СССР - цивилизация будущего. Инновации Сталина - Страница 3

Еще менее способны рыночные силы поддерживать исследования, результат которых вообще не выражается в терминах экономической эффективности, а подчиняется иным критериям, например безопасности. Советское государство исходило не из рыночных критериев эффективности, а из критериев оптимизации на уровне целого — страны. Поэтому такие исследования не считались «ненужными», и проблем с их финансированием не было.

Примером служит катастрофа в Кармадонском ущелье (Северная Осетия) в сентябре 2002 г. Там при сходе пульсирующего ледника погибло более 130 человек. Гляциолог из Института географии РАН рассказывает: «После схода ледника в 1969 г. по заказу Совмина Северной Осетии на Колку отправили экспедицию из сотрудников Института географии РАН. Несколько лет в 70-х годах специалисты-гляциологи изучали ледник и его поведение. В частности, был вычислен объем ледника, его критическая масса… Как только масса превышает эту отметку, ледник не выдерживает своего веса и сходит вниз». Но затем, по его словам, научные работы из-за прекращения финансирования в начале реформы были свернуты, ледник был оставлен без присмотра.

В дальнейшем в ходе реформы наблюдения за ледниками прекратились в России практически повсеместно.

— В тесной связи с изменяющейся природной, техногенной и социальной средой изменяются люди, их коллективные общности (народы и этносы), все общество. Процессы этно- и социогенеза, ускоряющиеся в условиях природных и социальных кризисов, в принципе не могут быть удовлетворительно изучены и объяснены без собственной национальной науки. Этнографическое исследование «извне» всегда будет, по принципиальным методологическим причинам, «империалистическим», проведенным в чужих интересах и изложенным на чужом языке.

В XX веке Россия втянулась в очередной пик бурного этногенеза и социальных преобразований. Такие процессы должны быть объектом комплексного изучения, а не только общественных наук, ибо они тесно связаны с изменениями в природной среде и техносфере. Активное участие в этих процессах (особенно если они приобретают форму конфликта) принимает сама национальная интеллигенция, что создает специфические методологические трудности для исследований.

Советская наука обладала явно недостаточным запасом знания об этничности и, в основном, следовала устаревшим представлениям, согласно которым этнические свойства являются устойчивой сущностью (или даже наследуемыми признаками). Эта преодоленная в современной антропологии концепция помешала отечественной этнологии адекватно оценить угрозу, которую представляла для многонационального СССР мобилизованная политизированная этничность, а также предложить эффективные методы разрешения искусственно раскрученных этнических конфликтов.

Положение спасал огромный опыт, накопленный в Российской империи и в СССР, и систематизированное в научном сообществе неявное знание. Пока что указанная функция науки в описании и анализе этнических процессов в какой-то мере обеспечена усилиями старших поколений научных и практических работников, обладающих неявным знанием и практическим опытом, но налицо опасность разрыва поколений, так что в обозримой перспективе может возникнуть провал.

Активное внедрение в исследования указанных проблем иностранных ученых и фондов (особенно в постановку задач, выбор методологии и трактовку эмпирических данных) чревато важными деформациями и искажениями — втягиванием этих исследований в «империалистическую» парадигму.

— Создаваемая для хозяйства, обороны, всего жизнеобеспечения государства и общества техносфера гораздо сильнее, чем принято думать, связана с природной средой и культурой страны. Поэтому хотя многие ее элементы и целые блоки могут быть импортированы или созданы с помощью переноса знаний и технологий, техносфера страны в целом, как единая система, в большой степени зависит от непрерывных усилий отечественной науки.

В России к началу XX века уже была создана большая и специфическая техносфера индустриального типа, которую должно было «вести» (не говоря уж о ее развитии) адекватное по масштабам и структуре отечественное научное сообщество. «Мощность» науки сильно отставала. К тому же требовался рывок в индустриализации и модернизации всего жизнеустройства, для чего также требовались массированные инвестиции знания, полученного на месте отечественным сообществом. Это и было с самого начала советского периода главной задачей научной политики.

