Будни - Страница 1

Спустя некоторое время после свадьбы Тоотса Бог знает, из каких краев и каким образом в Паунвере прибывают две сестрицы, Юули и Маали, и устраиваются на жительство в доме булочника. По роду занятий Юули – портниха, Маали – вязальщица кофт. Фамилия их из памяти пишущего эти строки выветрилась, но если бы он ее теперь где-нибудь и разыскал, ему все равно не оставалось бы ничего иного, как изменить ее тем или иным образом, ибо никогда не следует сеять себе врагов – они вырастают и сами. Между прочим, автор этих историй пришел к такому заключению, когда у него возникли трения с господином Киппелем, а именно – накануне свадьбы Тоотса. Фамилия же поименованных выше сестер не нужна ни читателю, ни рассказчику еще и по другой причине: вскоре жители Паунвере дали сестрам весьма своеобразные прозвища, которые будут сообщены читателю незамедлительно, как только настанет подходящее для этого время. Старшая сестра Юули, швея, отличается большим ростом, сухопара и неизменно носит огненно-красную шляпу; девица так высока, что еще немного и смогла бы заглянуть в окно верхнего этажа дома булочника. Ее костлявые, но сравнительно широкие плечи увенчивает неожиданно маленькая головка, которая казалась бы еще меньше, если бы ее – в свою очередь неожиданно – не обрамляла толстенная и черная как смоль коса. Единственное, в чем нет ничего особенного, так это спокойные цвета смородины глаза девушки, вполне доброжелательно взирающие на божий мир и на людей. Благодаря аккуратной работе, умеренным ценам и приветливому обращению с заказчицами она вскоре становится подругой местных девиц и женщин; мужчины же, в особенности молодые парни, никак не желают укоротить свои языки и на все лады подтрунивают за спиной портнихи над ее ростом. Маали же, вторая сестра, решительно отличается от первой, как ростом, так и характером. Коротенькая, толстенькая, с каштановыми волосами, она всегда и всюду готова смеяться все равно над чем или над кем; сдержанная серьезность старшей сестры ничуть на нее не влияет. В первые четверть часа знакомства Маали можно принять просто-напросто за кокетливую девицу, которая только и делает, что смеется и хохочет, но впечатление первой четверти часа слишком часто бывает обманчивым; в действительности, Маали находит время и для смеха, и для работы, и для домашних хлопот, в её обязанность входит даже приготовление пищи. Следует ли требовать от молодой девушки большего, если и сами мы вряд ли делаем хотя бы столько?! Маали подвижна, жизнеспособна и жизнедеятельна, ко всяким житейским передрягам относится с завидной легкостью и способна смеяться даже в те минуты, когда старшая сестра сумерничает у окна, подперев щеку рукой и печально глядя на улицу.

Таким образом, сестрички уже несколько недель живут себе спокойно в своем новом паунвереском пристанище, трудятся и пребывают в добрых отношениях как друг с другом, так и с окружающими людьми.

Однако… зависть – растение ядовитое, как говорит старый писатель Я. Ярв.

Как, возможно, помнят читатели по первым моим историям, в Паун-вере уже чуть ли не с допотопных времен проживает всем тут известный мастер-портной Кийр. Этот самый мастер в течение десятилетий считает себя единовластным вершителем портновского дела в Паунвере, и не без достаточного на то основания, ибо лишь два или три раза какой-нибудь другой король иголки осмеливался вступать с ним в конкуренцию. Но срок жизни конкурентов в Паунвере всегда бывал короток – знаменитый мастер быстро делал их посмешищем в глазах местных жителей: он просто-напросто «выедал» их в радиусе 7-8 верст. С течением времени Бог дал Кийру прибавление в рабочей силе, теперь в его доме работают уже 1 1/2 парами ножниц и прикупили вторую швейную машинку. Шагающий в ногу с требованиями времени мастер в конце концов шагнул уже так далеко, что в более спокойные месяцы года, когда заказов на мужское платье становится недостаточно, не чурается и так называемой женской работы. Во всяком случае – мастер по-прежнему любит то и дело употреблять в разговоре это выражение! – да, во всяком случае, доселе в доме Кийров хватало работы, так же, как и хлеба; мало того, стало возможным время от времени отвозить сотню-другую в городской банк под проценты.

