывал на такой результат, когда отправлял фотографии Альфреду. Чего он хотел добиться, на самом деле, Кэндис планировал выяснить в ближайшее время.

Спустившись вниз по лестнице, Кэндис запер дверь, ведущую на смотровую площадку, сверился с расписанием и, нацепив на нос тёмные очки, направился в сторону нужного кабинета, предвкушая встречу с дорогими и не слишком товарищами по учёбе. С близкими и не очень.

Подойдя к нужной аудитории, он не торопился заходить внутрь, замер рядом с дверью, прислушиваясь к разговорам, что вели одноклассники.

Лайза заметила Кэндиса первой и открыла от изумления рот. Кэндис приспустил очки и подмигнул своему заместителю из редакционной коллегии, после чего приложил палец к губам, прося не выдавать его.

Лайза хихикнула, открыла тетрадь и сделала вид, что с головой погружена в учебный процесс.

Постояв ещё пару минут в коридоре, Кэндис потянул дверь и решительно шагнул в кабинет. Снял очки и прикусил дужку, отчаянно сдерживая желание засмеяться над выражением лица Гаррета. Марвел будто бы не живого человека, а призрака увидел.

Затянувшееся молчание раздражало, да и по нервам било прилично.

Следовало что-то с этим делать.

– Я снова с вами, – произнёс Кэндис, улыбнувшись радушно и сжав очки в ладони. – Прошу любить и жаловать.

*

Переосмысление.

Попытки проанализировать все недавние события, имевшие место в его жизни. Да и не только недавние. Препарировать все свои поступки, разложить по полочкам, разобрать на составляющие, расщепить на волокна. Понять, в каких именно моментах совершил ошибки. Накосячил, грубо говоря.

Впрочем, ему для понимания не нужно было тратить приличное количество времени на это самое переосмысление и препарирование. Он сам точно знал, в какие именно периоды жизни оступился и начал совершать ошибки. Одну за другой. Они нарастали как снежный ком, а сейчас действительно раскатали его тонким слоем по асфальту, практически не оставив шанса на реабилитацию. Как в своих глазах, так и в восприятии окружающих.

Он неоднократно пытался оправдать себя, но получалось, откровенно говоря, паршиво. С большой-пребольшой натяжкой.

Чем чаще он об этом размышлял, тем сильнее погружался в состояние депрессии. Приходил к закономерным выводам. Люди могут родиться с определённым набором качеств и характеристик. Речь тут не только о доброте, великодушии, удачливости, красоте и их антагонистах, но и вообще о том, что принято именовать психологическим портретом личности.

Но никто не рождается предателем. Тут уж человек самостоятельно делает выбор.

Оступившись единожды, он, возможно, ещё имеет право на реабилитацию в глазах окружающих, на доверие с их стороны. Но если ситуация с бесконечным предательством повторяется из раза в раз, из года в год, то тут уже никаких сомнений не возникает. Доверие потеряно навсегда. С таким человеком лучше не общаться, если не хочешь однажды стать героем сплетни дня, почувствовав себя облитым грязью с ног до головы. И вместе с тем – опустошённым.

Он много раз ловил себя на мысли, что вспоминает ушедшие дни с теплотой, но когда речь заходила о необходимости поступиться принципами, он сам над собой начинал смеяться и приказывал позабыть о столь ванильных мыслях. В конце концов, он жаждал доказать окружающим собственную независимость. Он отделился от компании, чтобы наглядно продемонстрировать свои лидерские качества и умение привлекать внимание к собственной персоне, потому теперь, получив в награду определённое количество преданных слушателей-наблюдателей, было просто нелепо возвращаться на исходную позицию. Будь она хоть трижды прекрасна.

Впрочем, всё чаще обстоятельства складывались для Гаррета не слишком удачно. Он получил несколько щелчков от судьбы. Депрессивные настроения становились всё более ощутимыми, а оттого – предельно омерзительными.