Созданный в советское время научно-технический потенциал мог решать критически важные задачи, хотя для обеспечения комфорта западного типа был недостаточным. Политики, которые пришли к власти в России в

1991 г., радикально отвергли принципы советской научной политики, сознательно создали разрыв непрерывности в развитии научно-технической сферы. Теперь мощности нынешней российской науки явно недостаточны для обслуживания техносферы из-за ликвидации системы отраслевой науки. Что в результате происходит в техносфере России — у всех перед глазами.

В начале реформы было утверждено приоритетное развитие фундаментальных исследований. Такое структурное разделение науки было предусмотрено в «Федеральном законе о науке и государственной научно-технической политике» (ст. 11 Закона декларирует «гарантию приоритетного развития фундаментальных исследований»). Этот принцип реализуется на практике — в структуре сети научно-технических организаций при незначительном общем сокращении их числа произошло выбытие КБ (сокращение только за 1992–1995 гг. на 40 %), проектных и проектно-изыскательских организаций (сокращение на 65 %).

Оказалось, однако, что поддержка прикладных НИОКР через рыночные механизмы совершенно недостаточна, искусственно созданный «капитал» финансировать науку в достаточной мере не собирается — в ситуации, когда приоритетными и срочными с точки зрения жизнеспособности государства и общества становятся многие направления именно прикладных исследований (например, анализ причин и поиск подходов к предотвращению техногенных аварий и катастроф).

— Мир в целом втягивается в глубокий глобальный кризис («кризис индустриализма», «третья волна цивилизации»). Его симптомами служат частичные кризисы — экологический у энергетический, культурный и др. Россия — первая крупная цивилизация, которая испытала на себе воздействие этого кризиса в его радикальной форме. Наука России уже накопила большое, хотя еще недостаточно оформленное, знание о поведении технологических, социальных и культурных систем на изломе, при крупномасштабных переходах «порядок — хаос». Развитие и формализация этого знания, которое совершенно по-новому ставит многие фундаментальные вопросы, важно для самой России, но не в меньшей степени — и для мирового сообщества.

Становление советской науки проходило в процессе осмысления огромного мировоззренческого и, в общем, цивилизационного кризиса начала XX века, который породил и Первую мировую войну, и цепь революций. Они стали реально мировой революцией (хотя и другого типа, нежели предсказывал Маркс). Наиболее глубоко системный кризис поразил тогда Россию, которая пережила крах сословной монархической государственности, развал огромной империи, тяжелую Гражданскую войну альтернативных революционных проектов. Это знание было систематизировано советским научным сообществом и, можно сказать, всем обществом. Оно вошло как важная часть нового знания всей мировой цивилизации.

Осмысление тех катастроф и переходных процессов привело к множеству открытий и созданию новых оригинальных социальных форм, к открытиям в сфере хозяйства, образования, организации самой науки и культуры. Советская научная и общественная мысль завоевали тогда большой авторитет в мировом сообществе, которое, в свою очередь, оказало большую поддержку советским программам развития.

В последние двадцать лет Россия вновь переживает системный кризис нового типа, но тоже как часть мирового цивилизационного кризиса. Пока что функция систематизации, теоретической обработки и представления знаний о кризисе России выполняется, видимо, неудовлетворительно. Во-первых, ученые, которые наблюдают кризис «изнутри», не могут в достаточной мере отвлечься от этических оценок и целого ряда мифов — методологически не готовы. Во-вторых, вся общественная жизнь в России пока еще слишком идеологизирована, что ограничивает свободу исследований и дискуссий. В результате общество и государство не получают тех знаний о кризисе, которые наука уже могла бы предоставить. А мировое сообщество (прежде всего научное) имеет весьма искаженное представление о происходящих в России процессах.