Будь нужным: Семь правил жизни - Страница 25

Это не очень нравилось привратникам, торговцам влиянием и охранителям, которые попадались на каждом из этапов моей жизни. Больше, чем мое желание поднимать волну, их беспокоило только то, что я не слушаю их нытья, – а мне было плевать, что им это не по нраву.

Отчетливее всего это проявилось, когда я был губернатором. На посту я нарушил кучу правил, и больше всего это возмущало товарищей по партии. После назначения главой моего секретариата демократки Сюзан Кеннеди все переполошились, будто я впустил лису в курятник. Один депутат-республиканец настолько переживал, что пришел ко мне в кабинет, сел на диван рядом со столом, огляделся, словно карикатурный злодей-заговорщик, и прошептал мне на ухо, что Сюзан – лесбиянка (вдруг я не знаю). То есть предостерег. Я это, разумеется, знал, но какое это имело значение?

«Но вы же знаете, что она сожгла свой лифчик?» – спросил он, явно пытаясь во что бы то ни стало заставить меня передумать.

«И что? – спросил я. – Мне-то он нужен не был».

Но все это пустяки по сравнению с реакцией республиканцев, возмущенных тем, что половина назначенных мной судей оказались демократами. Можно подумать, я осквернил могилу Авраама Линкольна, грязно понося при этом Рональда Рейгана! Назначая судей, большинство администраторов от губернатора до президента выдвигает людей из собственной партии. Я сказал команде: мы так поступать не будем. Я попросил просто назвать лучших кандидатов без учета их партийной принадлежности. Зачем? Затем, что я обещал избирателям быть не солдатом партии, а слугой народа, а значит, надо ставить на посты подходящих людей. В итоге демократов и республиканцев среди судей оказалось примерно поровну. Думаю, это вполне справедливо и объективно.

Я рассказал эту историю, выступая в 2012 г. на открытии Института государственной и глобальной политики Шварценеггера в Университете Южной Калифорнии – научного центра по развитию межпартийного сотрудничества, где ставят людей выше политики и видят главную задачу именно в том, чтобы игнорировать установления и нарушать правила. Я рассказал, как зашоренные партийцы в Сакраменто не принимали моего мышления и не могли стерпеть, что я их не слушаю, и объяснил: если предвыборная кампания и работа губернатора меня чему-то и научили, так это пониманию: старые подходы больше не работают. «Всегда так делали» никуда не приводит. «Как есть» людям не особенно интересно (потому они меня, собственно, и выбрали). А моей миссией было служить всему народу, как могу, и я с радостью нарушал запреты, преграждавшие путь к моему видению – прогрессу, переменам и лучшей жизни в Калифорнии.

Жизнь мне это, мягко говоря, не упрощало, но после референдума я твердо взял курс на то, чтобы не тревожиться о том, «как оно есть», и не слушать людей, зацикленных на том, как «всегда делали». Напротив, я сосредоточился на выстраивании – в Сакраменто, в Вашингтоне, а зачастую и по всему миру – связей с теми, кто, как и я, тяготился замшелыми правилами и стремился прежде всего что-то делать. А остальным сказал: или поднимайтесь на борт, или не стойте на пути. А если не сделаете ни того ни другого – имейте в виду, что вас спихнут на обочину или переедут.

Рискуете ли вы, выбирая подобный путь к воплощению своей большой картины? Возможно. Но мы сейчас говорим о вашей жизни и о ваших мечтах, а не о чьих-то чужих. Я убежден: в стремлении за мечтой, за той жизнью, какую вы хотите, рисковать стоит.

Если вы из тех, кто боится рисковать – поверьте, я вас понимаю! – попробуйте переосмыслить риск так же, как мы переосмыслили неудачу. В моем представлении он не более чем условность. Не найдется двух человек, одинаково определяющих это понятие. Это движущаяся цель. Выдумка. Образ. Не тот фактор, на который можно рассчитывать и опираться.