И вдруг грянул гром с огненного неба: эта оголтелая удилищеобразная латательница юбок, которая обосновалась в доме булочника, не ограничивается только «женской» работой, но так и норовит прихватить еще и «мужскую», то есть покушается на его, Кийра, ломоть хлеба. Слухи об этом доходят до ушей старого мастера со всех сторон, вновь и вновь подтверждаясь: мамзель в красной шляпе сшила сыну такого-то и такого-то паунвересца костюм и пальто. Даже и собственный отпрыск мастера младший Бенно уверяет, что у нескольких его соучеников костюмы от «новой» портнихи. И главное, работу мамзели в красной шляпе все больше и больше нахваливают.

Такое положение вещей приводит завистливого мастера-портного в бешенство. Он раскрывает все шлюзы и мажет дегтем молодую портниху, словно крышу; но все, как новые, так и старые приемы, к которым он прибегал прежде для уничтожения своих конкурентов, на этот раз не срабатывают. И в один из воскресных дней ему приходится выслушивать следующий, происходивший за его спиной разговор:

«Нет, – говорит какая-то хуторянка другой, – чего ты к нему пойдешь! Пошли лучше к Длинной Юули, она куда дешевле, да и шьет лучше, чем старик Кийр. Гляди-ка, сыну этой, как там ее, пальто сшила, сидит как влитое».

Во всяком случае, – если вновь употребить выражение старого мастера, – во всяком случае, Длинная Юули оказалась конкуренткой куда более серьезной, чем все прежние вместе взятые, и более высокой, чем все прежние, взятые поодиночке. Может быть, первое объясняется тем, что Длинная Юули имеет дело преимущественно с женщинами, а, как известно, среди женщин всегда легче, нежели среди мужчин снискать расположение, будь ты хоть самим чертом.

Естественно и само собою, разумеется, что к портнихе, как к конкурирующей стороне, вкупе с папашей питают злость и три его на редкость привлекательных сына. Мамаша же Кийр, в противоположность им, берется за дело «с другого конца» и старается разведать как можно больше важного о прошлой и даже теперешней личной или так называемой интимной жизни сестер. «Да-а, да-а, одному Богу известно, кем они прежде были и откуда они вообще родом. Разве же вам не случалось замечать, тетушка Кримсли… Нет, нет, с такими птичками нужно держать ухо востро!» И так далее, и так далее.

Каждый раз, когда старший сын мастера Хейнрих Георг Аадниель, направляясь по делам в магазин, проходит мимо дома булочника, вид у него свирепый, как у разъяренного барсука, и он сплевывает влево и вправо, словно бы вблизи жилища Длинной Юули к горлу его подступает тошнота; мысленно же Аадниель беспрерывно подбирает для ненавистной конкурентки всё новые презрительные прозвища, призванные как можно больнее высмеять ее и уязвить. Ведь в Паунвере эта портниха действительно «новая» – факт есть факт! – поэтому в словосочетании «новая портниха» для нее нет ничего обидного, а то, что за высокий рост ее прозвали Длинной Юули – так и это тоже тютелька в тютельку соответствует действительности и не может причинить конкурентке сколько-нибудь значительного морального ущерба. Надо, надо придумать совершенно иное прозвище, которое бы кололо, как иголка! И рыжеголовый, щуря один глаз, хихикая про себя и гримасничая, с завидным упорством подкидывает паунвересцам перлы своего остроумия – такие как Жирафа, Громоотвод, Каланча и тому подобное. Но, несмотря на все его усилия ни одно из этих прозвищ «не проходит» – жители Паунвере по-прежнему называют приезжую либо «новой портнихой», либо Длинной Юули.

И вдруг какой-то нахал (во всяком случае, не Кийр!) придумывает для Юули еще одно, вовсе уж шутовское прозвище – Помощник Начальника Станции, связанное, скорее всего, с красной шляпой особы, о которой идет речь. Прозвище это мгновенно утверждается и, возможно, существует до сих пор.