Бруно + Глория и пять золотых колец (ЛП) - Страница 29

Фрэнки отвечает, слегка запыхавшись.

— Разве ты не должен был уже вернуться?

— Откуда ты знаешь, что я не вернулся? Подожди. Ты в порядке?

— Я в полном порядке и очень беременна. Чтобы ответить на твой вопрос, на заднем плане я услышала, как интерком аэропорта объявляет об отправлении из Нью-Йорка.

— Ты скучаешь по этому месту? — спрашиваю ее. Она была шеф-поваром и раньше владела успешным рестораном в центре города.

— Иногда. Нечасто. Приятно приезжать в гости. Но семья здесь. Кстати, когда вы, ребята, вернетесь?

Она уже включает Глорию в нашу семью. А как не включить? Как будто эта женщина с рождения была отмечена как часть клана Коста. Она подходит. Вписывается в наш хаос. Со мной. В моих объятиях.

Сталь внутри давит на мои кости.

— Глория должна быть там через пару часов.

— О-о-о. Что случилось?

— Любовь. Я думаю. — Сталь исчезает, словно изгнанная одним этим словом.

— И ты в ужасе.

Мой ответ — молчание. Узел возвращается.

— Ой, маленький бедненький Бруно. Любовь пугает, это правда. И это тяжело. Но она также прекрасна, волшебна и благословенна. Все зависит от того, чего ты хочешь от жизни. Идти вперед с одиночеством в качестве спутника или пройти сложный путь, где ты должен поставить благо другого человека выше своих собственных желаний, отбросить свое эго в сторону и преодолевать сложные переживания, эмоции и препятствия.

— Когда ты так говоришь, это звучит не очень привлекательно, — ворчу я.

Фрэнки усмехается.

— Это того стоит, потому что вы будете делать это вместе.

Уродливая правда вертится у меня на языке.

— Я изначально пошел на свидание вслепую с Глорией, чтобы не появляться на семейных мероприятиях в одиночестве.

— Это говорит о том, что тебя не интересует жизнь одинокого волка. Ты хотел общения, но эго, о котором я говорила, слишком раздуто, чтобы признать это.

— Фу. Не используй слово «раздутый».

— Я беременна. Привыкай к этому. Думаю, что большое эго — это черта Коста. Оно приходит вместе с уверенностью Коста, но мы можем выбирать, использовать его во благо или во зло.

— Говоришь так, будто болтала с детьми о супергероях.

— Мы читали детскую Библию. Кроме того, у всех нас, Коста, огромное эго и большие головы, но это неважно. Этот ребенок родится со дня на день, и…

Я нажимаю на тормоза в этом направлении разговора.

— Просто признай это, Бруно. Тебе нравится Глория.

Несмотря на то, что сестра не видит меня, я киваю.

— К моему удивлению, Глория оказалась больше, чем просто удобным свиданием. Гораздо больше.

— Ты любишь ее.

— Люблю.

— Она знает об этом?

Я снова молчу.

— Долгое время ты был деловым братом из большого города. Взбалмошным. Скитальцем. Может быть, пришло время остаться. Пустить корни.

Слова Фрэнки напомнили мне о том, что сказала Глория. Напомнили о том, что я действительно чувствую внутри, когда отбрасываю в сторону то, как хочу, чтобы люди воспринимали меня — делового брата из большого города.

— Думаю, должен признать тот факт, что я создал жизнь профессионального бизнесмена, чтобы отмежеваться от нашего семейного, как бы это сказать, размеренного образа жизни.

Вспыльчивая Фрэнки отвечает гневным выдохом опровержения.

— Бруно Коста, ты бредишь? Ты знаешь кого-нибудь еще, кто работает так же усердно, как мы? Кто работает вместе как семья, как мы?

Я наклоняю голову в сторону.

— Наверное, ты права, но в чем моя роль?

— Второй по старшинству брат. Хорошо разбирается в цифрах. Немного серьезный, но может быть и глупым.

Уголок моего рта приподнимается в полуулыбке.

— А как насчет Глории? Если бы у меня были отношения, я бы хотел выкладываться на сто процентов. Но не могу из-за работы.