Риск – просто имя для вывода, к которому каждый из нас приходит самостоятельно, оценив шансы на успех в сравнении с последствиями возможной неудачи. Сочтя, что ваш замысел, скорее всего, не удастся, а последствия провала будут разрушительными, вы, наверное, оцените риск как высокий. Если все наоборот: успех весьма вероятен, а неудача не будет вам дорого стоить, – вы не увидите особого риска. Вот только не все так просто: взвесить нужно еще и выигрыш от успеха. Если он невелик, даже незначительного риска порой лучше избегать. Если огромен – как обычно и бывает с мечтами, – стоит вступить в игру, даже если рискуете по всем статьям. На самом деле, если вы хотите чего-то достаточно сильно и эта цель много для вас значит, в какой-то момент вы ринетесь за призом, наплевав на любые риски. Надо признать, расхожие фразы бывают правдивыми: чем больше риск, тем крупнее награда.

Возьмем, например, такого человека, как скалолаз Алекс Хоннолд. В 2017 г. он совершил свое первое одиночное восхождение на пик Эль-Капитан в Йосемитском национальном парке, и многие решили, что этот парень – псих. Что ему надоело жить. Однако через год вышел и получил «Оскара» документальный фильм об этом восхождении. Алекс прославился, начал сниматься в рекламе, и внезапно люди перестали рассуждать о том, чокнутый ли он. Без славы и богатства он был безбашенным экстремалом. С ними стал опытным и рассудительным спортсменом, трудягой и профи, который путешествует по миру и получает деньги за то, что выбирается на природу. Он перестал быть дурным примером, а стал источником вдохновения!

Разумеется, сам Хоннолд никогда не оценивал себя так: это видели в нем другие. Посмотрев фильм и почитав интервью, люди совершенно иначе стали оценивать шансы на успех его восхождения, а чужие мнения о последствиях неудачи (тяжелые травмы или смерть) поблекли на фоне того, как для Хоннолда выглядел триумф. А Хоннолд… остался тем же самым человеком, каким был задолго до того, как мы услышали его имя. Изменился только объем наших знаний о нем.

Ирония в том, что если в нашем восприятии риск для скалолаза снизился, то в его голове, вероятно, только возрос. Не потому, что уменьшилась вероятность успеха (она разве что выросла с опытом), а потому, что последствия неудачи для него усугубились. Вероятность травмы и смерти по умолчанию сопутствует одиночным восхождениям, но теперь у Алекса есть жена и дочь, которые его любят, и фонд, который от него зависит. Он рискует потерять больше.

Именно это всегда было главным для меня, когда речь заходила о риске: что я могу потерять? Причина того, что моя толерантность к риску оставалась неизменно высокой и я делал то, что другие сочли бы маловероятным или невозможным, в том, что в детстве и юности мне было особо нечего терять. А возмужав и в чем-то состоявшись, я, принимаясь за новые дела, знал, как минимизировать потери в случае неуспеха.

Вспомните, каким было мое детство. Что мог я потерять, часами формируя тело в спортзале в Граце или уезжая в Мюнхен работать в тренажерке на незнакомого человека, прежде чем наконец умотал в Америку?

Чего я мог лишиться, нацеливаясь на работу в кино? Если бы я облажался и никто больше не захотел бы меня снимать, я по-прежнему оставался семикратным мистером Олимпией. Я по-прежнему мог бы рассчитывать на помощь Джо Вейдера, на свои методические брошюры и на собственную крышу над головой.

Что я мог потерять, отправляясь в политику? Если бы я проиграл выборы, даже если бы слил теледебаты и опозорился, я все равно был бы кинозвездой – и не только. Остался бы богатым и знаменитым, не лишился возможности использовать деньги и влияние и развивать начинания, к которым я неравнодушен, например Специальную Олимпиаду или программу для школьников «Продленка со звездами».

Вы могли бы возразить: полети какое-то из моих начинаний под откос, я мог бы лишиться репутации. Но это если предположить, что мне не все равно, как посторонние смотрят на цели, которые я ставлю перед собой. Что в погоне за своими мечтами мне нужно или важно одобрение каких-то людей. Если я и искал одобрения – то одобрения судей на соревнованиях по бодибилдингу, одобрения зрителей, покупающих билеты в кино, одобрения избирателей, которые бросали бюллетени в урны. И если не получал его, проигрывал или не достигал цели, я не жаловался, а учился. Возвращался к тренажерам, планам, справочникам – и работал, чтобы стать сильнее или умнее, чтобы вернуться во всеоружии.