— Когда в жизни ты не выкладывался на сто процентов? Послушай, если взять за основу наше недавнее начинание, думай о жизни как о пироге. У тебя есть кусочек семьи, кусочек отношений, кусочек отдыха…

Она продолжает, и я улавливаю суть. Фрэнки права. Впервые в жизни я готов признать свою неправоту.

— Но уже слишком поздно. Глория не примет меня обратно. Ее предыдущий жених бросил ее ради Лунного Цветка. Как умная женщина, которой было больно, она ни за что не позволит этому случиться снова, поэтому сомневаюсь, что она примет меня обратно.

— Эх, просто используй Ш.Б.К., он же Шарм Бруно Косты.

Я хихикаю, и никак не могу понять, почему Коул-Космос ушел от Глории.

И замираю. А почему я сделал то же самое и позволил ей уйти от меня?

Когда мы были на гала-вечере «Серебро и золото», я нашел крошечную руку в своем кармане. Роюсь в своей сумке для одежды и вытаскиваю ее. Стальной узел исчезает.

Один плюс Глория не равняется пяти. Я не знаю сумму, и это заставляет меня чувствовать неуверенность. И легкое волнение, потому что это может означать, что я являюсь частью уравнения.

Я знаю, что должен сделать. Что я хочу сделать.

Пришло время вернуть свою женщину. 

ГЛОРИЯ

Честно предупреждаю: не стоит садиться рядом со мной в самолете. Я болтушка. Мне нравится слушать о том, откуда люди, куда направляются и почему.

Но сегодня я молчу.

Натягивание пары тапочек Санты, которые я взяла с собой, потому что во время перелетов у меня отекают лодыжки, поднимает мне настроение, не говоря уже о том, что я снова лечу первым классом. Это приятно, но ничего не делает, чтобы поднять тяжелое облако, которое осело вокруг меня, когда Бруно показал свое истинное лицо и продемонстрировал, что выбрал бизнес, а не нас, наше будущее.

Как только мы оказываемся в воздухе, начинаю смотреть фильм, иначе все, что я буду делать, это перебирать каждое слово, сказанное мне Бруно (и Брайаном, если на то пошло) с момента нашей встречи.

Это бесполезное занятие, потому что он не заинтересован. И ясно дал это понять. Может быть, мои ноги оттолкнули его? Я разваливаюсь на сиденье, слегка побрякивая колокольчиками, которые добавила к помпонам.

Женщина рядом со мной показывает пальцем и говорит:

— Такие милые. Где ты их взяла?

Чувствуя себя подростком с разбитым сердцем, а не деловой женщиной, которая, по крайней мере, должна сидеть как подобает на публике, я выпрямляюсь на своем сиденье.

— О, я их сделала. Глупость конечно. — Слова, когда-то произнесенные Коулом, жалят, когда вылетают из моего рта, но уже слишком поздно брать их обратно.

— Я думаю, они просто очаровательны. Ты сказала, что сама их сделала? Очень впечатляет. Жаль, что я не умею вязать. Тебе стоит продавать их.

— О, я продаю. Через интернет. В маленьком магазинчике. — Я пожимаю плечами, как будто в этом нет ничего особенного.

Женщина поворачивается ко мне с большим интересом, чем тот, кто собирается спросить у меня адрес сайта.

— То есть, ты производишь их массово?

— Я делаю дизайн на заказ и держу запасы более популярных стилей. Это побочное занятие. В основном, хобби. Я также, э-эм, была ассистентом по бизнесу.

— Я закупщик для «МакКинни» в Нью-Йорке, и думаю, что они будут разлетаться с полок, — говорит женщина с энтузиазмом.

У меня открывается рот, потому что «МакКинни» — это самый большой и самый известный розничный магазин в мире. Если бы мы с Бруно остались в городе еще на один день, я бы сделала все, чтобы посетить его. О рождественских витринах ходят легенды.

— Вот моя визитка. Я в Чикаго на Рождество, но свяжись со мной на следующий день. У нас есть постоянная рождественская витрина в магазине круглый год, так что мы протестируем продажи и включим их на следующий год.

Я беру карточку, с трудом веря своим ушам. Она даже не сделала предложение, просто предположила, что я захочу донести тапочки Санты до широкой аудитории и продавать в розницу.

— Только одно. За каждую пару, которую я продаю в декабре, я отдаю одну кому-то нуждающемуся.